Они освобождали Молдавию, они штурмовали Берлин - Коллектив авторов -- История

то и дело выходил из самоходки, взбирался на броню и засекал огневые точки противника, чтобы перед началом штурма бить по целям наверняка. До полного падения фашистской империи оставались считанные часы. Но тут осколок вражеского снаряда переломил Денисюку бедро…

1 мая в 11 часов после мощной двадцатиминутной артподготовки вторая стрелковая рота лейтенанта Сосновского ринулась через проделанные в заборе проходы во двор гестапо и, несмотря на бешеный огонь гитлеровцев, ворвалась в здание. Ко второй роте подошел первый батальон. За ним остальные подразделения 1050-го полка, в том числе третий батальон капитана Негодаева. В девятой роте геройски сражался сержант Шуневич. На углу Вильгельмштрассе и Альгантенштрассе его ранило в левую руку.

Почти одновременно с полком Радаева со стороны Вильгельмштрассе в здание тайной государственной полиции ворвались солдаты Пешкова. Яростные схватки вспыхивали на каждой лестничной площадке, в каждой комнате. Рукопашная завязалась даже на крыше, куда сержант Шумкин с бойцами-комсомольцами Ефимовым и Некрасовым поднялись, чтобы водрузить Красное знамя. Уничтожив несколько фашистов, храбрецы укрепили на крыше здания древко с алым полотнищем.

Очистив от эсэсовцев квартал, который занимала главная резиденция гестапо, 301-я дивизия вышла на Альбрехштрассе и завязала бой за овладение кварталом, где размещались здания министерства авиации. И здесь гитлеровцы цеплялись за каждый флигель, за каждый этаж, за каждую комнату. Несколько часов длился ожесточенный бой. Противник, понесший значительные потери от нашего артогня, через несколько часов оставил все нижние помещения. Только на верхнем и на крыше здания еще отбивались группы вражеских солдат и офицеров.

Комсорг второго батальона Салиджан Алимов понимал, что засевшие на крыше гитлеровцы будут драться до последнего: им некуда податься. Но в руках у комсорга было знамя, которое командование и товарищи по оружию поручили ему водрузить на крыше. И молодой офицер, пренебрегая опасностью, стремился во что бы то ни стало выполнить поставленную задачу. Не отставали ни на шаг от своего вожака комсомольцы Бондаренко, Гаврилюк, Иванов, Островский, Хмельницкий и Щербина. Около взвода фашистов пытались преградить им путь. Произошла ожесточенная схватка, в которой семерка Алимова гранатами и огнем из автоматов смела врагов со своего пути.

…Красные знамена! Они реяли уже над Герлицким вокзалом и патентным управлением, над Ангальтским вокзалом и зданием государственной типографии. Отважные воины 301-й дивизии водрузили эти символы нашей славы над зданиями гестапо и министерства авиации. Водружение алого стяга над поверженным опорным пунктом врага стало славной традицией нашей армии.

1 мая 1945 года считается началом штурма имперской канцелярии. В тот день части корпуса вплотную подошли к этому оплоту фашизма: 230-я и 248-я дивизии с востока вышли на Мауэрштрассе, а 301-я стрелковая дивизия, наступая с юга, — на Фоссштрассе.

Последние приготовления к решительному удару. В частях и подразделениях уже были созданы штурмовые группы. Люди знали, что командование поручило водрузить Красное знамя над имперской канцелярией инструктору политотдела 9-го Краснознаменного Бранденбургского стрелкового корпуса Анне Владимировне Никулиной. Но в каждой роте, в каждом взводе готовили свои флаги. Символы нашей победы должны были взметнуться в небо над Берлином рядом с корпусным знаменем.

Было такое знамя и у воинов 337-го отдельного самоходного артиллерийского дивизиона — кумачевый треугольник пионерского галстука, пронесенный лейтенантом Шкоковым от Бахчисарая до пригородов Берлина. Этот пионерский галстук был подарен морякам-артиллеристам пионерами Бахчисарая.

