Рассекреченные страницы истории Второй мировой войны - Георгий Куманев

Добробабин успел помочь жене фронтовика Екатерине Величко с двумя малыми детьми укрыться в Левандаловском лесу. Но сам попал в огромную колонну людей, которых отступавшие эсэсовцы, используя сторожевых собак, гнали впереди себя, открывая огонь по каждому, кто пытался сбежать. Уже находясь за Днепром, он сумел свернуть с большой дороги и в селе Тарасовка Одесской области встретил наконец советские войска.

Он явился в полевой военкомат, все рассказал о себе лейтенанту Усову, который проводил запись военнообязанных, и после соответствующей проверки был приписан в 1055-й полк (командир полка майор Следь, начальник штаба капитан Комиссаров) 297-й стрелковой дивизии и восстановлен в прежнем звании.

С марта 1944 г. и до конца войны И. Е. Добробабин постоянно находился на передовой в должности командира отделения. Он участвовал в Ясско-Кишиневской операции, в боях за освобождение Румынии, Чехословакии, Австрии. Форсировав Тиссу, его отделение укрепилось на противоположном берегу и до подхода основных наших сил удерживало этот важный плацдарм. Здесь Иван Евстафьевич был контужен плавучей миной, но остался в строю. В сражении за Будапешт солдаты отделения действовали как истребители танков. В числе первых ворвались в город Кечкемет, прорвав три кольца вражеской обороны и захватив аэродром противника.

За проявленное мужество и героизм сержант Добробабин был награжден орденом Славы III степени и несколькими медалями.

Вот как характеризовалась его боевая деятельность в спецсообщении начальника контрразведки 2-го Украинского фронта от 22 января 1945 г.:

«За время пребывания в 297-й стрелковой дивизии Добробабин И. Е. никак себя не скомпрометировал. Показал себя в прошедших боях храбрым воином. За бои под Яссами в августе 1944 года награжден орденом Славы III степени. Военный совет 7-й гвардейской армии вошел с ходатайством в Президиум Верховного Совета СССР о выдаче Добробабину ордена Ленина и Золотой Звезды».

После разгрома фашистской Германии вместе со своей частью он был направлен на восток для участия в войне против японских милитаристов. Но на пути следования его встретило известие о капитуляции Японии.

Поздней осенью 1945 г. сержант Добробабин был демобилизован и вернулся в г. Токмак (Киргизия). Именно отсюда он добровольцем в июле 1941 г. пошел на фронт в составе панфиловской дивизии.

И вот перед ним до боли знакомые места, сердце сжалось: «Выхожу из вагона, в солдатской шинели, с небольшим чемоданчиком, — вспоминал Иван Евстафьевич, — немного прошелся по знакомой Кошчийной улице и в глазах зарябило, читаю на табличке: “Улица Добробабина”… А на городском сквере у здания горсовета — большой чугунный памятник во весь рост и на нем надпись: “Герою Советского Союза, одному из 28 панфиловцев Ивану Евстафьевичу Добробабину”.

Мое появление буквально «с того света» для жителей города было немалой радостью… Но продолжалась она недолго. Вскоре я был арестован».

Все пошло по хорошо известному сценарию, в худших традициях тех лет, с грубейшими нарушениями элементарных норм права: ускоренное, предвзятое следствие, включая применение физических мер воздействия, угрозы и запугивания свидетелей, а затем и двухдневный (8–9 июня 1949 г.) Военный трибунал Киевского военного округа, заседавший в Харькове. И «за измену Родине», за то, что, по словам обвинителя, Добробабин «спасал свою шкуру», последовал жестокий приговор — 25 лет лагерей. Мера наказания была снижена до 15 лет: учли, что Добробабин все же из 28 панфиловцев. Одновременно было направлено представление в Москву о лишении его звания Героя Советского Союза, что и было вскоре оформлено соответствующим указом.

Добробабин просил следователя и судей, чтобы его привезли в село Перекоп (ведь оно находится всего в 40 км от Харькова), собрали бы всех жителей и изложили суть обвинения. Состряпанная легенда о его преступлении легко бы улетучилась. Но в этой просьбе ему было отказано, а многочисленные свидетели из села, которые могли бы без труда подтвердить, что он не изменил Родине, на заседания трибунала не привлекались.

— А что стало с Вашим памятником в Токмаке? — спрашиваю Ивана Евстафьевича при встрече.

— Точно не могу сказать, но мне рассказывали, что поступили с ним просто: мою «голову» отрезали, а «голову» Дуйшенкула Шопокова — моего боевого друга и земляка, тоже одного из 28 панфиловцев, — приварили, да так, что шов был виден. На какое-то время это стало особой достопримечательностью города. Всем приезжим, показывая памятник, местные жители говорили: «Перед вами “тело” Добробабина, а “голова” — Шопокова». Но потом этот памятник убрали».

