Deng Ming-Dao - ХРОНИКИ ДАО

Сайхун слышал едва уловимые звуки храмовых колоколов: приближался рассвет. Она прижалась к нему, и он почувствовал на себе ее жаркое дыхание. Зубы хищно оскалились…

Тонкий луч утреннего солнца проник через одно из отверстий и ударил в лицо демона. Женщина отступила, но тут же вновь появилась, приняв прежний вид соблазнительной девушки. Постепенно пещера наполнилась светом, и призрак со стоном растворился в воздухе.

Сайхун прекратил читать сутры, лишь убедившись, что наступил день. Он с облегчением поднялся на ноги; руки ломило, а ноги словно были налиты свинцом. Вдруг он с испугом оглядел себя: страх был настолько силен, что Сайхун намочил в штаны.

Тогда он разделся и нырнул в водоем. На противоположной стороне из воды показался нос. Это был Даос-Жаба.

– Вижу, она пыталась схватить тебя, – сказал Даос-Жаба, подплывая поближе.

Сайхун только кивнул в ответ, улыбаясь от гордости, – ведь он справился с испытанием. Даос-Жаба захихикал, брызнул на Сайхуна водой, шлепая руками по поверхности водоема.

– У тебя сильный разум, – поздравил Даос-Жаба измотанного монаха. – Это хорошо. Когда-нибудь наступит кризис, который охватит весь мир.

Это будет схватка между добром и злом. Твоя сила понадобится тебе, чтобы выжить.

Глава девятнадцатая  Внутреннее созерцание

Сайхун посмотрел внутрь своего тела: оно было совершенно прозрачным.

В конце концов, медитация совсем не походила на полную неподвижность. Тело всегда находилось в движении: сердце стучало, кровь стремилась по сосудам, электричество держало нервы в постоянной готовности, по меридианам циркулировала энергия, внутренние органы согласно пульсировали и легкие, даже замедляя свой ход, все равно дышали. Человек никогда не переставал двигаться и изменяться. Человеческое существо представляет собой космос – мистическое движение вперед, соединенное со священным равновесием.

Потом Сайхун заглянул глубоко внутрь себя. Он полностью погрузился в созерцание своей внутренней сущности. Внутреннее стало всем. Внутреннее и внешнее слились в единое целое. Погружаясь все глубже внутрь себя, Сайхун достиг совершенного понимания. Внутреннее и внешнее стало одним целым в пространстве бесконечности.

Теперь он был точкой фокуса, острием всего космоса. Местом, где сама бесконечность сливалась в единую массу движения и познания. Ци превратилась в пять стихий, в Инь и Ян, в человеческое существо. Он стал микрокосмом вечности.

Сайхун мысленно представил себе созвездие Большой Медведицы: тишина. Космическое пространство. Время и пространство накладываются друг на друга змеиными кольцами, теряя свою определенность. Что же находится там, за этой двойственностью?

Большая Медведица спускалась. Человечество стало микрокосмом Вселенной. Ничто больше не являлось реальным; каждый объект был на равных со всем остальным. В одном содержалось все. Органы были планетами. Центры психической энергии были сверхновыми. Точки на меридианах – звездами, а сами меридианы – путями в небесный рай.

Большая Медведица опустилась на Сайхуна. Он звал ее к себе; он желал этого.

Он вошел в созвездие, и оно подняло юношу дальше самых высоких облаков, через тонкую пелену лазурного неба в черноту космоса. Вокруг был полный мрак, если не считать россыпи звезд. Вселенная представлялась ночью, но свет дня взрывался внутри ее, заливая собой складки черного бархата.

Он висел там, во тьме; он парил в космосе. Вокруг царила полная тишина. Он спроецировал звезды внутрь себя и теперь сам являлся такой же звездной проекцией. Он был космическим телом, ничем не хуже планеты. Метеором. Или даже солнцем.

Но было и более глубокое состояние. Он все еще оставался телом. Почему он оставался тут, а не там, далеко?

Его тело расширилось, словно бесшумно взорвалось. Совершенный телесный механизм разлетелся, выстрелив себя в тысячи разных направлений. Тело исчезло, но намерение осталось. Память, далекая, зыбкая – странный обломок индивидуальности, – все еще мчалась сквозь пустоту.

Но вот растворился и этот обломок. Растворился за пределами звезд, планет и измерений, за пределом калейдоскопа реальностей, пронизав бесчисленные слои миров. Все. Осталась лишь великая Пустота.

Сайхун сидел в пещере, ощущая себя крошечным и хрупким созданием. Кем он был? Просто маленькой искрой, которая была всем и ничем.

