13 несчастий Геракла - Дарья Донцова

Впрочем, вполне вероятно, что и в зеленом — калорийный молочный продукт, но, учитывая тот факт, что нарисован только пирог… Бог знает, что там на самом деле: сахарная пудра, дрожжи, корица… А на красном четко видна белая горка пены.

— Ах, Ваня, — всплеснула руками Лика, — вы такой умный, такой образованный!

Я улыбнулся. Девица не так уж дурна собой, тощевата малость, но мне никогда не нравились толстухи.

— Давайте разложим ягоды, — блестела глазами Анжелика, — потом напшикаем сливок, а сверху украсим веточкой мяты. Там, в холодильнике, есть пучок, я только что видела.

Спустя десять минут «икебана» была готова. Лика последний раз прижалась ко мне и прошептала:

— Положу тебе в карман свою визитку, позвони, не пожалеешь!

Я сделал вид, что не услышал заявления, и выскочил в коридор с такой скоростью, словно за мной гнались Али-баба и сорок разбойников.

Лет десять назад — у меня еще тогда не было машины — я увидел в метро прехорошенькую девочку, просто куколку: облако кудрявых волос и наивно распахнутые небесно-голубые очи.

Я никогда не знакомлюсь на улице, но тут не выдержал, подошел и задал традиционный вопрос:

— Девушка, что вы делаете сегодня вечером?

Нимфа обозрела меня, открыла прелестный ротик и хриплым, совсем не нежным голоском сообщила:

— Все!

Честно говоря, я стушевался, а девица хихикнула и уточнила:

— За золотую цепочку даже больше…

Пронесясь по коридору, я влетел в гостиную.

— Боже, как долго! — возмутилась Николетта. — Чем вы там занимались?

— Целовались, — заржал Антон, — обнимались у стола, ха-ха-ха!

Интересно, было бы ему так весело, узнай он, как откровенно приставала ко мне Анжелика?

— Мне вот эту, — заявил Антон и, схватив миску с самым большим количеством сливок, моментально сунул в жадный рот ложку.

— Вкусно? — спросила Николетта.

Антоша выпучил глаза и промычал:

— М-м-м.

— Так здорово, что язык проглотил? — усмехнулся я и сел в кресло.

Маменька решила кокетничать и, закатив глаза, сказала:

— О… так хочется клубники, но я вчера встала на весы и поняла: кошмар, ужас, катастрофа. Антоша, ты почему не ешь?

Двоюродный братец молча сидел на диване. «Небось подавился от жадности», — подумал я, но через мгновение сообразил, что с Антоном творится неладное.

На лбу братца выступила испарина, глаза почти выкатились из орбит.

— Тебе плохо? — испугался я.

— М-м-м, — простонал Антон.

Маменька кинулась к любимцу:

— Дорогой, скажи скорей, где болит?

По-прежнему молча, Антон делал какие-то странные движения руками, он то разводил их в разные стороны, то сводил вместе.

— Послушай, — рассердился я, — хватит идиотничать, немедленно объясни, в чем дело?

— Да, Тошенька, скажи скорей, дружочек, — засюсюкала маменька.

Антон перестал изображать ветряную мельницу. Он ткнул пальцем сначала в меня, а потом в остатки клубники со сливками, по его красным щекам неожиданно потекли слезы.

— Так, — голосом, не предвещающим ничего хорошего, процедила маменька, поворачиваясь ко мне, — ты опять за свое!

— Я?! Что я сделал?

— Снова подсунул Антоше вместо сахара соль, — она затопала ногами, — ты сто раз проделывал с ним такие штуки!

Правильно, а сверхумный Антон каждый раз попадался на одну и ту же уловку. Кстати, когда он решил отомстить мне той же монетой и во время очередного воскресного сборища любезно подал солонку, я, смущенный его приветливостью, сначала осторожно попробовал белую пыль и, сообразив, что передо мной сода, мигом вывернул всю емкость в суп негоднику. Только все это происходило более трех десятилетий назад.

— Николетта, мне же не семь лет, чтобы веселиться подобным образом, — возмутился я.

— Ну не знаю, — скривилась маменька, — видишь, он молчит и ясно дает понять: сливки невкусные.

Я обозлился:

— Нормальный продукт, попробуй сама.

— Ладно, — неожиданно прищурилась Николетта, — сейчас съем ложечку, только из креманки Антоши! И если там окажется соль… Имей в виду, Вава, накажу тебя.

Я пожал плечами: ну не смешно ли! Николетта собралась поставить сына в угол. Маменька схватила ложку, зачерпнула белую пену, подергала носиком и заявила:

— Запах чисто химический, не похоже на натуральный продукт, и консистенция странная, очень вязкая, как пластилин!

Я промолчал. Какой же наивной надо быть, чтобы ожидать от сливок из баллончика аромата, вкуса и качества подлинного молочного лакомства.

