13 несчастий Геракла - Дарья Донцова

— Ну! — воскликнула Нора. — И что?

Я вкратце изложил ей ситуацию.

— Замечательно, — одобрила хозяйка, — едешь к этой Ванде Львовне.

Глава 23

Набрав номер, я услышал бойкий девичий голосок:

— Алле.

— Позовите Ванду Львовну, — попросил я и приготовился к тому, что девочка заорет: «Бабуся, тебя».

Но совершенно неожиданно из трубки донеслось:

— Слушаю.

Я закашлялся и повторил просьбу:

— Мне нужна Ванда Львовна!

— Говорите! — звенел дискантом бодрый, молодой голос.

— Э… разрешите представиться, Иван Павлович Подушкин, представитель издательства «Миг».

— Ах, ах, ах, — запричитал голосок, — слушаю.

— Верна ли дошедшая до нас информация о том, что вы собираетесь написать книгу воспоминаний? Если да, то мы хотим купить права.

— Ох, — захлебнулась Ванда Львовна, — конечно, приезжайте.

— Можно сейчас?

— Лучше к девяти, — понизила голос старушка, — никого не будет дома.

Я сунул ключ в замок зажигания и повернул его. Мотор ровно заурчал. Понимаю, как вы удивлены и теряетесь в догадках: ну отчего мне в голову пришла мысль про издательство?

Когда, простившись с Леонидом, я уже направился было к машине, информатор бросил мне в спину:

— Ванда Львовна вздорная старуха, она не захочет общаться с вами.

Я притормозил и обернулся.

— Вы полагаете?

— Абсолютно точно знаю, — ухмыльнулся Леонид, — даже и не пытайтесь к ней подъехать. Впрочем, если не пожалеете денег, могу научить, как ее обаять.

Я спросил:

— Сколько?

— Двести баксов, — алчно воскликнул Леонид.

Любовно разгладив зеленые бумажки, он убрал их в портмоне и рассмеялся.

— Ванда Львовна мнит себя писательницей, кропает рассказики, переводит зря бумагу, сейчас пишет мемуары. Если назоветесь представителем издательства, готового купить ее труд, узнаете о Кузьминском все. Разговор следует построить так: запишите несколько вопросов, а дальше станете действовать по обстоятельствам…

Честно говоря, я не очень-то рассчитывал на благосклонность Ванды Львовны, но послушался Леонида и сейчас был вынужден признать: он свое дело знает. Старуха с голосом двадцатилетней девушки невероятно оживилась, услыхав о покупке прав. Ну что ж, издательский работник — это вполне привычная для меня роль, я ведь работал редактором в «толстом» журнале.

Я уже выруливал на проспект, когда телефон снова завыл. Я резко подал влево и чуть не столкнулся с «десяткой». Тонированное стекло опустилось, высунулась девица лет пятнадцати и рявкнула:

— Слышь, дедуля, ты козел! Поворотник-то есть?!

Вымолвив «ласковую фразу», она унеслась под рев неисправного глушителя своей тачки.

Я нервно рулил, слушая надрывный вопль сотового. Всегда исправно включаю «мигалки», но сегодня, вновь услышав звонок, напрочь забыл о предусмотрительности. Этот телефон просто с ума меня сведет своим воем, может, выбросить его, пока не заработал нервное расстройство?

Мобильник выл. Судя по настойчивости, это Николетта. И точно!

— Ваня, — заорала маменька, — быстро приезжай.

— Зачем? — осторожно осведомился я, поглядывая на часы — до девяти была масса времени.

— У меня сидит Антоша, — радостно тараторила Николетта, — он мечтает с тобой пообщаться! Скорей приезжай! Тут такой сюрприз!

Я поморщился. У моего отца была сестра Ксения. Антоша — это ее сын, мы с парнем одногодки, впрочем, не совсем так, он младше меня на одиннадцать месяцев. Если я кого и не люблю, так это его. Все мое детство прошло под завывания тетушки и маменьки:

— Антоша маленький, ты должен ему уступать.

А двоюродный брат беззастенчиво пользовался привилегированным положением младшего в семье и вел себя просто мерзко. Он расшвыривал мои игрушки, ломал поделки, исчеркивал ручкой книжки. А когда я пытался в честном кулачном бою выяснить отношения, тут же валился на пол и начинал рыдать.

Тетушка кидалась к сыночку, а маменька ставила меня в угол.