Одиночество и созерцание – вот все, к чему он стремился. Зачем же было возвращаться? Верно, боги так повелели. У него было задание, и пока он его не выполнит, быть ему привязанным к этой земле. Но боги также позволили ему хотя бы на миг заглянуть за завесу реальности. И он увидел, что там. Если бы не нужно было возвращаться, он остался бы там.

Сайхун не хотел оставаться здесь. Ведь ничто на земле не было реальным. Все то, что называлось цивилизацией, все то, что предполагало массовые культурные искания во имя совершенства, – все это было лишь прославлением гротескного человеческого самолюбования. То, что называлось эмоциями, оказалось лишь упражнением в собственной извращенности. Ничто на земле более не влекло Сайхуна к себе.

Он сидел совершенно неподвижно. Он знал, что у него есть задание. Он существовал здесь ради выполнения этого задания. Что-то блеснуло вдруг внутри него, словно детское воспоминание. Да, это было сострадание – он вернулся не только затем, чтобы выполнить возложенную на него задачу, но и для того, чтобы помогать другим.

Вдруг до ушей Сайхуна донесся какой-то звук; он увидел приближающееся пламя факела. Это был его учитель.

– Пришло время покинуть пещеру, – улыбнулся Великий Мастер, мягко похлопав Сайхуна по плечу.

Он закрыл ему глаза повязкой, чтобы солнце не ослепило молодого даоса, и привел его в храм. Окна в храме были закрыты. Сайхун долго лежал в ваннах с травяными настоями, чтобы его кожа, посиневшая от жизни в подземелье и купания в минеральных источниках, вновь обрела прежний цвет. Особые примочки из отваров трав прикладывались на глаза, чтобы укрепить их. Постепенно в течение месяца Сайхун, с помощью Великого Мастера, научился вновь видеть цвет неба – правда, небо все еще казалось ему расплывчатым голубым пятном.

Наступил день, когда можно было впервые выйти на улицу. Сайхун услышал, как учитель сломал печать на двери храма и вошел внутрь. В полутьме зала ученик преклонил колени перед Великим Мастером.

– Ты прошел суровое испытание. Ты делал огромные усилия. Но лишь сегодня ты можешь хотя бы взглянуть на то, что значит – быть даосом.

Для даоса важным является только то, что существует в гармонии с природой. Человек напоминает одновременно небо и землю,- он светел, как солнце, и тускл, как луна; он так же упорядочен, как смена времен года.

Познавший Дао может стать более совершенным, чем само небо, но небо не будет противостоять ему, потому что познавший Дао будет действовать согласно небу. Такой человек не может быть уничтожен, ибо он гармонично следует пути Дао, избегая агрессии и прочих избыточных энергетических затрат. Попытки достигнуть силы и власти могут привести к кратковременному успеху, но такая поспешность в конце концов приведет лишь к безвременной кончине.

В книге «Дао да цзин» ясно указано: всякое событие, достигнув своего наивысшего расцвета, начинает стареть. Следовательно, избыточная сила и власть противоречат Дао, а то, что противоречит Дао, обречено на скорый конец.

Вот почему даос стремится не к увеличению своей силы и власти, но к объединению с Дао. Даос никогда не бывает агрессивным, кичащимся своим могуществом, – наоборот, он покорен и миролюбив. Следует стремиться не к повторению чужого пути в жизни, а к следованию циклам природы – только тогда достигнешь возрождения и омоложения. Возвращаясь и двигаясь вперед, расширяясь и сокращаясь, человек познает бесконечность, а может, даже и бессмертие. Так поступает тот, кто полностью соединился с Дао. Нужно сосредоточить все свое внимание на жизненной энергии, реагируя на все со спокойствием и согласием. Только тогда можно стать таким же, как новорожденный младенец.

Великий Мастер распахнул двери, и внутрь широко полился яркий солнечный свет. Сайхун сделал шаг в сияние нового мира.

Книга вторая. СЕМЬ БАМБУКОВЫХ ТАБЛИЧЕК ИЗ НЕБЕСНОЙ КОТОМКИ жжж

Глава двадцатая  Учитель и ученик

Еще черный бархат ночи не успел выцвести под лавандовыми стрелами рассвета, а Сайхун уже взял деревянное ведерко для воды и отправился к колодцу. Мир готовился к пробуждению. Вскоре храмы Хуашань оживут сотнями фигурок монахов и служек. И Китай начала 1941 года, раздираемый гражданской войной в преддверии войны мировой, начнет еще один день, полный сомнений и тревог. Но пока что на земле царила предрассветная тишина, и Сайхун полностью сосредоточился на своем занятии.