Николетта открыла накрашенный ротик, сунула в него ложечку и уставилась на меня.

— Ну что? — поинтересовался я. — Убедилась? Никакой соли или соды!

— М-м-м, — простонала маменька.

— М-м-м, — подхватил Антон.

— Ой, — заверещала, входя в комнату Лика. — Что это с ними, а?

— Не знаю, — совершенно искренне ответил я, — съели клубнику и завыли.

— Да? — изумилась Лика. — А я попробовала ягоды, когда мыла, и ничего.

Внезапно Антон вскочил и выбежал из комнаты.

— Куда он? — вопрошала Лика.

— Может, его тошнит? — предположил я.

В то же мгновение Николетта рухнула на диван и забила ногами по ковру.

— Тебе плохо? — всполошился я.

Было от чего испугаться. Обычно маменька орет в любой ситуации так, что вылетают оконные стекла, а сейчас молчит.

Я налил воды и протянул Николетте.

— Выпей.

— М-м-м, — затрясла головой она.

— Не хочешь пить, тогда ляг!

— М-м-м.

Да что случилось?! В гостиную вернулся Антон и ткнул мне под нос листок бумаги. Я уставился на текст:

«У меня не открывается рот».

Совсем растерявшись, я выхватил из его пальцев ручку и нацарапал:

«Почему?»

«Не знаю, наверное, паралич».

«Отчего?»

«Не знаю!!!»

На этой фразе я сообразил, что у Антона не расцепляются челюсти, но уши-то у него хорошо слышат! Можно же его спрашивать, а не писать на листке.

— У тебя что-нибудь болит?

«Нет», — появилась запись.

— Сейчас позову доктора.

«Что было в клубнике?»

— Сливки.

«И все? Ничего туда не засовывал? Они у меня зубы склеили, намертво, я даже проглотить не успел ничего!»

— Я, по-твоему, идиот?

«Да», — написал Антон с такой злостью, что сломал ручку.

Я повернулся к Николетте:

— У тебя не раскрывается рот?

Маменька судорожно закивала.

— Совсем?

Николетта покраснела, глаза ее расширились, стало понятно, что матушка пытается разъединить челюсти.

— Сядьте на диван, — велел я, — и ждите врача.

— Может, это вирус, — испуганно прошептала вернувшаяся Лика, — вроде чумы, сейчас и нас прихватит.

Мне было очень не по себе, с подобной ситуацией я столкнулся впервые, но хорошо знаю: в случае форсмажора никогда не следует поддаваться панике, надо сохранить по мере возможности холодную голову. Если сейчас засуечусь и заахаю, Николетта мигом упадет в обморок, Анжелика устроит истерику, а Антон начнет метаться по квартире, сшибая мебель. Нет уж, надо изображать полнейшее спокойствие. И потом, похоже, им не так уж и плохо, просто по непонятной причине рот заклинило. Впрочем, иногда такое случается, зевнет человек от души, а челюсти потом не сходятся…

— Во, гляди-ка, — донеслось из коридора, и в комнату вошла страшно довольная Нюша. — Здрасте вам, — продолжила она, — зуб сделали, теперича как новый, хочешь покажу, Ваня?

— Нет, — быстро ответил я, — ступай на кухню и завари нам с Ликой чай.

Нюша шумно вздохнула и с грацией бегемота удалилась. Из кухни незамедлительно полетело ворчание:

— Ктой-то дуршлаг на месте не повесил? Зачем брали? И воды на пол надрызгали, мяту разодрали! Ну чудаки прямо! Чаво хозяйничали!

Я набрал воздуха в грудь, чтобы крикнуть: «Нюша, замолчи!»

Но следующая фраза домработницы заставила меня насторожиться:

— Расшвыряли, разбросали! За каким лешим отвердитель выдавили? Ну, умники!

— Нюша, — заорал я, — ты о чем? Какой отвердитель?

Раздалось шарканье, и домработница вновь появилась в гостиной.

— Во, — сунула она мне пустой красный баллончик из-под сливок, — ктой-то весь упшикал и в помойку зашвырнул! Ну народ! Ну не хозяйственный! Сказано же! Чуть-чуть надо! И стену намочить, в мокром моментом схватывается!

Чувствуя, что земля уходит из-под ног, я постарался сохранить самообладание и твердо произнес:

— Нюша! В этом баллончике были взбитые сливки!

— Да никогда! — подскочила она. — Отвердитель!

— Это что такое? — дрожащим голосом осведомилась Лика.

— Муравьи к нам пришли, — словоохотливо объясняла прислуга, — а позавчера я таракана поймала. Ну, думаю, хозяйка меня со свету сживет, она прусаков до усеру боится.

Я, оцепенев, слушал бесхитростный рассказ Нюши.