Сова, которой нравилось сидеть на Цезаре - Мартин Уиндроу

12 января

Морозная, звездная ночь. Когда я вышел забирать Мамбл, то, войдя в вольер, не сразу ее увидел. Она сидела в своем уголке, насторожившись и уставившись в одну точку. Прислушавшись, я расслышал тихий шорох в траве у живой изгороди. Я звал сову, свистел, поглаживал ее и даже легонько подул ей в грудку (это ей всегда нравилось), но Мамбл не обращала на меня ни малейшего внимания. Она на меня даже не смотрела. Я замерз и разозлился, поэтому подхватил ее сзади и усадил в корзину. Когда мы вошли в кухню, сова устроилась на своей ночной клетке и уставилась в боковое окно. Мамбл не шевелилась и явно была настороже. Только цыпленок заставил ее забыть о потенциальной добыче, и она благосклонно приняла реальную добычу.

16 января

Сегодня выдалась обычная ленивая суббота. Утро мы с Мамбл, как обычно, провели на кухне. Пока я готовил завтрак, она лакомилась в открытой ночной клетке. Услышав, что сова спрыгнула на жердочку у порога, я обернулся, и она радостно меня поприветствовала – пожалуй, даже слишком радостно, потому что не удосужилась почистить свой клюв после не самой опрятной трапезы. Потом Мамбл прыгнула мне на плечо и вместе со мной вернулась к столу, где я допивал вторую чашку кофе.

Как и в квартире, выходные были нашим основным совместным временем, когда мы наслаждались обществом друг друга. Сова, мне на радость, использовала свою жердочку с подносом, поэтому я взял ее с собой наверх, решив еще раз принять душ. Сова взлетела по высокой лестнице и встретила меня уже наверху. Хотя я оставил дверь ванной открытой, ее гораздо больше заинтересовали книжные полки и моя спальня. Этот визит наверх обошелся мне малой кровью – сова растормошила пачку салфеток, которую я неосторожно оставил на столике (промах, которого я никогда не совершил бы в городе, еще раз показал мне, насколько другой стала моя жизнь в деревне).

За городом сова не утратила причудливой страсти к залезанию головой вперед в узкие туннели – чем уже, тем лучше. Сова сжималась в комок и на животе ползла в щель между полками, ширина которой составляла сантиметра три. В какой-то момент ей даже удалось залезть за книги, стоявшие на полке, и это доставило ей огромное удовольствие, судя по доносившимся до меня счастливым крикам.

К весне 1982 года Мамбл окончательно свыклась с деревенской жизнью. Хотя все увиденное впервые нарушало ее обычное спокойствие, она вскоре привыкла к этому и перестала обращать внимание на всякие мелочи. Единственным исключением был звук (или вибрация?) работающей сельскохозяйственной техники. Ее раздражали вспашка и прочие работы на соседнем с нами поле. Особенно злилась она на дребезжащий трактор, который подстригал живые изгороди. Он ехал очень медленно и издавал ужасающие звуки по мере своего продвижения.

Большая часть просвещения Мамбл происходила, пока я был на работе. Но иногда я находился рядом и видел, как сова замирает в изумлении. Когда фризская корова в первый раз положила голову на изгородь в нескольких метрах от вольера, Мамбл замерла от изумления. Увидев столь невероятную картину, она напряглась и сжалась примерно вполовину. Мамбл распушила перья и зажмурилась. Майским вечером, когда я вышел покормить ее, до меня донеслось устрашающее ворчание. Я увидел, что Мамбл, напрягшись, неподвижно сидит на самой высокой жердочке. Эти звуки были мне знакомы по памятной ночи из своего загородного детства. Мамбл же явно услышала их впервые. Сова зачарованно следила за процессом спаривания двух ежей под кустами малины.

Я полагал, что в сезон спаривания у Мамбл будет больше гостей мужского пола, чем в южном Лондоне. В окрестностях обитало немало сов, а найти Мамбл не составляло труда. Выяснилось, что частота ухаживания ничуть не изменилась – и не изменилась реакция моей совы. В феврале и марте Мамбл была настроена довольно воинственно. Она внимательно следила за потенциальными захватчиками с самым суровым выражением на лице. В Сассексе ее территория заметно расширилась в сравнении с городским балконом. Сова многое видела, но ей приходилось криками и движениями компенсировать свою неспособность вылететь и физически защитить свою просторную «ментальную территорию».

Зимними вечерами я слышал призывы и ответы, но ни разу не видел самца так близко, как это произошло в Лондоне (впрочем, возможно, я просто пропускал моменты этого общения – когда Мамбл находилась в вольере, я был слишком далеко от нее). И все же у меня сохранились записи об одном весьма удивительном эпизоде.

