Тело шамана - Арнольд Минделл

Чем жестче она становилась, тем больше я разочаровывался в ней. Она была обладательницей невероятных сил и способностей. Однако, несмотря на ее связь с безграничным, мне казалось, что в некотором роде она была жертвой самой себя. Ее требование делать все только так, а не иначе превратило ее в ординарную личность в моих глазах. Подобно другим, не находящимся на духовном пути, она была одержима тем самым духом, что исцелял других и давал им способность проницательности. Она была удачливым воином, который проигрывал битву с дьявольской травкой, спасителем, который, возможно, сам не слышал послания духа. Я помнил предостережения дона Хуана, что люди становятся «фантомами», если они загипнотизированы здравым смыслом, верованиями других или самим духом.

Свамиджи, гуру из Индии, был более искусен в словесных описаниях магических случаев, чем Джоан и знахари. Он обладал магическим даром, и у него было много пессимистических предсказаний относительно будущего нашего мира. «Шива, — сказал он, — это мировое поле. Если Шива против вас, вы еще можете жить, но если гуру против вас, то вас ничто не спасет». Один из расклеенных в ашраме плакатов гласил, что ученик не должен выбирать другого учителя.

Эти заявления не вызвали дружеских чувств у Эми, так как она очень чувствительна к проявлениям недемократичности. Я воспринял эти предостережения философски, как голос старой Индии, напоминающий нам, что учитель так же важен, как и дух. И все же я боялся, что гуру может оказаться фантомом, а не реальным человеком.

Прибыв в ашрам после многочасового путешествия, мы сразу же пошли в зал медитаций. Несмотря на мои духовные устремления, я уснул в углу на куче тряпья. Эми услышала мой храп и окликнула, чтобы я проснулся. Похоже было на то, что гуру нарушил свой традиционный распорядок и собирался появиться в полдень, а не ждать, как обычно, вечера. Это напомнило мне о доне Хуане, который говорил, что охотник ловит свою добычу потому, что в отличие от нее он не боится нарушить жесткие рамки условностей и действовать нешаблонно.

Гуру вышел из своих комнат и подозвал нас к себе для беседы. Позже два его последователя сказали, что он разговаривал с нами дольше, чем с кем бы то ни было еще в течение тех пятнадцати лет, что они его знают. Я был тронут проявленным к нам интересом. Я рассказал гуру, что нуждаюсь в духовном возрождении и мужестве для занятий своей деятельностью. Он ответил, что не медитация, а работа является быстрейшим путем к просветленности. Итак, я встретился с человеком, жившим в состоянии медитативной обособленности от мира, но рекомендовавшим служить ему. Я мгновенно целиком и полностью согласился с этой позицией.

Однако категоричность его суждений заставила меня почувствовать себя неловко. Никто не может определенно знать, что представляет собой другой человек. И все же у меня сложилось впечатление, что он не был ни отрешенным, ни растущим. Был ли я просто современным человеком, ожидающим невозможного от лица, чьи взгляды основывались на трехтысячелетней традиции? Я старался сохранять непредубежденность и помнить, что современная Индия имеет глубинные связи с австралийско-азиатским прошлым и эпохой аборигенов.[37] Тем не менее, хотя он был бесстрашным колдуном и мужественным человеком, старающимся занять свободное место старейшины в мире, избежавшем этого, он был также фантомом, реальным лицом, обладающим потенциалом, позволяющим достичь завершенности, но не подозревающим об этом. Почему я должен был ожидать, что он окажется другим? Когда я наконец перестану искать учителей, вместо того чтобы открывать их в себе или в обществе в целом?

В любом случае, согласно толкованиям древних текстов, гуру, индивидуум или организация могут выжить только в случае существования кого-либо подобного гуру. Символическое значение этого заявления состоит в том, что без ведущего шамана индивидуальные и групповые процессы могут и не получить конструктивного объяснения. Но нигде нет достаточного числа шаманов со вторым вниманием, способных воспринимать двойные сигналы или практиковать контролируемое отпускание. Всегда слишком мало лиц, достаточно смиренных, чтобы помочь другим людям перемещаться в духовном поле. Таким образом, только в случае, если кто-то один или вся группа ведут себя как мудрый старейшина, вы сможете выжить как индивидуум или организация.

Гуру пытаются пробудить ваш духовный потенциал, однако иногда их личное поведение, результат соблюдения многовековых традиций подрывает ваше доверие. Если учитель воспринимает себя слишком серьезно, он становится фантомом, указывающим другим, что делать. Но, может быть, именно такие призрачные учителя являются наилучшими учителями, напоминающими нам, что истину надо открывать каждый момент снова и снова.

