Агентство «Томпсон и К°» - Жюль Верн

Роже продолжал чуть насмешливо:

— У вас, наверное, не было возможности заглянуть в справочники? Я давно не вижу по ночам света в вашей каюте.

— Что вы хотите сказать? — опять покраснел Робер.

— То, что говорю, черт возьми!

Робер ничего не ответил в замешательстве. Что-то располагающее было в поведении его собеседника, несмотря на иронию. С дружеской фамильярностью взяв его за руки, Роже сказал в упор:

— Ну, дорогой мой, признайтесь, что вы такой же гид, как я папа римский!

— Я вас не понимаю,— попробовал защищаться Робер.

— Зато я понимаю,— настаивал Роже.— Вы такой же переводчик, как я матрос. Разве я похож, например, на священника? Должен заметить, если вы и оказались гидом, то плохим!

— Но…— запротестовал Робер, пытаясь улыбнуться.

— Конечно, я прав,— энергично продолжал Роже.— Вы делаете свое дело неважно. Не вы направляете, а вас направляют. И всегда у вас лишь общие слова, заимствованные из путеводителя. Если это называется гид…

— Но, наконец…— запротестовал Робер.

Роже снова прервал его, добродушно улыбаясь:

— Не упорствуйте, ваше инкогнито шито белыми нитками. Вы такой же профессор, как моя трость, и такой же гид, как моя сигара. Вы надели маску, дорогой, не так ли?

— Маску? — повторил Робер.

— Ну конечно, прикинулись гидом. Вы надели эту личину, как надевают взятый напрокат костюм.

Робер почувствовал озноб. Ему больше не хотелось в самолюбивом упорстве отвергать дружбу, предлагаемую с таким доверием.

— Вы правы,— произнес он.

— Черт возьми! — удовлетворенно сказал Роже, увлекая за собой Моргана.— Я давно об этом догадался. Хорошо воспитанный человек узнает другого и под слоем угольной пыли. Но теперь, я надеюсь, вы продолжите ваши признания. Как вы попали в такое положение?

Робер вздохнул.

— Причиной была любовь?

— Нет,— ответил Робер.— Бедность.

Роже остановился и сжал руку своего соотечественника. Этот жест тронул Робера. А де Сорг продолжал:

— Бедность!… Дорогой мой, расскажите все. Ведь делиться своими неприятностями — такое облегчение, и вы не найдете слушателя, который посочувствует вам более, чем я. Ваши родители живы?

— Умерли.

— И мать и отец?

— И мать и отец. Мать, когда мне было пятнадцать лет, отец полгода назад. Все это время я вел жизнь богатого, даже очень богатого человека, и только после смерти отца…

— Я понимаю,— сказал Роже с глубокой симпатией.— Ваш отец был светский человек, один из тех прожигателей жизни…

— О, я нисколько его не обвиняю,— быстро перебил собеседника Робер.— Он был ко мне добр. Его душа и кошелек всегда были для меня открыты. Что касается остального, то он имел право жить как ему хотелось. Тем не менее в один прекрасный день я оказался без гроша в кармане. Все, что осталось в наследство, через две недели после смерти отца перешло к кредиторам. У меня не осталось почти ничего. Следовало подумать о том, как зарабатывать себе на хлеб. Не имея привычки преодолевать трудности жизни, я, надо признаться, растерялся. Вместо того чтобы противостоять беде, остаться в Париже, воспользоваться связями, я почувствовал какой-то глупый стыд из-за своей бедности и решил исчезнуть. Переменил имя и уехал в Лондон, там очень скоро потратил последние сбережения. К счастью, удалось найти место преподавателя, и я начал даже вынашивать разные планы, например, хотел попытать счастья в какой-нибудь французской колонии. И вдруг снова потерял работу и оказался в отчаянном положении. Тогда я решил воспользоваться первым же подвернувшимся случаем. Этому случаю суждено было материализоваться в образе мистера Томпсона. Вот в немногих словах вся моя история.

— Она не очень веселая,— сказал Роже.— Но вы сказали, что изменили имя…

— Да.

— А ваше настоящее имя? Если уж вы столько мне рассказали…

Робер горько улыбнулся.

— Боже мой! Но я прошу вас хранить тайну, иначе я стану на корабле притчей во языцех. Признаюсь, что решился на это из самолюбия. Я не хотел, чтобы потешались над моим настоящим именем. И, как в детстве, сделал анаграмму.

— И следовательно, Морган — это?…

— Морган — это Грамон. Прибавьте сюда бесполезную теперь частицу «де» и титул маркиза — и вот вам моя полная личность.

Роже с горечью воскликнул:

— Черт возьми! Я ведь был уверен, что знаю вас! Вы должны вспомнить, что в детстве мы встречались. Я имел честь быть принятым у вашей матери. Я думаю даже, что мы дальние родственники.

— Именно так,— подтвердил Робер.— Я вас вспомнил, как только услышал ваше имя.

— И после этого вы упорствовали в своем инкогнито! — упрекнул Роже.

— Зачем было его нарушать? — сказал Робер.— Ведь только ваша настойчивость заставила меня раскрыть имя.

Некоторое время оба соотечественника молчали.

— А ваша должность переводчика?…— внезапно спросил Роже.

— Что? — не понял Робер.

— Хотите ли вы с ней расстаться? Я с радостью готов вам помочь.

— А как я с вами расплачусь? Нет-нет! Я очень тронут вашим предложением, но не могу его принять. Если я низвел себя до такого состояния, если покинул страну и друзей, то прежде всего чтобы не быть никому обязанным. В этом я буду упорствовать и теперь.

— Может быть, вы и правы,— ответил Роже задумчиво.

Два француза долгое время ходили по палубе, взявшись за руки. В свою очередь, Роже немало рассказал новому другу о себе.

Разойдясь по своим каютам, случайные спутники почувствовали, что взаимные признания сблизили их. На борту корабля было теперь, по крайней мере, два друга.

Робер думал о том, что его одиночество наконец кончилось. И сознание того, что, оставаясь для всех гидом-переводчиком в глазах одного человека он тот, кто есть на самом деле, стало для него моральной опорой.

С этими приятными мыслями Морган зажег лампу и погрузился в изучение Мадейры и ее столицы Фуншала. Необидные насмешки Роже напомнили ему о необходимости наверстать упущенное. На другой день гид чувствовал себя уверенно и был готов отвечать на любые вопросы.

Чтобы достичь берега, находящегося на расстоянии полумили, корабельные лодки не годились. Море было неспокойно, и это затрудняло высадку. Для безопасности пассажиров пришлось взять местные лодки и местных моряков, хорошо знающих особенности берега.

— Знаете, господин профессор,— сказал Томпсон Роберу,— на Мадейре все говорят по-английски, похоже, у вас намечается что-то вроде отпуска. Загляните только к одиннадцати часам в отель «Англетер» и, если хотите поспеть к ужину, будьте на корабле в восемь вечера.