Они освобождали Молдавию, они штурмовали Берлин - Коллектив авторов -- История

— Говорит, что этот обед надо принимать как святые дары, что…

Грохот разорвавшегося фаустпатрона заглушил последние слова переводчика.

Шевченко покачнулся и тяжело упал — ему оторвало правую руку. Рядом медленно оседала на землю женщина. Обезумевшим взглядом смотрел пастор на брызги крови, окропившие солдатский хлеб, который он держал в руках.

— Кто стрелял?! — не своим голосом крикнул Железный.

— Эсэсовпы с крыши, — доложил вынырнувший из темноты Прохоров.

Обида на комкора

Битва за Берлин близилась к концу.

После разговора с Шишковым я с особой остротой почувствовал великую душевную боль за тех, кому не выпал жребий дожить до последнего дня войны.

С глубоким сочувствием вспоминал старшего лейтенанта Ивана Сеничкина, мечтавшего о взятии Берлина, но раненного на Одерском плацдарме и уже не вернувшегося в корпус; капитанов Ивана Гомонкова, Григория Шевченко и прославленного пулеметчика Петра Шуневича: они не дошли до имперской канцелярии несколько сот метров; скорбел о лейтенанте Александре Цареве и рядовом Дмитрии Шконде, которым не довелось дожить до нашей победы. Но горюя о павших, сочувствуя раненым, я не забывал о том, что в моем подчинении находится дивизия генерала Николая Захаровича Галая, люди которой не дошли несколько кварталов до имперской канцелярии.

Начальник политотдела дивизии полковник Федор Иванович Дюжилов, явившийся в штаб корпуса по каким-то своим делам, неожиданно завел со мной разговор об удрученном моральном состоянии личного состава соединения.

— Люди, товарищ генерал, в глаза не смотрят, ходят мрачные. Спрашиваю: не обидел ли кто? Указывают на вас, Иван Павлович. И, откровенно говоря, я их понимаю. Ведь от самой Астрахани шли с надеждой добраться до берлоги Гитлера! А теперь?

И я решил ввести в бой 248-ю дивизию. Мною руководили не оперативные, а скорее политические соображения. Я понял, что допущу серьезную ошибку, если позволю себе, чтобы люди, прошедшие от Волги до центра Берлина, не приняли непосредственного участия в операциях по уничтожению последнего оплота фашизма. И я сообщил о своем решении Дюжилову. Полковник радостно засмеялся и тут же исчез, крикнув:

— Лечу в дивизию! На крыльях! Спасибо, товарищ комкор!

Вечером 29 апреля в центре боевых порядков корпуса 248-я дивизия вступила в бой. Ее 905-й полк, следуя по Орланиенштрассе, вышел к площади, образованной при слиянии Линден- и Елусамерштрассе, где высилось прочное кирпичное здание кирхи.

За толстыми стенами кирхи нашли надежное укрытие вооруженные до зубов эсэсовцы. Попытка выбить их со стороны Орланиенштрассе успехом не увенчалась. Скрытые за стенами пулеметы давали фашистам возможность отражать все атаки 905-го полка, нанося нам ощутимый урон. И командир полка подполковник Филатов сказал своему начальнику штаба подполковнику Коцарю:

— В лоб или с флангов мы их не возьмем, Кирилл Михайлович. Надо брать с тыла.

— Замысел хорош, Дмитрий Терентьевич, — согласился Коцарь. — Но как его осуществить?.. Пробиться по Юнкерштрассе на север, на Кохштрассе? Но там квартал…

— Вот сквозь квартал и надо пробиться! Через крыши, через подвалы. Наконец, делая проломы в стенах домов…

— А кому поручите это дело, товарищ подполковник? — поинтересовался командир первого батальона майор Педченко.

— Тебе и поручим, Анатолий Григорьевич.

— Спасибо за доверие, товарищ подполковник. Разрешите выполнять?

— Подожди, я с тобой пойду, — торопливо проговорил замполит полка подполковник Шлыков и обратился к Филатову: — Не возражаешь, комполка?