Кенийские целители, о которых я упоминал в двенадцатой главе, имели преимущество перед Джоан и Свамиджи. Они жили в общине, которая верила в них и у которой не было письменных традиций, чтобы им повиноваться. Джоан жила в западном мире. Все, что делали кенийские целители, было общим, взаимодействующим и наполненным нагвалем. Например, одна целительница согласилась лечить нас, спросив лишь, готовы ли мы к нему. Она ни на чем не настаивала. Ее отрешенность позволяла надеяться, что она была истинным воином и видящей. Я рассказывал в двенадцатой главе, как эта замечательная женщина монотонно пела и бормотала в сильнейшем трансе, в то время как ее муж и сын играли на своих музыкальных инструментах. Многие присутствовали при этом, включая двух учеников, обучавшихся искусству знахарства. Женщина сказала, что ее сын тоже был учеником. Мы учились все вместе.

Через несколько минут женщина и ученики упали в экстазе на землю. Однако наша целительница через некоторое время пришла в себя и снова спросила, хотим ли мы идти дальше. Наш переводчик объяснил, что она говорила о том, что западная медицина не способна помочь в том, что беспокоило нас. Мы нуждались в специальном лечении. Я был полностью готов погрузиться в церемонию лечения, и Эми после мгновенного колебания тоже согласилась.

На этот раз супруги начали монотонное песнопение вместе, погрузив всех присутствующих в состояние глубокой отрешенности. Женщина вновь вошла в транс, а вслед за ней и другие, пронзительно крича при этом и катаясь по полу. Эта сцена напомнила мне поведение некоторых наших собственных аудиторий при работе с измененными состояниями, и я почувствовал себя, как дома. Я даже подумал, что методика работы с людьми, возможно, начинается именно отсюда. По-видимому, переживание сновидящего тела — это объединяющее различные культуры переживание, через которое можно понять других людей и быть понятым ими.

Внезапно, когда женщина достигла наибольшей глубины транса, ее муж и сын встревожились. Они начали быстро задавать ей вопросы на суахили, но она не отвечала. Наш переводчик сказал, что шаманка зашла слишком далеко и потеряла контакт с реальностью. Ее муж и сын испугались и вмешались в процесс, стараясь исполнением романтической музыки добиться ее возвращения в этот мир.

Мы были удивлены тем, что в этой системе, так же как в шаманизме племени яки, погружение в нагваль считалось некорректным. Смешивание реальных людей и невидимых духов было строго запрещено. Здесь была та, кому мы могли доверять. Эта женщина общалась с духами, но не хотела быть унесенной ими. Она умела любить людей и при этом отделяла их от духов, витающих в воздухе. Она была мастером повседневной реальности и тем не менее могла оставлять этот мир, входить в трансовые состояния, а потом рассказывать о них. Для меня она была истинным и вечным учителем и объективно существующей личностью одновременно. Во всяком случае, она очнулась и рассказала нам о своих видениях. Она видела злых духов, беспокоивших нас; продолжая рассказ, она описала самые большие проблемы, которые были у нас дома. Вопрос заключался в том, что теперь делать. Она снова спросила нас, хотим ли мы продолжать церемонию. Мы ответили пылким согласием, посчитав, что теперь уже слишком поздно поворачивать назад. Она расспросила нас очень подробно о наших проблемах и затем приняла решение вступиться за нас в мире духовном.

Теперь целители попросили нас подождать на улице вместе с другими людьми, пока они рисовали на песчаном полу хижины изображения злых духов, явившихся им в видениях. Закончив, они пригласили нас войти. Они объяснили, что следующим шагом будет проведение церемонии по изменению злых воздействий, делавших нас больными. Они решили нарисовать на песке картину того плохого, что было сделано нам, а затем изменить ее на противоположную. Эми и мне было указано сесть, прижавшись друг к другу под одной шалью, на одной части песчаного изображения. Наши хозяева начали петь, молиться и танцевать. Они приготовили лекарства и принесли пару живых цыплят. Я помню, как прошептал Эми: «Эй, становится жутковато. Сидеть на песчаной картине недурно, но как ты думаешь, мы должны будем проглотить эти лекарства?» Страх стал преградой. Но было уже слишком поздно нервничать по поводу дизентерии или малярии. Один из шаманов сунул ложку лекарства в свой рот, а затем, прежде чем мы смогли воспротивиться, сунул по ложке лекарственного снадобья в наши рты. Как дети, мы взяли лекарство в рот, но не решались проглотить его, пока он не сказал резко: «Проглотите!»