13 несчастий Геракла - Дарья Донцова

— Что? — напрягся я.

— А вы слушайте, — загадочно улыбнулась Ванда.

На новом месте Петр Фадеевич обзавелся еще одной прислугой, простой такой теткой Степанидой. Ванде было велено готовить и заниматься Сережей. Напуганный двумя женами-шизофреничками, Петр Фадеевич твердо решил больше не связывать себя узами брака. Но он все-таки был мужчиной, причем совсем не старым, и природа взяла свое. Спустя энное количество времени в доме появилась крепко сбитая Сонечка, девушка совсем иной породы, чем Глафира и Варвара, дитя народа, а не вырождающейся интеллигенции. Петр Фадеевич полагал, что спутница жизни с рабоче-крестьянскими корнями должна обладать крепким психическим здоровьем.

Но спустя полгода Соня спросила у Ванды:

— Что это за история с пятном и портретом?

Прислуга рассказала семейную легенду.

— Понятно, — протянула Соня, — ясненько. Ну-ну, поглядим!

Спустя некоторое время она собрала чемоданы и, несмотря на протесты Петра Фадеевича, ушла. Ванде она сказала:

— Привидение ко мне приходило, убить пообещало.

— Ерунда, — попыталась успокоить будущую хозяйку Ванда.

Соня ухмыльнулась:

— А то! Я сразу поняла, в чем дело! Только он псих, еще пырнет ножиком.

— Кто? — обомлела Ванда.

— А то ты не знаешь? — скривилась Соня. — Будто не догадываешься?

— Нет, — абсолютно честно ответила домработница, — и на ум не идет.

— Уж прямо, — сморщилась Соня. — Сережа блажит, ходит в платье по квартире, привидением прикидывается, небось в маменьку сумасшедшую пошел, я с такими людьми дела иметь не хочу, на мой век нормальных хватит.

Глава 26

Ванда обомлела, подобного поворота событий она просто не ожидала. Ничего не сказав Петру Фадеевичу, она полезла в чулан. Хозяин все никак не решался выбросить вещи Глафиры. Платья были сложены в сундук, который перебрался вместе с Кузьминскими на новую квартиру. Ванда Львовна, притворно охая: «Моль полетела, надо одежду нафталином пересыпать», вывернула содержимое кованого короба.

Глафира родила Сережу поздно, в тридцать пять лет. В кофре лежало много ее одежды, по которой было видно, как менялась мода: пара пышных бальных платьев, потом крепдешиновые вещи начала сороковых… Увлекшись живописью, Глафира часто писала портреты, наряжая натурщицу в одежду прошлых лет. Но себя, на том самом, «кровавом» полотне, она изобразила в старинном платье, жемчужно-сером, с воланами, доставшемся ей от матери. Когда-то именно в нем матушка Глафиры была представлена ко двору. Ванда Львовна развесила наряды на вешалки, чтобы проветрить, и сразу поняла, что Соня говорила правду. Все костюмы были слежавшимися, они имели характерный запах белья, которое годами не вынимается из сундуков. Серое же платье, оказавшееся на самом верху, выглядело свежим. И еще от него исходил запах мужского одеколона «Шипр». Не так давно Сергей начал бриться, и отец подарил ему первый парфюм. Впрочем, особого выбора у мужчин в то время не было: «Шипр», «Тройной», «Гигиенический» и «Полет». Петр Фадеевич приобрел сыну «Шипр», сам он вообще не пользовался кельнской водой.

Ванда Львовна прозрела. Память стала услужливо подсовывать детали. В свое время, сразу после смерти Варвары, она нашла у Сережи под тумбочкой кисточку, испачканную красной краской. На вопрос: «Это откуда?» — мальчик спокойно ответил: «Лисочка потеряла, вечно все разбрасывает».

Дрожащими руками Ванда Львовна разгладила платье. Вот оно что! Сергей, как всегда, затаил обиду и отомстил мачехе! Пугал ее, нарядившись Глафирой, рисовал на портрете пятно. Варвара не была сумасшедшей, психически неуравновешенной ее сделали горы таблеток, которые запихивал в супругу обеспокоенный Петр Фадеевич. Психотропные средства не следует принимать здоровым людям, тем более это было вредно делать в начале пятидесятых годов, когда фармакология еще была невысокого уровня. Сергей планомерно довел мачеху до самоубийства.

Потом в голову Ванде Львовне пришла такая страшная мысль, что она чуть не упала в обморок. Господи, вдруг Варвара не сама воткнула ножницы себе в шею? Такой дикий способ ухода из жизни избрала Глафира, но она-то была настоящей сумасшедшей! Вдруг Варвару сгубила чужая рука?

У Ванды Львовны задрожали ноги. Стараясь казаться, как всегда, приветливой, она проработала у Петра Фадеевича еще месяц, а потом уволилась под предлогом плохого здоровья. Кузьминский не хотел отпускать Ванду, но она, договорившись с приятельницей-медсестрой, легла к ней в больницу. Пришлось Петру Фадеевичу вновь звать уволенную за болтливость Степаниду. В пятидесятых годах было очень трудно найти домработницу, молодые женщины предпочитали идти работать на производство, там можно было выбиться в люди, получить квартиру, путевку в дом отдыха, найти мужа.

