Жизнь с препятствиями - Феликс Кривин

— Вы с Земли? — спросил Свена Тонкий Стебель. — Говорят, у вас на Земле есть верблюды? Понимаете, мы здесь все верблюжьи колючки, а верблюдов у нас нет. Это очень грустное обстоятельство.

— Очень, очень грустное обстоятельство, — закивали другие тонкие стебли.

— Но они вас съедят! — воскликнул Свен. — Ведь основное, чем питаются верблюды на Земле, это ваш брат верблюжья колючка.

— Этого нам еще не хватало! — сказал Длинный Стебель. — Нет, я положительно убежден, что глупость нас погубит, как она погубила все прежние цивилизации. У нас ведь не первая цивилизация, — пояснил он Свену. — Был когда-то мыслящий огонь, но он додумался до воды, и она его погубила. Потом была мыслящая вода, бурная и глубокая, но она додумалась до песка, и он ее поглотил. Теперь на этом песке выросли мы, и жили б себе разумно, стараясь ни до чего не додумываться… Так нет же, нам подавай верблюда!

— Может, вы нам уступите одного верблюда? — попросил Свена Тонкий Стебель.

— Да он же съест вас!

— И пусть! Раз уж мы верблюжьи колючки, нам нужен верблюд, иначе в этом нет никакого смысла.

Вот к чему приводят поиски смысла. Чистый разум, уничтожающий сам себя.

На какое-то мгновение Свен почувствовал себя верблюжьей колючкой. Без верблюда ему стало как-то нехорошо. И его потянуло на Землю, к верблюдам.

Письмо в прошлое

Жена моя!.. Нет, не жена… Внучка моя или внучка моей внучки!.. Не знаю, кого застанет на Земле это письмо. Вы не помните меня, никто меня на Земле не помнит, хотя расстались мы только вчера.

Я напомню о себе. Нас было трое: наша дочь и мы, ее родители. Но однажды наша дочь заболела, и врачи не знали, что у нее за болезнь. В то время много говорили о летающих кораблях, принадлежащие какой-то более высокой цивилизации. И я решил обратиться за помощью к этой цивилизации.

Мне это удалось: геометрия пространства — тема моей диссертации, и я вычислил наших братьев по разуму, как Леверье вычислил планету Нептун.

Они не выразили никаких эмоций при моем появлении, только один из них сказал: «Довольно любопытный способ решения». Говорили, как требует вежливость, на языке гостя.

«Чему у вас равно Q?» — спросил пожилой брат по разуму.

Я сказал.

«И вы уверены, что нигде не допустили ошибки?»

«Все абсолютно точно, хотя абсолютность — понятие относительное», — сказал тот, которому понравился способ.

Я объяснил им, зачем к ним явился. Рассказал о нашей дочери и о том, что вся надежда на них.

«Непонятно», — сказал тот, которому понравился способ решения.

«Что ж тут непонятного? У меня больна дочь…» — «Ну и что же?» — «Она может умереть». — «Ну и что же?» — «Но ведь я отец, как я могу примириться со смертью дочери?»

«Непонятно, — сказал тот, кому понравился способ решения. — Все, что вы вычисляли, было понятно, а то, что вы говорите, невозможно понять. Разве то, что у вас умирает дочь, не естественно?»

«Но ведь вы можете ее спасти?»

«Вы имеете в виду вот это? — Он взял карандаш и набросал формулу выздоровления. — Можно решать и так. Особенно учитывая возраст вашей дочери. Но в данном случае это исключено, поскольку нарушит событийную последовательность. И кроме того, учтите несоответствие времен».

Он показал на календарь. Там было число 2096.

«Это по вашему летосчислению?» — «Нет, по вашему».

Жена моя!.. Нет, не жена… Внучка моя или внучка моей внучки! Я не могу к вам вернуться. Прошло столько лет… Меня там никто не помнит… Стоит ли нарушать событийную последовательность?

Одно только меня тревожит: выздоровела ли наша дочь? Пусть она уже все равно умерла, мне очень важно, чтобы она выздоровела тогда, в детстве. Чтобы она прожила свою жизнь, пусть мгновенную по неземному времени, но по земному — долгую, по земному — полную, жизнь, которую не заменит ничто — никакие вечности, никакие времена и пространства!

Мария

Два солнца — огромное красное и маленькое голубое — садились за горизонт планеты Марии, а на фоне их сидели два кузнечика, точнее, два неземных существа, напоминавших земных кузнечиков, и наслаждались закатом.

