Уходящая натура - Фридрих Незнанский

Потом он просто отключил телефон. И до самых сумерек их никто не тревожил. Они с дочкой ели шашлык, запивая томатным соком. А для Ирины Генриховны открыли сухое красное вино. А потом, набив вкуснятиной животы под завязку, неспешно гуляли вдоль водохранилища, на котором и лед-то еще не сошел полностью. Турецкий обратил внимание, что на озерах лед исчезает сначала у берегов и только потом на середине. А в морях наоборот. Где-то уже бушует открытая вода, а у берега — толстенные льды. К чему Александр Борисович вспомнил об этом — он и сам не знал. И порадовался, что может думать еще о чем-то, кроме расследования. И даже вообще ни о чем не думать.

И только вечером, вернувшись домой усталым от отдыха, радостным, что удалось выкроить такой замечательный день, он все равно ощутил смутное беспокойство. Будто бы за этот время он мог сделать что-то полезное и важное. Но не сделал…

5

— Позвольте с вами не согласиться. Понимаю, что горбатого лишь могила исправит, однако я должен попытаться рассеять ваши заблуждения. О какой западной демократии вы говорите? Куда нас призываете? Чему пытаетесь научить? Каким еще правам человека? Русским вечно тычут в нос английский Habeas corpus act, забывая, что в России подобный акт был введен на сто двадцать девять лет раньше английского. По Судебнику 1550 года власти не имели права арестовать человека, не предъявив его представителям местного самоуправления — старосте и целовальнику, иначе последние по требованию родственников могли освободить арестованного и взыскать с представителя администрации соответствующую пеню «за бесчестье».

Борис Сергеевич не совсем понимал ситуацию, в которой оказался. И недоумевал, куда исчезла Изабелла. Почему оставила его на этой роскошной вилле, принадлежащей какому-то зарубежному фонду. Откуда тут взялись Данька с Валерой — вроде бы по Германии собирались путешествовать. Но атмосфера была, похоже, дружеской: стол, выпивка, закуска. Да и собеседник интересный. Ну что же, поживем — увидим.

— Но в России всегда была неограниченная власть, диктатура. И репрессии по отношению к собственному забитому народу. И все эти судебники не имели никакого значения! — Питер Восс не собирался сдаваться без боя.

— И кто это вам сказал? Просвещенная Европа, — академик не мог скрыть сарказма в голосе, да и не особенно пытался, — всегда представляла нас дикими гуннами. И какие же такие диктаторы у нас были?

— Иван Грозный, Петр I, Владимир Ленин, Иосиф Сталин, Владимир Путин.

— Ну тем, кто был под Гитлером, самое время Сталина поминать. А с Грозным давайте разберемся. По подсчетам видного знатока эпохи профессора-историка Скрынникова, при этом царе было безвинно казнено и убито от трех до четырех тысяч человек. Скрынников настаивает, что это был массовый террор, и я не могу с ним не согласиться. Однако если всмотреться в европейскую историю, то рядом с Людовиком XI, Ричардом III, Генрихом VIII, Филиппом II, герцогом Альбой, Чезаре Борджиа, Екатериной Медичи, Карлом Злым, Марией Кровавой, лордом-протектором Кромвелем и массой других симпатичных европейских персонажей наш Иван Грозный будет выглядеть сущим агнцем. При этом в центре Лондона вы и сегодня можете полюбоваться на памятник Кромвелю. А Ивану Грозному русское сознание вынесло приговор, отменить который невозможно. Среди ста девяти фигур на памятнике Тысячелетию России в Новгороде, в число которых попали опальные Алексей Адашев и Михаил Воротынский, а также князья Литовской Руси Кейстут и Витовт, места царю Ивану не нашлось. Мы можем гордиться своей нравственной планкой: англичане легко простили своей Елизавете I умерщвление восьмидесяти девяти тысяч человек, а мы не прощаем и не простим царю Ивану загубленные четыре тысячи русских душ.

— Однако Европа нашла в себе силы ограничить власть парламентаризмом. — Восс зашел с другой стороны.

— Долго искала. И не представляла себе даже, что скифы и азиаты нашли их намного раньше. От века, раньше даже, чем само русское государство возникло. Лаврентьевская летопись говорит об изначальности обычая сходиться на вече. Что же до выборных органов власти, ныне даже школьникам известно, что при раскопках Новгорода находят избирательные бюллетени на бересте. И кстати, системы выборного правления в Новгороде и Пскове были заметно демократичнее, чем в близких, казалось бы, по устройству «вольных имперских городах» Германии. В Новгороде, например, выбирали не только посадника — президента и тысяцкого — его помощника по военным и торговым делам, главу войска, но и архиепископа. О таком в Германии и не слыхивали. А на псковском вече впервые в мире была законодательно отменена смертная казнь.