Шкоков хранил на груди этот кусочек пылающего кумача в тяжелейших боях под Майрамадагом и на трудных дорогах Украины, Молдавии и Польши. 18 апреля в населенном пункте Прицхаген, что в трех километрах северо-восточнее Букова, осколком вражеского снаряда лейтенант был смертельно ранен.

Перед смертью он завещал боевым друзьям, бывшим курсантам Севастопольского училища имени ЛКСМУ, донести до Берлина хранимый им на груди пионерский галстук, обагренный его кровью.

И еще осталось письмо Ивана Федоровича Шкокова:

«14 апреля 1945 года. Германия.

Здравствуй, мать!

Прими мой горячий сыновний привет. От вас сегодня писем не получил. Получил письмо от Вали и одновременно пишу вам. Пишу перед предстоящим боем за разгром фашизма и окончание войны. Если буду жив после этих боев, то напишу еще письмо из Берлина. А если погибну, то такая судьба, и больше писем не получите. Привет сестрам, брату и всем родным и знакомым. Сын Иван».

Это письмо начнет свой путь к адресату, когда вражеская столица капитулирует. Так пожелал Шкоков. А пока Максим Архипович Престинский читает его суровые строки своим самоходчикам, чтобы не утратили ярости к фашизму, чтобы помнили, что рядом с ними в последний бой с гитлеровской нечистью идет и лейтенант Шкоков.

Это есть наш последний…

Старательно готовились к штурму имперской канцелярии в батальоне Шаповалова. Сам Федор Кузьмич, его заместитель по политчасти лейтенант Осипов, парторг батальона лейтенант Егоренков тщательно проверяли боевую готовность рот. Бойцы готовы были сделать все для захвата последнего объекта. Кроме того, батальон вдохновляло на подвиг и то, что в его боевых порядках должна была идти на штурм имперской канцелярии с алым стягом Анна Владимировна Никулина[6].

Сама Никулина, укрывшись от вражеских пуль за стеной разрушенного магазина «Вергейм», обсуждала с комсоргом батальона Салиджаном Алимовым, с группой которого ей предстояло идти на штурм имперской канцелярии, возможные варианты предстоящей схватки.

Время штурма приближалось, но это совершенно не означало, что в центре Берлина было тревожное затишье перед бурей. Вечернее небо прорезали огненные трассы пуль. Непрерывно взлетали осветительные ракеты. То и дело вспыхивали прожектора, освещая алые полотнища знамен, установленных на зданиях гестапо и министерства авиации.

— Прямо праздничная иллюминация, — заметил парторг 1050-го полка майор Телегин.

— Сегодня двойной праздник, — отозвался замполит полка майор Леонтьевский. — Фашизму крышка — раз! И Первомай — два!

— Иначе и быть не могло. Говорят, в 230-й дивизии один командир зенитно-пулеметной роты в бою «Интернационал» поет. Понимаешь? Так и поет: «Это есть наш последний и решительный бой…»

— Молодец мужик! Сейчас и мы «запоем». На моих 18.30…

Мощный артиллерийский залп потряс все вокруг.

Не на жизнь, а на смерть!

Штурм имперской канцелярии, в котором приняли участие все соединения 9-го корпуса, был одним из самых жестоких боев за годы войны.

Гитлеровцам терять было нечего. На последнем островке фашистского рейха собрались те, чьи преступления перед человечеством были настолько велики, что прощения им не могло быть. Эсэсовские головорезы дрались с отчаянием обреченных.

В течение первых трех с половиной часов бой за имперскую канцелярию длился без ощутимого успеха. Все попытки овладеть зданием со стороны Вильгельмштрассе не дали положительных результатов, а потери среди участников штурма оказались серьезными.

Иначе сложилась обстановка в батальоне Шаповалова. Это подразделение действовало со стороны