— На подвиги рвешься?

— Брось дразнить, Дмитрий. Дело батальону Педченко предстоит серьезное…

— Хорошо, будь по-твоему.

Через час, овладев Юнкерштрассе, батальон Педченко начал пробиваться к Кохштрассе. Прихватив с собою группу минеров-подрывников, командир первой роты капитан Бутырский повел своих людей сквозь квартал. До Кохштрассе было рукой подать — каких-нибудь двести метров. Но первой роте, пробивавшей себе путь буквально сквозь кирпич и бетон, понадобилось три часа, чтобы преодолеть это расстояние. Тем не менее операция была успешно завершена. По истечении трех часов рота вышла на Кохштрассе. Вскоре здесь сконцентрировался и весь батальон Педченко.

В это время третий батальон майора Андреева наносил отвлекающие удары по опорному пункту противника с фронта. Особенно активно действовала здесь батарея капитана Никитина. Его сорокапятки вели прицельный огонь. Командир орудия сержант Глазко несколькими выстрелами с хорошо выбранной позиции заставил замолчать три вражеских пулемета. На славу поработали расчеты и других пушек.

А первый батальон уже занял исходное положение для штурма кирхи. Отразить стремительный одновременный удар всех трех рот первого батальона противнику оказалось не под силу. Часть укрепившихся в кирхе была уничтожена, остальные сдались в плен.

Алые стяги

Бастион за бастионом сокрушал корпус в фашистской «Цитадели». 30 апреля части дивизии вышли на рубеж Шарлоттенштрассе — угол Кохштрассе и до Саарланденштрассе, вплотную подойдя к самому центру «Цитадели». Дивизия Антонова, преодолев отчаянное сопротивление отборных эсэсовских частей, овладела примыкавшим к зданию гестапо садом.

30 апреля, когда на крыше рейхстага реяло наше Знамя Победы, водруженное бесстрашными воинами 150-й Идрицкой стрелковой дивизии Егоровым и Кантария, а 301-я дивизия начала штурм гестапо, — Адольф Гитлер покончил с собой.

В 3 часа 50 минут 1 мая из подземелья имперской канцелярии вышел в сопровождении немногочисленной группы офицеров генерал Кребс — парламентер Геббельса к советскому командованию. Впереди группы шел солдат с белым флагом. Кребс был препровожден к генералу армии В. Д. Соколовскому и вручил ему пакет с письмом фашистского министра пропаганды Геббельса. Преемник Гитлера просил о перемирии.

Ответ маршала Жукова на просьбу Геббельса о перемирии, переданный Соколовским, был лаконичен и категоричен:

«…Если до 10 часов не будет дано согласие Геббельса и Бормана на безоговорочную капитуляцию, мы нанесем удар такой силы, который навсегда отобьет у них охоту сопротивляться».

В 10 часов 40 минут утра по приказу маршала Жукова тысячи орудий и минометов обрушили свой огонь на остаток «тысячелетнего рейха», умещавшийся на отрезке Вильгельмштрассе от здания гестапо до Бранденбургских ворот.

В этот день 230-я и 248-я дивизии, выйдя на Фридрихштрассе, штурмом овладели государственным почтамтом и завязали бой за министерство финансов.

Значительных успехов добилась и 301-я дивизия, овладевшая зданиями гестапо, министерства авиации и подошедшая вплотную к имперской канцелярии.

Подготовка к штурму зданий гестапо и министерства авиации велась еще 30 апреля. С вечера командир первого батальона 1050-го полка капитан Давыдов приказал саперам проделать в высоком каменном заборе, опоясывающем здание тайной государственной полиции, три прохода. У одного из этих проходов выбрал огневую позицию для своего самоходного орудия лейтенант Денисюк. Полускрытая каменным забором СУА была почти неуязвима для вражеских фаустпатронов, зато сама могла вести огонь по окнам и входам здания. Командир САУ, несмотря на то, что уже давно наступил вечер, старался как можно лучше уяснить обстановку. Он