Преступный человек (сборник) - Чезаре Ломброзо

Сюда следует отнести новые работы Вентури по вопросу о преходящем помешательстве Крафт-Эбинга, о половой психопатии, которые, как мы доказали, часто приближаются, по перемежаемости, к амнезии эпилептиков.

Сходство преступников с эпилептиками замечается также в позднем появлении седых волос и плешивости, в одинаковости молекулярного обмена; это сходство дополняется статистикой, указывающей, что среди преступников насчитывается, по Алонджи – 14 %, по Марро, – 12 %, а по Росси – 33 % конвульсивных эпилептиков.

И эпилептикам, и преступникам свойственны: стремление к бродяжничеству, бесстыдство, леность, хвастовство совершенным преступлением, графомания, жаргон, татуировка, притворство, слабохарактерность, моментальная раздражительность, мания величия, быстрая смена чувств и мыслей, трусость, та же неравномерность в развитии по сравнению с нормальными людьми; то же тщеславие, наклонность к противоречиям, преувеличению, болезненная раздражительность, дурной характер, причудливость и раздражительность.

И сам, и вместе с моим товарищем Фриджерио я наблюдал, что во время грозы, когда у эпилептиков учащаются приступы, заключенные в тюрьмах тоже становятся более опасными: разрывают на себе одежды, ломают мебель, бьют служителей. В известных случаях у нравственно помешанных и у врожденных преступников бывает своеобразная аура, которая предшествует совершению преступления и заставляет предчувствовать его; так, например, в семействе одного молодого человека узнавали о замышляемой им краже, когда он начинал теребить нос; привычка, которая, в конце концов, его обезобразила.

Помрачение памяти после совершения преступления наблюдалось Бьянки у четырех нравственно помешанных; известно, что и дети – эти временные преступники, легко забывают свои дурные поступки.

В последнее время Агостини заполнил последний пробел, дававший возможность сомневаться в этой аналогии.

II

Агостини исследовал чувствительность у 30 эпилептиков до и после припадка. Количество произведенных им наблюдений достигает 103.

Он пришел к следующим выводам: чувствительность у эпилептиков вообще понижена в сравнении со здоровыми людьми. Иногда у них чувствительность на одной стороне развита лучше, чем на другой стороне, что находится в зависимости от плагиоцефалии и повышения возбудимости одного из мозговых полушарий; после приступа эта разница увеличивается; коленный рефлекс выражен слабее, но после приступа повышается выше нормы. Вкусовое, тактильное, обонятельное ощущение всегда понижено, равно как электровозбудимость. Наоборот, острота зрения и цветовые ощущения почти нормальны; но поле зрения после приступа уменьшается.

Все это вполне сходно с тем, что наблюдается у нравственно помешанных и у врожденных преступников.

Влияние эпилепсии, однако, простирается гораздо шире; она влияет и на алкоголиков, на лиц, страдающих истерией и половой психопатией, на помешанных. Достаточно прочитать то, что прежде говорилось о мономании убийства, чтобы найти в этих случаях характерные черты психической эпилепсии. Влияние эпилепсии может быть еще обширнее, и ею, быть может, можно будет объяснить таинственные явления гениальности, что было бы очень полезно для нас, так как осветило бы случаи гениальных преступников и случаи перемежающейся гениальности у многих нравственно помешанных и преступников.

В настоящее время, по наблюдениям клиницистов и экспериментаторов, вполне между собой согласных, оказывается, что причина эпилепсии заключается в местном раздражении мозговой коры и обнаруживается то внезапными припадками, то продолжительными, но всегда перемежающимися явлениями, обусловливаемыми вырождением, или наследственностью, или алкоголизмом, или повреждением черепа и т. п. Здесь следует сделать и другой вывод, который я пытался доказать, что гениальность, быть может, есть особая форма психического вырождения, принадлежащая к группе эпилепсий. Доказательством этому может служить то, что гений часто происходит от алкоголиков, стариков, умалишенных; что иногда гениальность обнаруживается после повреждения головы; гениальность часто сопровождается аномалиями, в особенности асимметрией черепа, чрезмерной или недостаточной емкостью черепа; гении часто страдают нравственным помешательством, к которому очень часто присоединяются галлюцинации; у них рано наступает половая и умственная зрелость; гении нередко страдают сомнамбулизмом; они часто кончают самоубийством, представляющим обыкновенную вещь у эпилептиков; у гениев замечаются перемежаемость, в особенности алгезии и аналгезии, наклонность к бродяжеству, набожность, которая обнаруживается даже у атеистов, например у Конта; они подвергаются часто странным приступам страха; у гениев часто замечают двойственность характера, внезапное помрачение рассудка, почти всегда наблюдаемое у эпилептиков; гений часто впадает в состояние бреда, даже под влиянием ничтожных причин. Ему одинаково свойственны тот же мизонеизм, то же отношение к преступности, которое служит связующим звеном между гениальностью и нравственным помешательством. Прибавим к этому особенности восходящей и нисходящей линии гениев, слабоумных, которые встречаются постоянно в семьях гениев и эпилептиков, что мы можем наблюдать в генеалогических таблицах Цезарей и Карла V; у гениев замечается странная привязанность к животным, которую я часто наблюдал при вырождении, а особенно у эпилептиков [44] .

