Гражданин Галактики - Роберт Хайнлайн

– Это просто чудо, сынок! Ты так похож на нашего сына – твоего отца! Правда, дорогая?

– О, да!

Ему задавали какие-то пустяковые вопросы, на которые Торби отвечал, как мог. Он был ужасно смущен и сознавал это; он гораздо больше растерялся от знакомства с этими чужими людьми, которые признали его своим кровным родственником, чем когда его усыновили на «Сизу». Эти старики – дедушка и бабушка? Торби не мог этому поверить, хотя скорее всего это была правда.

К его облегчению, мужчина – Уимсби? – первый назвал себя его дядей Джеком, сказал с настойчивой вежливостью:

– Нам пора ехать. Я думаю, мальчик устал. Значит, я заберу его домой. Да?

Чета Брэдли что-то пробормотала в знак согласия; все направились к выходу. Остальные стоявшие в этой комнате мужчины, которых никто не представлял, пошли за ними. В коридоре они ступили на движущуюся полосу, которая двигалась все быстрее и быстрее, пока стены не начали сливаться. Она замедлилась, когда они приблизились к концу – через несколько миль, как показалось Торби, и они сошли с нее.

Это было какое-то общественное место, потолки высокие, а стен было не видно из-за множества народу. Торби узнал особенности транспортной станции. Молчаливые мужчины, бывшие с ними, обступили и загородили их, а они продолжали идти прямо, не обращая внимания на толпу. Несколько человек старалось пробиться поближе, одному из них это удалось. Он сунул Торби микрофон и поспешно спросил:

– Мистер Радбек, каково ваше мнение о… Один из молчаливых схватил его. Мистер Уимсби быстро сказал:

– Потом, потом. Зайдите в мою контору и получите все сведения.

На них направляли объективы, но сверху или издали. Они свернули в коридор, поворота за ними закрылись. Движущаяся лента дороги доставила их к лифту, который поднял их к маленькому закрытому аэропорту. Там их ждал самолет, и еще один, поменьше, оба гладкие и блестящие. Уимсби остановился:

– Вы в порядке? – спросил он у миссис Брэдли.

– О, конечно, – ответил профессор Брэдли

– Вы хорошо долетели?

– Превосходно. Славный полет – и, уверен, обратный будет не хуже.

– Тогда мы прощаемся. Я вам позвоню – когда он немного адаптируется. Договорились?

– О, конечно. Будем ждать.

Бабушка клюнула Торби в щеку, дедушка похлопал по плечу. Затем он с Уимсби и Ледой поднялся в большую машину. Летчик отдал честь мистеру Уимсби, потом Торби – тот умудрился успеть ответить.

В проходе мистер Уимсби остановился:

– Почему бы вам, ребятки, не сесть вперед, чтобы наслаждаться полетом? Мне тут должны позвонить.

– Конечно, папа!

– Ты меня извинишь, Тор? Бизнес не стоит на месте – шахты дядюшки Джека…

– Конечно… дядя Джек!

Леда повела его вперед, и они уселись в прозрачной кабине. Самолет сразу взлетел – и они оказались на высоте нескольких тысяч футов. Машина кружила над пустыней, потом повернула на север, к горам.

– Удобно? – спросила Леда.

– Вполне. Только я такой грязный…

– На корме есть душ. Но скоро мы будем дома – почему бы не понаслаждаться путешествием?

– Ладно.

Торби не хотел пропустить ничего из пейзажей легендарной Терры. Он решил, что она похожа на Гекату, – нет, больше на Вуламурру, только там гораздо меньше городов. Горы… Он снова посмотрел вниз:

– Что это такое, белое? Квасцы?

– Как, это же снег! – Леда тоже поглядела вниз. – Это Сангре де Кристо.

– Снег, – повторил Торби. – Это замороженная вода.

– Ты что, никогда не видел снега?

– Я о нем слышал. Он не такой, как я ожидал.

– Это действительно замороженная вода, и все же не совсем так; он более пушистый. – Она вспомнила папочкины наставления: она не должна показывать удивление. – Знаешь, – предложила она, – я научу тебя кататься на лыжах.

Много миль и несколько минут ушли на объяснения, что такое лыжи и почему люди на них катаются. Торби принял это к сведению: возможно, он этим займется, а может быть, и нет. Леда сказала: все, что может случиться – «это сломаешь ногу». И это забава? Кроме того, она не объяснила, насколько это холодно. В представлении Торби холод связывался с голодом, битьем и страхом.

– Может, я и смогу научиться, – сказал он с сомнением, – но вряд ли.

– Ой, конечно, сможешь! – Она переменила тему. – Прости мое любопытство, Тор, но ты говоришь с легким акцентом.

– Я не знал, что у меня есть акцент.

– Я не хотела тебя обидеть.