Находился в лагере И. Е. Добробабин семь лет. В 1955 г. Военная коллегия Верховного Суда СССР рассмотрела протест Генерального прокурора по его делу, приняв половинчатое решение: срок наказания был снижен как раз до этих семи лет. А 2 ноября 1954 г., еще до принятия решения по указанному протесту, он был освобожден, но без полной реабилитации, а лишь «условно-досрочно». При этом все его боевые награды не были возвращены, остался в силе и указ о лишении И. Е. Добробабина звания Героя Советского Союза.

В ноябре 1966 г. в газете «Труд» была опубликована моя статья «Бой, вошедший в историю», посвященная 25-летию подвига 28 панфиловцев у разъезда Дубосеково. В ней, в частности, среди погибших героев был назван и сержант Добробабин.

Спустя некоторое время в одном из откликов на статью сообщалось, что Иван Евстафьевич жив и трудится где-то в Ростовской области. Я начал поиски. И вот, наконец, Ростовское областное адресное бюро известило, что И. Е. Добробабин проживает в г. Цимлянске.

Через несколько дней я поехал туда в качестве спецкорреспондента «Комсомольской правды»… Мне казалось, что я встречу человека, изломанного судьбой, с расшатанными нервами, обиженного на все и вся. Но эти опасения оказались напрасными. Я встретил настоящего русского солдата, поражавшего своей выдержкой, неподдельной скромностью, мужественно переносящего все жизненные невзгоды и испытания.

Много нового узнал о нем. Трудовую деятельность Иван начал 15-летним юношей, работал в качестве землекопа на строительстве Харьковского тракторного завода. Здесь же вступил в комсомол. Летом 1939 г., находясь на действительной службе в рядах РККА, около месяца участвовал в боях с японскими захватчиками в районе реки Халхин-Гол. Был контужен. За проявленный героизм командование представило пулеметчика Добробабина к медали «За отвагу». (Дальнейшая судьба этого представления осталась неизвестной.) Великая Отечественная война застала Ивана на строительстве Большого Чуйского канала в Средней Азии. 22 июня 1941 г. он пошел добровольцем на фронт. Его направили в г. Алма-Ату, где формировалась 316-я (позднее 8-я гвардейская) стрелковая дивизия, которой командовал генерал-майор И. В. Панфилов. Осенью 1941 г. в составе этой дивизии он сражался на территории Калининской области, а затем на полях Подмосковья…

Вот так характеризовали своего земляка молодежные руководители из г. Токмака, узнав о гибели Ивана Добробабина:

«Он ушел на фронт одним из первых среди токмакских комсомольцев.

Заядлый футболист, Иван Добробабин любил спорт, военное дело и ушел сражаться с врагом хорошо подготовленным, умелым бойцом. Мы были уверены в своем друге — такой не сдастся в трудную минуту. И верно: в армии, в боях Иван быстро выдвинулся, его назначили командиром подразделения. Не дрогнул и в том, последнем бою…

Их было только двадцать восемь… Они погибли, но не отступили.

Мы гордимся, что среди двадцати восьми героев, отдавших жизнь за Родину, был парень из нашего города, комсомолец Иван Добробабин.

Александра Беляева — секретарь Токмакского горкома комсомола,

Александра Старостина — политрук молодежного подразделения Всевобуча»[209].

Находясь в Цимлянске, я имел не только продолжительные беседы с Иваном Евстафьевичем, подробно расспрашивая его обо всем, но и побывал в местных органах власти. И всюду слышал только самые добрые слова об Иване Евстафьевиче как о хорошем человеке, добросовестном работнике.

Рассказал я тогда И. Е. Добробабину о недавней поездке в Алма-Ату и о встрече с Даниилом Александровичем Кожубергеновым — одним из 28 панфиловцев, человеком такой же трудной судьбы, официально тоже не признанным героем. Иван Евстафьевич хорошо помнил этого бойца своего взвода, и между ними позднее завязалась переписка.

Вооруженный богатым и интересным материалом, я вернулся в Москву и приступил к подготовке статьи о Добробабине для «Комсомольской правды».

Но тут последовал вызов на Старую площадь. В полученной открытке, которую храню до сих пор, значился номер телефона, по которому я должен был позвонить т. Осташеву С. П. Молодой голос в трубке подтвердил приглашение, поинтересовавшись, нет ли у меня возражений, если беседа будет проходить в присутствии военного прокурора. Отвечаю, что это, конечно, дело того, кто приглашает.