В месте здесь - Александр Михайлович Уланов

особенного там не было. Но оно как-то само отпадает. А хорошее зачем выбрасывать? Из путешествия возвращаюсь немного другим – но так и тебе интереснее. (И очень больно терять связь с некоторыми людьми – потому что их не придумаешь и не восполнишь никак.)

Может быть, не надо беречь специально – просто если это живет, оно со мной всегда? (Как остается навсегда значимый человек.) Но воспоминания иногда могут и помешать – вижу не то, что есть, а то, что помню. То есть ты очищаешь память, чтобы встретить новое. Но всё равно ты смотришь памятью, хотя более глубокой, наверное.

И близость – да, радость, работа, подарок, всё сразу, а другие – бог с ними, пусть живут как могут.

– Будем друг от друга отдыхать периодически? Это правильно, ибо иначе сотрёмся в порошок. А ты, право, нашёл проблему. Ну и что, что ночей нет? Будем их больше ценить, когда они появятся. Провела воскресный вечер, вернее, его остаток, – потому что тебя всё-таки много, почти достаточно (всегда будет почти!) – с тобой. Ещё начинаю по тебе скучать, когда ты засыпаешь. Хожу в твоём замшевом подарке. Тепло, как летом. Очень кстати ты его привёз. Можно сказать, что ты греешь мою нижнюю часть тела самым непосредственным образом. Кошка уволокла коврик из прихожей в кухню. Везде горы песка. Как жить и передвигаться?

– Письма нужны, многое хочется сказать и после встречи, и перед, вот оно и не пропадает. А спугнуть я действительно боюсь – и давно замечено, что в тексте назвать прямо – означает убить, то есть просто повесить ярлычок, не позаботившись понять и почувствовать, что за этим стоит. Разговор не стихотворение, конечно, и иногда можно чуть определить – но всё же. Скучать, когда засыпаю – когда ты знаешь, что я в этот момент засыпаю где-то без тебя? я тоже это чувствую – вообще ночью присутствие и отсутствие ощущается сильнее. Или – если я с тобой, когда заканчивается разговор? Но боюсь разговорить тебя и оставить вообще без сна – я же просыпаюсь раньше, и очень люблю с тобой рядом лежать, пока ты сонная – то есть вечером у меня есть вечер и ожидание утра – конечно, не хочется оставлять тебя, уходя вечером в сон – но будет ли он тогда вообще – и чувствовать тебя засыпающую тоже очень хорошо. Была у меня идея помочь тебе в борьбе с вишнёвым пирогом – но ты с подругой справишься – и есть некоторая надежда на ночь вторника – а человека, если он близок, не хватает всегда.

– Мы сумели жить без гарантии, потому и дошли друг до друга. И хорошо проезжать на автобусе и угадывать твои окна.

– Спишь с телефоном, а не со мной! А я всё равно тебя

– Дело не в расстоянии – виделись вчера, я пытаюсь писать статью, смотрю в окно на белые склоны за рекой, на граненый купол армянской церкви – умирать от тепла можно и на нулевом расстоянии, касаясь друг друга, – и на расстоянии писем. Краски тебе есть, календарь тоже – сможешь смотреть на своих родственников от леопарда до каракала – но ведь и день рождения выделять не хочется – потому что каждый день встречи – .

– Нет противного ощущения неловкости, когда знаешь, что тебя не поймут, и что именно по этой причине нет смысла разговаривать. Свобода. Собственная и уважение к чужой. Это так здорово – знать и чувствовать, на каком расстоянии от человека нужно быть, чтобы ему было комфортно, но и не слишком далеко, не обделяя его своим вниманием. Недеструктивность твоя очаровательна, когда ты даже кошку со стула согнать убедительно не можешь.

– Вот теперь ты увидишь, как я читаю твои письма – долго – улыбаясь – порой глупо – и отвечаю – тоже долго – вписывая кусочек туда, кусочек сюда – может, и в самом деле письмо лучше – в говоримое не впишешь – хотя ты, наверное, заметила мою любовь к оговоркам – не раздражает? – потому что ты со мной – и с собой в то же самое время – мне ведь именно этого и хотелось. А когда человеком интересуешься, себя отставляешь в сторону, чтобы слушать его – тебя то есть – постараться понять, какая ты. Это, конечно, не только к тебе относится, но и к книге, к предмету какому-то – постараться расслышать обращённый ко мне голос. И это еще не близость, он ещё не дорог. Но как иначе расслышать? А когда близость – чувствуешь чужую боль сильнее своей – но это близость и есть? То есть это как-то вроде бы опять нормальные логичные вещи? Иногда непонятно, почему все или почти все так не делают.

– Что смеёшься, когда после поцелуев говорю, что приходил книги читать, а после книг – что целоваться. Хочется и того, и другого, и третьего, и десятого, а реализуется всегда только одно – вот и вздыхаю чуть о небывшем – но только чуть, оно потом будет.

– Я несколько печален – потому что от очень многого уберечь тебя не смогу – надо как-то стараться жить поверх – не забывая, потому что от этого не уйдёшь, а – как-то обрабатывая и переходя к более интересному.

– Мы, похоже, встретимся очень скоро – в электросетях говорят, что ты с позапрошлого года не платила – они тебе посылали письмо с предупреждением – и, зная твою хозяйственность, не решился я им доказывать, что это всё неправда – а сейчас они вообще хотят тебя отключить, а за подключение ещё денег содрать – так что надо это все решать быстрее – найди старую расчетную книжку, я к тебе зайду, посмотрим ещё счётчик – так что до встречи! А с газом-то у тебя как? тоже – умирала весь год от нежности, какой уж тут газ?

Ведро лесной клубники закрыто лопухами. Ночью кто-то отодвинул лист и аккуратно доставал из прорехи ягоды, так что образовалась небольшая ямка. Причем существо выбирало те, что поспелее – несколько зелёных ягод лежит сверху лопухов. Птица или мышь – но разве не могла она сама набрать ягод в тридцати метрах от этого места? Совсем звери обленились.

– Я от себя устала. Плачу.

– Подожди меня и со мной.

– На выходных хочу побыть одна, чтобы разобраться во всём, в частности – в причинах моей усталости на минувшей неделе. Не