Под кодовым названием "Эдельвейс" - Пётр Поплавский

— Прибыл фон Дитрих для повторных съемок некоторых эпизодов кинофильма. Заходил в СД, разыскивает своего знакомого по Берлину историка Шеера, хочет видеться с ним… От нас он пошел в абвер. Штюбе здесь? Он предложил Дитриху свою машину…

— Нет, еще не прибыли.

— Значит, скоро будут.

«Провал, — пронеслось в голове Шеера. — Неминуемый провал!..»

— Я приехала с Майером по вызову Хейниша. Кого- то здесь будут допрашивать на месте… У тебя считанные минуты, Адольф! Беги…

Глава девятнадцатая.

ПОБЕГ НА «ПОГОСТЕ»

Разведчик, который действует по ту сторону фронта, в расположении врага, нередко попадает в сложную обстановку, которую невозможно предусмотреть заранее, и тогда он должен принимать решение самостоятельно. Советоваться не с кем и времени для этого нет.

— Ганс, ты все слышал?

— Т — т-так т — точно!

— Взял, как приказано?

— Д — Да.

— Что ты задумал, Адольф!

— Еще не знаю, выйдет ли, Кристина… А тебе нечего ходить за мной. Немедленно отправляйся к Хейнишу. Это — приказ!

— Фрейлейн, куда же вы? — к ним торопился Густав.

— Служба, господин майор!

— О, эти женщины… Будь они неладны! Сейчас подойдут Зур и Гюде. Где будешь брать интервью, Адольф?

— Ясное дело, в воздухе…

— То есть как в воздухе? — оторопел майор.

— Я же вижу, полеты не отменены…

— Оно‑то верно… Но так вдруг лететь, — Густав нерешительно почесал затылок.

Далеко в поле с дороги поднималась пыль. Визуальный след машины, которую еще нельзя было различить глазом. «А если это уже майор Штюбе с Дитрихом?»

— Вспомни собственные слова, Густав: «Начальник штаба авиачасти асов может все!» Или ты просто рисовался передо мной? Что ж, взгляни тогда на мое официальное предписание. Читай вот здесь: «Представителям военной и гражданской власти всех рангов всемерно содействовать гауптману Адольфу Шееру в выполнении его обязанностей военного корреспондента, обеспечивать по его требованию всеми видами транспорта, в том числе боевого…» Понял? «По его требованию…» «В том числе и боевого…» А ты перепугался! Эх ты, ас… На вот, возьми себе на хранение мое предписание, пока я буду летать.

— Да ты что, Адольф! Я бы и так! — Однако предписание взял, аккуратно свернул и спрятал в карман кителя. — А замысел у тебя все‑таки превосходный — интервью в воздухе! — снова оживился он, — И в самом деле блестящий… Ест^ у тебя голова на плечах!

К ним ленивой походкой приблизился рыжий унтерштурмфюрер Майер.

— О чем у вас торг? — спросил словно нехотя.

— Вот, снаряжаем господина корреспондента в боевой вылет! — гордо объявил майор, — Недаром‑таки его наградили медалью «За храбрость»…

— За господина Шеера отвечаете головой.

— Головой отвечают мои лучшие асы — истребители Гюнтер Зур и Зигфрид Гюде! К тому же у меня есть спецсамолет для аэрофотосъемок с бронированным салоном… На нем господин Шеер и полетит. Как раз самолет готовят на разведвылет. Ты готов, Адольф?

— Конечно! Лютке, камеру проверил?

— Д — д-да…

— Отвечай жестами. Итак, летим! Ясно?

Ганс Лютке с готовностью кивнул головой.

— Ага, вот и мои парни Зур и Гюде! Вот что, господа, сегодня будьте особенно внимательны — с Петерсоном полетит господин военный корреспондент Адольф Шеер. Отвечаете головой! А то, видите ли, о нем уже СД беспокоится… Так что помните, в воздухе у господина Шеера вы — служба безопасности. Ясно?

— Ясно, господин майор! — вытянулись в струнку асы, свысока поглядывая на рыжего Вилли.

— Где Петерсон?

— Уже в самолете.

— Тогда — на вылет.

— До встречи, Вилли!

— Счастливого возвращения, Адольф!

— Передай фрейлейн Бергер мой воздушный поцелуй!

Густав Готтфрид загоготал: с предписанием господина корреспондента в кармане он чувствовал себя вполне уверенно.

Через несколько минут Шеер и Лютке уже шагали к самолету с парашютами за плечами. С ними Готтфрид. Их встретил лейтенант. Назвал себя Петерсоном и доложил о готовности к вылету.

— Вернер там?

— Нет. Вчера погиб… Поведу сам, без штурмана. Маршрут знаю досконально.

Готтфрид только крякнул, сочувственно покачал головой.

