Прощай, Атлантида - Владимир Шибаев

– Не совсем правильный Вы бандит, Евсей Евсеич, – в сердцах, но тихо прошептал географ.

– Просто я крутой, а не замороженный. Могу позволить себе иногда человечиком быть, – тоже тихо процедил Евсей.

Стекляшка, бывшая при социализме главной районной пельменной или парикмахерской округа, теперь внутри оказалась тиром. Алчущие адской воды степенно, многими приветствуемые, прошли внутри оказавшегося удобным для стрельбы ангара, где десяток крепких хлопцев, лежа и стоя, грохали по дальним, плывущим в сизом дыму мишеням из самого разного тренировочного оружия – а особенно из автоматов, исходящих в руках стрелков лающей злобой и крупной дрожью. И у Арсения Фомича невольно мурашки начали по спине совершать мелкие постыдные перебежки, когда эти ребята, оторвавшись от пораженческих настроений, окруженные на головах крупными блинами наушников, провожали Степину спину взглядами, как бегущую мишень.

– Банковская пехота, охранный сервис, – прокричал несколько оживший Евсей. – Лупят в неделю по четыре часа, а ментовка…ну, вохра, по часу в месяц, и то норовят патроны покрасть. И у кого целка точнее? И у кого кучность не разбросана?

А за ангаром приютился, действительно, маленький ресторанчик, и довольно приличный. В одной из отгородок со стенами, сплетенными из неведомых цветущих лиан и дальневосточных актинидий и оставил Евсей географа, буркнув:

– Погоди айн секунд. Хавалку пускай сам официант подбросит. Через час сюда китайца набежит, миноги обсасывать и червей лизать, а меня в губернию пхать, так я хоть с тобой в предвариловке рюмку-две сожру под приличное лицо, – и куда то исчез.

Тут же появился бугаек в фартуке, попросил: "Локотки приберите", и стал наставлять закуски и фужеры, бормоча вполне понятное: " кристальной накапать?…вискача фирменного примешь?…можжевеловка самая ягода опять…".

Но вдруг напротив географа на мягкую, отнюдь не для подсудных скамью с резной спинкой уселся паренек и со школьными ужимками поинтересовался:

– Здорово, слесарек-географ. Ты чего тут ошиваешься, засор разве где?

Это был ведущий руководитель совещания в разудалой "Касабланке", представитель пришкольного сословия на митингах и ответственный хлопец Папаня.

– По приглашению банковских кругов "Гудбанка" сюда доставлен, – осторожно озираясь, сообщил Арсений. – Они настаивают нажраться, в общем и я готов по совокупности фактов биографии, но печень! А Вы какими судьбами тут?

– Ты меня, товарищ преподаватель, сложносочиненными предложениями не путай, мы еще не все продленки посетили. Гони проще, – задумчиво протянул подросток, думая явно не о том. – Я тут не с судьбами. У меня судьбы нет, одна общественная морока, братух от беды стремить. Я тут ишачу: хозяин я тут, во всей этой шалманной. Ну по жизни…владелец. А Барыге и точно сейчас отстой. Шальной народ его на губернию пхает, а он копыта в упор, и ни в какую. Орет – надо мне это расстрельное дело, не шейте. А кому еще – другие и подавно пацаны безтормозные, я маломерка-недоучка. Плохо ему, в губернаторы, а кому щас хорошо? – пожалел соратника мальчуган. – Я тебе это вякаю, потому что знаю – ты не трепливый. Ты его, слесарек, не тавмировай без опознанки, чутче его держи, раз в нашу команду попал. Будто старая училка, по пению, а он твоя лучшая запевала. Лады?

– Лады то лады. Конечно, я ему буду только хорошее напевать.

– Во! – поддержал подросток. – А то он еще с не той масти выйдет в расход. Я его жалею, на трудном месте сидит, арифметику, знаешь, как надо знать. Это тебе не мать-перемать.

– А вы что же? – указал географ на стол. – Покушайте…выпьете?

– Мне нельзя. Я же школьник числюсь. Когда в нашей матери-родине каждый школяр начнет дурь нюхать и ханку жрать – чего это будет за матерь? Нам, слесарек, что завещал безголовый и безрукий – учиться и учиться, а не бормотуху лакать. Научись кто чему может – воруешь, так хорошо воруй, слесаришь, так на совесть. Давалка ты – так в чистоте и уважении к чистому клиенту, профессор ты – так учи по-ленински без взяток.

Налог мы и с торгового ворья сберем. Профессор, пишут, как рядовая подметалка хавкает, а должен – по крайней, как профессионал-щипач. Ладно, слесарек. Ты скажи мне, ты, случаем, не слыхал – кто это такая была, атлантида? А то мне один кореш прожужжал.

Тут подошел распаренный, красный Барыго и, отчаянно жестикулируя, сообщил Папане:

– Желтые через час припрут. Удавливать дружбой будут. Ты бы хоть посидел, меня с бортов подстраховал.

– Сам, сам, – степенно поднялся подросток. – Все вас учить, подготовишков, надо. Я вам тоже тут не бронзовый Владимир Ильич, – и скрылся.

Евсей судорожно нагрузил себе разных закусок, плеснул в крупный стакан, опрокинул со вздохом и стал суматошно работать вилкой и челюстями. Потом оторвался от тарелки и удивленно уставился на географа:

– Ты чего, Арсений Фомич, три раза на дню по ресторанам брюхо упражняешь? Кушай, пей. Давай плесну в стакашку. Ну, вот. Со свиданкой.

– Эти, – крикнул он, указывая вилкой вверх и вокруг, – все меня в аппаратную свару сватают, потоками экономики крутить, имидж с месседжем ковать, вашу мать. А я, Сеня, – выпучил он глаза, – как чинушу-волкодава увижу, сразу рученки сами к удавке лезут. Мне эти кувшинные моськи во где! – и он так отчаянно дернул ножом, которым проффессионально орудовал до этого, у горла, что географ невольно, как фламинго, подавился форелью. – Сколько я пакетов, да кульков с зеленью этой шушере перетаскал, как вспомнишь – за державу обидно. Да на эти поганые бабки мы бы яслей для безмозглых с детства понатыкали, детсадов для плохоговорящих из слабых семей понаставили и приютов-качалок для старых немощных жоп. А так – в лисьи норы, и все по загранкам. Приду в начальники – всех удавлю, будут у меня крысаки рысаками бегать, заботой ошпаренные. Чтоб область в будущую сознанку скакала. А кто на скаку остановит – подойду к кувшинному и тихо скажу, сегодня утюг тебе в пах, а завтра бери лопату, и будешь себе ямку, буратинка, скресть. Давай, Сеня, выпьем. За ямку. Слабо пьешь, слабо вилкой орудуешь. Ты, небось, когда парень был – при родителях состоял? В университетах, я слышал, изучался, портки мучил.

– Был такой грех, – согласился географ.

– И имя у тебя хорошее, Арсений. Галлий, арсений, америций, скандий – редкоземельное имя, земеля. Вот какие имена людям давать. А мы из под полы, ну, наши пацаны, – косоротым друзьям вынуждены за копейку дарить, да за обещалку. Потому что на всех углах жопа-чинуша глядит смотрящим. А я бы, может, вместо этой мороки, лучше в университет какой сходил. Или девушку полюбил. А все некогда. Давай, пей. Ты, небось, Сеня, когда в студентах батрачил, и девушек тогда уважал?