— Однако вы же не станете возражать, что первый настоящий парламент появился в Европе?

— Не стану, особенно если и Россию считать европейским государством, — улыбнулся академик. — Вы можете мне назвать точную дату начала функционирования какого-либо парламента? Сборище племенных вождей на скале Лёхберг около 960 года всего лишь устное предание, которым гордятся исландцы. Более конкретно датируются первые кортесы Кастилии, но я не упомню точно подтверждающих 1185 год документов. Между тем на звание первого парламента претендуют и кортесы Каталонии, и кортесы Леона, проходившие примерно в восьмидесятых годах тринадцатого века. Впрочем, венгерский Секешфехервар также оспаривает место первого сборища сословных представителей при королях. Ну объясните мне тогда, чем Земский собор Всеволода Большое Гнездо, состоявшийся в 1211 году — на пятьдесят четыре года раньше, чем собрался парламент в той же Англии, кстати, — хуже европейских? На наших Соборах и царей избирали не раз и не два, кстати говоря. Династия Романовых началась всесословным избранием на царство Михаила Федоровича в 1613 году.

— С вами просто невозможно спорить, — развел руками австрияк. — Будто бы с энциклопедией разговор ведешь. И где это все в вас помещается?

— Где и все остальное. — Академик весело постучал себя по лбу. — Может, вы все-таки скажете мне, зачем вы таким странным образом зазвали меня в гости? Ведь не об истории спорить?

— Ну что же. Приятно иметь дело с умным человеком. Значит, мы легко сумеем договориться.

— О чем?

— Не буду, как говорят у русских, тянуть кошку за хвост. Это я попросил Даниила, чтобы он организовал нашу приватную встречу. Потому что у меня есть к вам очень выгодное предложение.

Дубовик молчал, поглядывая исподлобья на Восса, с которым вел беседу, и на не принимающих в ней участия братьев. Глава «Гуманитарного диалога» вынужден был продолжать:

— Хотите работать в Пало Альто? Или в Стэнфорде? А в Альмадене? Впрочем, вы не ограничены и страной. Любой исследовательский центр на ваш выбор.

— Забавно. — Дубовик смотрел неприязненно. — А кто вам сказал, что меня не устраивает «Маяк»? Это не ты ли, Даня, решил меня облагодетельствовать? Думаешь, если ты сам готов порхать с места на место, то и любой в одночасье предаст дело всей жизни?

— Не горячитесь, — попытался сгладить напряженность полномочный представитель Фонда «Экологический мир». — Вы же не знаете условий!

— И знать не хочу. И разговаривать с вами на эту тему не желаю. — Академик попытался подняться из глубокого кресла.

— Ну погодите же! Вам дорога Россия, как и каждому русскому. Никто вам и не предлагает предать Родину. Что это вы вообразили? Можете рассматривать это как временную командировку в целях ускорения работы над вашим проектом. Вам создадут все условия!

— Это еще какие?

— Десять миллионов. Десять миллионов долларов только за одно согласие переместить работу над суперкомпьютером в одну из западных стран по вашему выбору. Дом. Автомобиль. Счет в любом указанном вами банке. Ежегодно — миллион долларов только в качестве оплаты вашего труда. А о суммах инвестиций в проект я и говорить боюсь.

— Э-эх! — печально вздохнул академик. — Ну почему?..

— Потому что, — Восс стал отвечать на понятый по-своему вопрос, — в России нет пока таких возможностей. И не будет в ближайшее время.

— Почему все вы меряете человеческую душу в ваших дурацких деньгах?! — заорал Дубовик. — Вот ты, Данька, и ты, молодой, у вас же отец замечательный! Всю жизнь на Родину вкалывал. А детки и Родину предали, и отца!

— Борис Сергеич, — не вытерпел Гончар, — вам предлагают стать новым Гейтсом, а вы заладили: Россия, Россия…

На него замахал руками Восс.

— Борис Сергеевич, ну нельзя же так. Речь ведь идет только о месте работы. Вы ведь можете оставаться гражданином своей страны. Вся слава изобретения суперкомпьютера достанется русскому.

— А компьютер и все последующие дивиденды — Штатам, — подхватил Дубовик. — Баста! Я ухожу!

И он резко вскочил на ноги.

Восс растерялся. Он был уверен, что любой нормальный человек примет предложенные условия, не задумываясь. Но стоило ему сделать шаг и положить руку на плечо Дубовику, чтобы усадить его назад, как в лицо Питеру полетела тяжелая пепельница, рассекшая бровь.