Однажды вечером я вышел забирать Мамбл, она была совершенно спокойна и настроена дружелюбно. Неожиданно сова насторожилась и уставилась на потолок вольера. Она подпрыгнула на самую удобную для такого наблюдения жердочку и продолжила смотреть на потолок. Мамбл переступала с лапы на лапу, поднимала и опускала голову. Ее «компьютер» явно обрабатывал увиденное и услышанное. Она следила за каждым движением таинственного существа. Совершенно ясно, что кто-то кружил над нами в темноте. Я ожидал, что Мамбл издаст предостерегающее уханье или обычное «кии-викк!», но, к моему удивлению, сова молчала. А потом из темноты сверху донесся тонкий крик – это была сипуха, а не неясыть. Мамбл по-прежнему молчала, но взглядом проводила улетевшую птицу. Мне не сразу удалось успокоить свою сову, усадить в корзинку и принести домой.

Дневник

3 июля 1982 года

Я никогда не мог определить, что заинтересует Мамбл, а что оставит ее равнодушной. В воскресенье днем я читал в саду и вдруг заметил, как по газону к дыре в живой изгороди, выходящей на ближайшее поле, крадется соседский кот Бастер. Мамбл выбралась из укромного уголка на высокую жердочку и вперилась взглядом в кота. Кот и сова посмотрели друг на друга с уважением и с солидного расстояния, как пара стрелков из фильма Серджио Леоне. При этом Мамбл не проявляла никакого возбуждения. Она осталась спокойной, сосредоточенной и внимательной: «Мы с тобой оба знаем, что наши пути не пересекаются. Так что иди своей дорогой, Бастер, и каждый продолжит заниматься своими делами…»

С другой стороны, как-то днем, когда я проходил мимо вольера с букетом душистого горошка, сова пришла в явное возбуждение. И такое повторялось несколько раз – и всегда с душистым горошком. А еще говорят, у сов нет обоняния…

Иногда, хотя и не часто, на Мамбл набрасывались мелкие птицы, которые следили за ней днем, несмотря на прекрасную маскировку за густым плющом. Из своей комнаты наверху я слышал, что началась какая-то суета. Обычно все начиналось с тревожных криков дроздов. Когда я подходил к окну, чтобы посмотреть, что происходит, вокруг вольера собиралось множество мелких птиц – воробьев, щеглов, синиц. Все они старались подобраться к вольеру как можно ближе. Птицы нервно перепрыгивали с ветки на ветку, били крыльями, задирали хвосты. И все это сопровождалось настоящей какофонией. Судя по всему, птицы пытались указать на Мамбл кому-то из хищников. Шум и крики продолжались несколько минут, но сова не обращала на это никакого внимания. Она могла моргнуть, но спускаться с жердочки считала ниже своего достоинства. Не пыталась она и принимать угрожающий вид. Это совершенно нормально даже для дикой природы, где сову и ее мучителей не разделяет проволочная сетка. Подобные домогательства никогда не приносили плодов, но выдержка Мамбл произвела на меня глубокое впечатление – я разозлился бы на назойливых крикунов гораздо сильнее, чем она.

Первая реальная добыча Мамбл (жуки не в счет) меня немного разочаровала. Это был земляной червь. Я читал, что неясыти часто охотятся на червей, когда те после дождя вылезают наружу. Но хотя я и поздравил ее с этой удачей в пасмурный мартовский день 1982 года, меня не оставляла мысль о том, что писать здесь не о чем. Подозреваю, рассчитывать на что-то большее не следовало: червя на поверхности земли легко поймать. Кроме того, червяк явно напоминал те шнурки, которыми Мамбл так любила играть в детстве. А самое важное – Мамбл никогда не видела бурых меховых комочков, которые бегали на четырех лапках. Если бы мышь забежала в вольер, то как сова поняла бы, что это ужин? Да и как она могла бы ее поймать? (На случай, если читатель испытывает нежную любовь к червям, спешу утешить: черви вызывали у Мамбл несварение, и она довольно быстро выплевывала этих созданий, которые лежали на земле в полной озадаченности, а потом не спеша уползали прочь.)

Однако в том же месяце Мамбл доказала, что она научилась добывать себе пропитание без посторонней помощи. Довольно солидная местная популяция мышей, которые беззаботно сновали по вольеру, заметно уменьшилась. В хорошую погоду я довольно часто оставлял Мамбл на ночь в вольере, если она не хотела идти домой. Фатальные для мышей инциденты происходили после наступления темноты. Когда я выходил утром, следов ночной охоты не оставалось. Те охоты, свидетелем которых я становился, происходили днем, обычно весной или в начале лета. Так продолжалось каждый год начиная с 1982 года. Вот несколько записей из охотничьей книги Мамбл.