Они не знали, что сидят на планете Марии, это знал только Ловел Стерн, потому что он-то и назвал Марией планету, на которую прибыл с далекой Земли.

Мария осталась на Земле. Почему-то им стало тесно на Земле, и Мария осталась, а он улетел — и прилетел на планету, которую назвал Марией.

Два неземных кузнечика имели довольно независимый вид, — вероятно, потому, что каждый сидел на фоне своего солнца. Они смотрели в разные стороны и сохраняли между собой дистанцию, наподобие двух солнц.

А Мария осталась на Земле. Она тоже держалась независимо, но ей это было трудней, потому что у Земли только одно Солнце.

Кузнечик голубого солнца потер лапку о лапку, положил голову на одну из них и задумался. А кузнечик красного солнца закинул ногу за ногу, подчеркивая, что ничьи мысли, кроме своих, его не интересуют.

Наступила ночь, но и она не могла их соединить, потому что на небе взошли две луны, желтая и оранжевая. И эти луны были, как два воздушных шара, готовых лопнуть от своей независимости…

А Мария осталась на Земле и ничего не знала о планете Марии.

И не знала она, что можно вот так просидеть всю жизнь, подперев голову кулачком и закинув ногу за ногу, — потому что независимость — это совсем не любовь, настоящая любовь — это зависимость. Иметь одну Землю на двоих, одно Солнце на двоих, только одно, все только одно на двоих…

Ловел Стерн покидал планету Марию. Он покидал эту Марию ради той, земной, как еще недавно покинул ту ради этой, двусолнечной и двулунной…

Два неземных кузнечика не заметили, как он улетел: каждый из них смотрел в свою отдельную, персональную сторону…

Карьера Брюна

Коллега Брюн внезапно замолчал. Он замолчал не в каком-то определенном разговоре, он вообще замолчал, и это было тем удивительней, что прежде коллега Брюн не молчал даже тогда, когда все взывали к его молчанию. И никто не знал, что он изобрел Великий Умолчатель.

Умолчатель был прост и не требовал никаких дополнительных источников питания, он работал на энергии, предназначенной для произнесения слов. Вместо того чтоб расходоваться на разговор, эта энергия направлялась на умолчание.

Вскоре коллега Брюн стал доцентом Брюном. Потом профессором Брюном. Он молча поднимался по научной лестнице, оставив далеко внизу всех говорящих.

И пусть коллега Грейли говорит, что молчание бесцветно, что только звуки могут выглядеть красочно. Пусть говорит, он так и останется коллегой Грейли. Не доцентом, не профессором, а просто коллегой.

— Слышишь, коллега Грейли? Вспомнишь мои слова!

Собственно, не слова, потому что вся энергия, идущая на слова, у профессора Брюна привычно перерабатывалась в молчание.

Спрос и предложение

Очередь протянулась на несколько кварталов: в магазин выбросили таблетки красоты.

За соседними прилавками скучали продавцы: никак не удавалось сбыть залежалый товар — таблетки доброты, честности, благородства…

«Как это несправедливо! — подумал Черри (таблетки справедливости тоже не пользовались спросом). — И когда мы научимся видеть настоящие ценности, заботиться не о внешности, а о сути?

Черри грустно покачал головой и стал в очередь.

Такси

Водитель таксомотора времени требовал плату в оба конца, ссылаясь на то, что в прошлом не сможет взять пассажиров.

— Там много пассажиров, — уверяла его Клэр, — я каждую субботу езжу к прапрапра… — разговор затягивался, и Клэр поспешила договорить: — …бабушке.

— Платите за оба конца, — настаивал невозмутимый водитель.

— И что у вас за порядки? Из будущего в прошлое — плати за оба конца, из прошлого в будущее — плати за оба конца…

Старый водитель покачал головой:

— Ничего не поделаешь, приходится платить. И за прошлое платить, и за будущее…

Нищий

Автоматический нищий не отходил от окна.

— Подайте бедному, несчастному! — металлически канючил он, жалобно мигая желтыми и красными лампочками.

— Проходи, проходи! — прикрикнула на него миссис Мроуз.

— Помилосердствуйте!

— Вот я на тебя автособаку спущу!

Автонищий исчез, испугавшись автособаки. Миссис Мроуз слышала, как он канючил под соседскими окнами.

— Развели нищих…

Именно развели. В век всеобщего благосостояния, когда никто не нуждался ни в чьей помощи, специально были изобретены автонищие, чтобы сохранить в людях милосердие и доброту. Людям не хватает доброты, миссис Мроуз чувствовала, как ей не хватает доброты…