– Ты и не обидела. Я, наверное, приобрел его в Джаббале. Там я жил дольше всего.

– Джаббал? Дай припомнить… Это…

– Столица Девяти Миров.

– Ах, да! Одна из наших колоний, так?

Интересно, решил Торби, что бы сказали об этом в Саргоне?

– Ну, не совсем. Это теперь суверенная империя – они считают, что так было всегда. Они не любят признавать, что подчиняются Терре.

– Какая странная точка зрения.

Подошел стюард с напитками и деликатесами. Тор взял бокал сока со льдом и тихонько прихлебывал. Леда продолжала:

– Что же ты там делал, Тор? Ходил в школу?

Торби вспомнил терпение, с которым папа обучал его, понял, что она имеет в виду совсем другое:

– Я нищенствовал.

– Как?

– Был нищим.

– Извини?…

– Нищий по лицензии. Человек, который собирает подаяние.

– Я так и поняла, – сказала она. – Я знаю, что такое нищий. Я читала в книгах. Но – извини, Тор. Я всего лишь домашняя девочка, я испугалась.

Она не была «домашней девочкой». Она была искушенной женщиной, в духе своего окружения. После смерти матери она стала хозяйкой в доме отца и уверенно держалась с людьми с разных планет, с величайшим искусством поддерживала светскую беседу на трех языках на больших званых обедах. Леда умела ездить верхом, танцевать, петь, плавать, кататься на лыжах, вести дом, иногда проверять счета, при необходимости читать и писать и подбирать подходящие ответы. Она была умная, милая женщина с хорошими задатками, женщина высшего круга – умная, трезвая и ловкая.

Но этот странный новообретенный кузен был для нее загадкой. Она неуверенно спросила:

– Извини мое невежество, но на Земле у нас ничего подобного нет. Я не могу себе этого представить. Это было ужасно неприятно?

Торби мысленно перенесся в прошлое: он сидел на большой Площади в позе лотоса, рядом развалился папа, они разговаривали…

– Это было счастливейшее время в моей жизни, – ответил он просто.

– О! – Это было все, что она смогла произнести. Но папочка оставил их вдвоем для того, чтобы она работала. Лучше всего расспрашивать мужчину о нем самом.

– С чего же начинают, Тор? Я бы не знала, как начать.

– Меня научили. Понимаешь, я был выставлен на продажу, и… – ему хотелось объяснить про папу, но он решил подождать с этим, – меня купил старый нищий.

– «Купил» тебя?

– Я был рабом.

Леда почувствовала себя так, будто она ступила в воду, и ее сразу накрыло с головой. Сказал бы он «каннибал», «вампир» или «маг», она бы не была шокирована больше. Она оправилась, глубоко вздохнула.

– Тор, если я была груба, извини. Нас всех интересует, как ты жил – господи! Больше пятнадцати лет! – с тех пор, как ты пропал. Но если не хочешь отвечать, так и скажи. Ты был такой славный маленький мальчуган, и я тебя любила – пожалуйста, не одергивай меня, если я задаю глупые вопросы.

– Ты мне не веришь?

– Как я могу? Рабов не существует уже целые столетия.

Торби пожалел, что он вынужден был оставить «Гидру». В гвардии он усвоил, что работорговля – это нечто, о чем многие фраки внутренних миров и не слыхивали.

– Ты меня знала, когда я был маленьким?

– О, конечно!

– Почему же я тебя не помню? Я не могу вспомнить ничего, что было со мной раньше – не могу вспомнить Терру.

Она улыбнулась:

– Я на три года старше тебя. Когда я тебя в последний раз видела, мне было шесть, а тебе всего три, потому ты и не помнишь.

– О, – Торби решил, что это удобный случай узнать свой возраст. – Сколько же тебе сейчас?

Она лукаво улыбнулась:

– Теперь мне столько же, сколько тебе, и так останется, пока я не выйду замуж. Ничего, Торби, когда ты спросишь что-то не то, я не обижусь. На Терре не спрашивают возраст леди, соглашаются, что она моложе, чем на самом деле.

– Ах, так? – Торби подумал, что это странный обычай. В Народе любая женщина претендовала на более почтенный возраст ради статуса.

– Так, например, твоя мама была очень красивая леди, но я никогда не знала ее возраста. Может быть, ей было двадцать пять, когда я ее знала, может быть, сорок.

– Ты знала моих родителей?

– Ну да! Дядя Крейтон был такой милый, громогласный. Он давал мне пригоршни долларов, чтобы я сама покупала конфеты и воздушные шарики. – Она нахмурилась. – Но я не могу припомнить его лицо. Разве это не глупо? Неважно, Тор, говори мне все, что хочешь, я буду рада услышать еще что-нибудь, если ты не возражаешь.