Известная рассеянность великих людей, пишет Тоннини, очень часто есть просто эпилептическое беспамятство.

Но еще более веским доказательством служит сильно выраженное бессердечие, потеря понятия о нравственности, общая всем гениям, больным и здоровым, которая делает наших великих завоевателей разбойниками крупных размеров.

Тем, кому неизвестно, как обширно господство эпилепсии, такие выводы покажутся странными; но в настоящее время известно, что гемикрания, перемежающиеся сциалоррея и простые амнезии должны быть причислены к эпилепсии. Весьма многочисленные формы мономании не представляют скрытой эпилепсии; ибо их появление, как то показал Соваж, часто вытесняет всякий след прежде бывшей эпилепсии. Достаточно здесь припомнить массу первоклассных гениев, одержимых двигательной эпилепсией, или той формой головокружения, теми болезненными приступами гнева, которые суть лишь видоизменения, эквиваленты эпилепсии; таковы Наполеон, Мольер, Юлий Цезарь, Петрарка, Петр Великий, Мухаммед, Гендель, Свифт, Ришелье, КарлУ, Флобер, Достоевский, св. Павел.

Для тех, кто знаком с законами статистики, на основании которых всякое явление есть выражение многочисленного ряда аналогичных, но различных между собой фактов, такое частое присутствие эпилепсии у перворазрядных гениев, великих между великими, заставляет подозревать, что и среди обыкновенных способных людей эпилепсия распространена сильнее, чем полагали; а это дает право признать эпилептическую природу гения.

В этом отношении важно заметить, почему у таких больных великих людей конвульсивная форма эпилепсии встречается очень редко; известно, что эпилепсия с редкими конвульсивными припадками имеет психические эквиваленты, которые в данном случае являются в форме более частого и более глубокого гениального творчества.

Сходство гениальности с эпилепсией особенно поражает при сравнении эпилептического приступа с моментом вдохновения; в обоих случаях мы видим бессознательное состояние, полное деятельности и силы, которое сказывается у гениев – творчеством, у эпилептиков – конвульсиями.

Окончательно убеждает в эпилептическом происхождении гениальности анализ творческого вдохновения; эпилептическая его природа была ясна даже и для незнакомых с новейшими открытиями о сущности эпилепсии [45] . Творческое вдохновение часто сопровождается болевой нечувствительностью, неправильностью пульса, мгновенной потерей сознания, иногда сомнамбулического характера, перемежаемостью; при этом нередко бывают конвульсивные движения, амнезии. Творческое вдохновение часто вызывается веществами или условиями, производящими или увеличивающими мозговую гиперемию; оно вызывается сильными ощущениями; и, наконец, оно может перейти в галлюцинации или следовать за ними.

Сходство вдохновения с эпилептическим приступом подкрепляется более прямым, более глубоким доказательством, исповедью самих великих эпилептиков, показывающих нам, до какой степени вдохновение сливается с эпилепсией. Такова исповедь Гонкуров, Бюффона, а особенно Мухаммеда и Достоевского.

«Есть секунды, их всего за раз приходит пять или шесть, и вы вдруг чувствуете присутствие вечной гармонии, совершенно достигнутой. Это не земное; я не про то, что оно небесное, а про то, что человек в земном виде не может перенести. Надо перемениться физически или умереть. Это чувство ясное и неоспоримое. Всего страшнее, что так ужасно ясно и такая радость. Если более пяти секунд, то душа не выдержит и должна исчезнуть. Чтобы выдержать десять секунд, надо перемениться физически».