— Я точно знаю, — уверяла Ванда Львовна, — Сережа убил мачеху, и Соню он пугал. Так-то вот! Ну и чем не «Кентервильское привидение»?.. А дальше с ним вообще анекдот вышел.

— Вы о чем? — насторожился я.

Ванда усмехнулась:

— Бог шельму метит! Степанида в соседней квартире жила, вместе с дочерьми Ритой и Анечкой. Уж как девочкам Сергей нравился! Они вокруг него вьюном вились! Только Петр Фадеевич все делал, чтобы сын глаз на них не положил, не желал родниться с кухаркиными детьми! Впрочем, Сереже они тоже нравились, в особенности Маргарита, она ему по возрасту тогда подходила, Анечка была намного младше! Ну как? Годится такая история для книги? Между прочим, я каждый день работаю, уже сорок страниц написала!

Поболтав с Вандой Львовной еще около получаса, я поехал к Норе. Меня одолевали тяжелые мысли. Значит, Нора, вместе с ее пресловутой женской интуицией, абсолютно права, разгадка всего происходящего в доме Сергея Петровича лежит в его прошлом. Вот почему он убрал Риту и Анну, наверное, сестры знали о том, что он убил Варвару, и начали его шантажировать. Насколько я помню, дела об убийствах не имеют срока давности, привлечь Сергея Петровича к ответственности можно и сейчас.

Значит, он избрал прежний план действий, бродил по дому, переодетый Глафирой. Бедная дурочка, горничная Катя, небось испугалась до потери пульса… Зачем он убил эту девушку? Где найти улики?

Внезапно я сообразил: платье. То самое, шелковое, серое. Я держал его в руках, и мне одежда не показалась старинной, но, право слово, я плохо разбираюсь в дамских нарядах. Однако знаю точно: наука криминалистика пошла далеко вперед. Если принести платье в лабораторию, эксперт быстро определит, кто надевал его в последний раз. Человек может очень аккуратно носить одежду, но он всегда оставляет на ней следы: частицы кожи, волоски, капельки пота. Этого вполне достаточно, чтобы сделать выводы. Значит, надо отыскать платье и вручить его специалистам!

Элеонора, выслушав мой рассказ, пришла к тому же мнению.

— Обязательно отрой тряпку и привези ко мне, — велела она.

— Я уже один раз доставлял его сюда, а вы приказали опять засунуть платье в корзину к Валерию, — не преминул заметить я.

— Тогда были другие обстоятельства, — рявкнула Нора. — Рысью к Кузьминскому и ищи наряд.

— Полночь пробило. — Я попытался опустить ее на землю.

— И что? — обозлилась хозяйка. — Самое время по кладовкам шарить!

— Платье забрал Кузьминский, — напомнил я.

— Не выбросил же он его, — парировала Нора, — и, думается, не у себя повесил. В доме есть общая гардеробная?

Я растерялся:

— Не знаю.

— Так поищи, причем сразу, как явишься в коттедж, — железным тоном вымолвила Нора.

Когда я подкатил к особняку, во всех окнах плескалась темнота. Аккуратно втиснув машину в гараж для гостей, я прошел в дом и удостоверился, что все крепко спят. Для этого мне пришлось нагло открывать чужие спальни и заглядывать внутрь. Сначала я испугался, увидав пустую кровать Клары, но потом обнаружил ее в мансарде у Беллы. Лариса Викторовна тоже путешествовала в стране Морфея, спал и Валерий. У него на тумбочке мерцал ночник.

Я прошел на кухню, с наслаждением выпил крепко заваренный чай и задумался. При каждом покое имеется гардеробная. Но, думается, Нора права. Вряд ли Сергей Петрович повесил платье среди своих костюмов. Наверное, по многим причинам ему не хотелось иметь его рядом. Может, в доме есть еще и общий «склад» вещей?

Проведя в особняке Кузьминского довольно долгое время, я ни разу не заглянул в хозяйственные помещения. Мне не было нужды изучать кладовки, я слишком хорошо воспитан для того, чтобы в отсутствие хозяина рыться в его вещах. Но ремесло детектива порой требует отнюдь не светского поведения…

Поуговаривав себя минут пять, я встал и пошел по длинному коридору, тянувшемуся за кухней. За первой попавшейся на пути дверью была кладовка: банки, бутылки, пакеты, мешочки. Следующее помещение оказалось прачечной. Целых три стиральные машины, куча подставок с развешанным на них бельем, гладильная доска и утюг. Напротив располагалось хранилище вина. В особых ячейках лежали бутылки, покрытые пылью. Кузьминский объяснил прислуге, что протирать емкости нельзя, вино, как правило, плохо переносит тряску. Именно поэтому в наших магазинах торгуют поголовно «убитым» вином. Настоящее «Божоле», «Бордо» и иже с ними путешествуют только лежа и в торговой точке никогда не принимают стоячего положения. Хотите полакомиться настоящим вином, поищите магазин, где оно уложено в подставку.