— В последнее время людей не хватает… Но ничего, у вас будет надежное прикрытие, — сказал Шееру — и к Петерсону: — Задание получил?

— Получил, господин майор.

— Попутно сделай для корреспондента аэрофотосъемки.

— Слушаюсь.

Готтфрид повернулся к Шееру:

— Самолет летит к русским, за линию фронта… Фотосъемки дорог и прочее…

«В тыл, к нашим, — отозвалось в сердце Шеера. — Случай, которого может больше не быть…»

— Меня интересуют серьезные операции, Густав, — ответил Шеер, — а опасность… Это как раз то, что захватывает читателя.

— Вас будет сопровождать двойка «мессеров». Возможно, тебе посчастливится принять участие в воздушном бою.

Густав Готтфрид взглянул на самолет Петерсона.

— Вот ты, Адольф, иронизировал над моими «кладбищенскими» репликами. А знаешь ли ты, что на некоторых аэродромах были случаи, когда партизаны к самолетам лепили мины? И на что только рассчитывают эти русские фанатики? Тебе не кажется, Адольф, что скоро они станут класть мины нам в карманы?

Шеер молча разглядывал самолет, который должен был решить его судьбу. Это была двухмоторная крепость с большим размахом крыльев, с хорошим вооружением. Напоминал он бомбардировщика. Но где же его бомбовые люки?

— Завидую тебе, Адольф, — между тем неутомимо разглагольствовал бравый Густав. — Ты такой выдержанный и одновременно безрассудный. Тебя же никакой дьявол не выводит из себя. И тогда, на вечеринке, ты был излишне терпелив. Сто чертей! А потом спокойно набил рожу нахалу…

Шеер усмехнулся:

— Вот таким ты мне нравишься, Густав.

— Каким это?

— Когда шутишь.

— А что, мой веселый характер всем нравится!

— Вот что, Густав, я, известно, не авиатор, но как корреспондент, надеюсь, имею право поинтересоваться… Мне кажется, этот самолет — бомбардировщик, но…

— Абсолютно точно, Адольф! Но этот замечательный самолет имеет другое назначение. Вместо бомбо- люков оборудован отличный салон для транспортировки высших чинов. Удобно, не так ли? Поэтому меня и штурмуют местные князья.

«Черт возьми, — подумал Шеер, — а что, если в этом салончике мне наденут наручники — и прямехонько «нах Берлин»?..»

— Этот же самолет, — продолжал майор, — используется и для аэрофотосъемки: он оснащен чувствительным фотооборудованием.

— А «фокке — вульфы»? — спросил Шеер. — Я полагал, что только наши славные «фоки» используются для воздушной разведки.

— Это так, если они есть, — ответил майор, — Но позавчера русские последний сбили. Новых еще не получили. Вот и выручает нас этот внушительный «господин по спецзаказу»… Ну, Адольф, — Густав взглянул на часы, — пора! Через полчаса увидимся. Жду тебя здесь, словно любимую прелестницу! Будь здоров!

Автомашина, перечеркнувшая полосой пыли степь, приближалась к аэродрому. Сейчас Шеер не колебался: уже было видно — машина абвера.

Он шепотом предупредил Лютке:

— Попробуем… На нашей стороне… При самой малой возможности, когда произойдет воздушный бой или же попадем под огонь зениток… Твоя задача — уничтожить стрелка — радиста. Следи за мной… Возврата нет!

Через несколько минут аэрофоторазведчик набрал высоту. За ним черными торпедами хищно метнулись два «мессера». Шеер сидел на месте штурмана, рядом с Петерсоном, пытливо рассматривая многочисленные дрожащие стрелки приборов. Но рассматривал напрасно. Понимал, все равно не разберется, что к чему. Как среагирует Петерсон на угрозу оружием? Искоса взглянул на него. Спокойное, сосредоточенное, удлиненное лицо. Шлем с наушниками укрывает лоб, щеки, челюсти, подбородок. Только длинный нос решительно выдавался вперед. Лютке устроился в салоне, возле иллюминатора, так, чтобы удобно было вести киносъемку и одновременно держать в поле зрения стрелка- радиста.

— Господин Петерсон, прошу связать меня с офицерами, которых рекомендовал майор Готтфрид.

— О, отличные парни! Одну минуту…

И правда, вскоре в наушниках прозвучало:

— Я Гюде!

— Я Зур!

— Я Шеер! Почему не вижу ваших самолетов?

— Сопровождаем по бокам, немного сверху и сзади.

— Ясно! Господин Гюде, вы давно воюете на Восточном фронте?

— С двадцать второго июня сорок первого года.

— Ого! С первого дня войны?

— Так точно.

— И сколько вы лично провели воздушных боев?

— Около сорока.

— Какие результаты?

— Двадцать сбил я, трижды сбивали меня…