Когда мы пошли в школу, Николетта беспрестанно приводила мне в пример братца. «Антон не имеет троек. Он великолепно успевает по всем предметам. Тоша постоянно помогает маме. Антона обожают одноклассники, он талант, пишет картины. Ах, Тончик гениален! Ван Гог, Рубенс, Левитан — все вместе». В мой же адрес сыпались иные «комплименты»: «Вава! Ты опять принес двойку по математике, вот Антоша… Иван! Вновь раскидал вещи в комнате, посмотри на Тошу… Вава! Нельзя постоянно сидеть с мрачным видом в углу, у тебя совсем нет друзей, вон наш Антошик…»

Сами понимаете, почему к девятому классу я начал испытывать к двоюродному брату настоящую ненависть.

С возрастом острота ощущений пропала. Естественно, Антон не стал талантливым живописцем, он не выучился даже на простого художника. Наш подающий огромные надежды талант сидит на каком-то складе, короче говоря, работает кладовщиком. Деньги на похороны Ксении дал я. У родного сыночка не нашлось для погребения мамы ни рубля. Но все равно до сих пор мать постоянно ставит Антона мне в пример. Самую гениальную фразу Николетта произнесла несколько лет назад, когда никчемный племянничек разбежался с четвертой по счету супругой.

— Вот видишь! — назидательно заявила маменька. — Тоша уже в который раз разводится, просто молодец, а ты еще ни разу не женился.

Вы бы сообразили, как отреагировать на подобную филиппику? Я не сумел найти нужных слов!

— Немедленно приезжай, — стрекотала маменька, потом, понизив голос, добавила: — Знаю, что ты вредный, но Антоша, святая простота, расстроится, не увидев тебя! И потом, тут такое!..

К сожалению, я любопытен. Мне стало интересно, ну что еще выкинул милейший Антоша? И потом, если я сейчас откажу Николетте, она обозлится и до следующего визита противного братца будет меня шпынять.

Только не надо считать моего братца утонченным хлюпиком, умильно всхлипывающим при виде раненой птички. Я понимаю, что воображение уже нарисовало вам хрупкого белокурого юношу «со взором горящим». Увы, в действительности Антон при росте примерно метр семьдесят пять имеет вес более ста двадцати килограммов. Он не болен, просто, как все тучники, обожает поесть, в особенности то, что строго-настрого запрещает парню злой доктор: мучное, жирное, сладкое.

На мой взгляд, он выглядит чудовищно, но Николетта, которая каждый раз заявляет мне: «Вава, ты полнеешь, садись на диету», при виде Антоши умильно восклицает: «Ах, Тошенька, мужчина приятен, когда он корпулентный!»

При этом учтите, что я без малого ростом два метра и не набрал девяноста килограммов. Иногда мне кажется, что Антону следовало родиться у Николетты, а мне у Ксении. Тетка всегда хорошо ко мне относилась. Впрочем, тогда моим отцом был бы не Павел Подушкин, а Роман Кнышев, спившийся до полной потери личности полковник. Муж моей тетушки был хроническим алкоголиком — это одна из наших страшных семейных тайн. Роман рано умер и не успел, по выражению Николетты, «опозорить нас перед всеми друзьями». Я его практически не помню. В детстве мне вдолбили в голову, что Антон — несчастный мальчик, отец которого погиб на службе, выполняя очень важное задание. Правду уже в студенческие годы открыл мне отец после очередного скандала с маменькой. Кстати, отец содержал Ксению с Антоном, и многие годы подряд тетка с сыном проводила лето на нашей даче.

Прежде чем отправиться к маменьке, я зарулил в супермаркет и купил коробку дорогого шоколада «Линдт». Николетта обожает эти конфеты и, получив их, делается любезной. Для Нюши я приготовил шоколадку «Вдохновение».

Держа в руках шоколад, я позвонил и приготовился поднести его Нюше, но тут дверь распахнулась и на пороге возникла Николетта.

— Ваня! — взвизгнула она. — Антоша хочет познакомить нас со своей невестой… Что это у тебя? Я не ем такой шоколад!

Я протянул маменьке упаковку «Линдт» за восемьсот рублей, а «Вдохновение» положил на столик у зеркала. Интересно, куда подевалась Нюша? Обычно Николетта никогда сама не открывает входную дверь.

— Такая девушка, — тараторила маменька, пока я надевал тапки, — красавица, умница, богатая! Отец — академик!

Я молча возился со шнурками. Что ж, все правильно, дражайший Антон на своем складе зарабатывает копейки, придется тестю-академику, если он, конечно, не хочет, чтобы любимая дочурка окочурилась с голоду, содержать ее и зятя.

— Вот какой молодец, — размахивала наманикюренными пальцами Николетта, — а я даже умереть спокойно не могу. Да, уже пора позаботиться о душе, но только очередная смертельная болячка схватит меня за горло, как я тут же думаю: а кто же останется с Вавой? Вот и приходится дальше жить! Ну почему у тебя нет приличной, обеспеченной девушки? Отчего воротишь нос от всех, с кем я пытаюсь тебя знакомить?