Черное озеро (СИ) - К. Разумовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что если Амур прав и люди действительно меняются бесповоротно?
Ранее Распутин был бесшабашным и неудержимым энтузиастом, рвущимся в бой впереди планеты всей. Мы убивали и грабили, скитались в поисках того самого «позарез необходимого нечто». После заключения от него будто бы осталась только оболочка, наделенная лишь тенью тех качеств, которые мы все так в нём любили. Неужели нежные чувства настолько меняют человеческую натуру?
— Нам нужно будет отловить еще пару зайцев и продать их на рынке, чтобы пополнить запасы хлеба и сыра.
Не унимается друг, шагая по едва оттаявшей пожухлой траве. Самые крупные мешки с мясом и шкурой достались мне, из-за чего поясница заныла под конец нашего пути, когда мы вошли в деревню. Пустую и богом забытую. Нежданные холода остудили пыл местных, и торговая площадь опустела.
— Я не отдам шкуру. — пыхчу я, подходя к заднему двору. В окнах мерцает тусклый золотистый свет. Распутин продолжил гундеть, но все мои мысли уже заняты желанием напиться и убиться от его занудства.
Скучные люди, особенно, если они твои друзья, выматывают посильнее драк и охоты, ибо прикончить их нельзя, а бить — это дурной тон.
Благо, девчонки, выскочившие во двор, решили взять инициативу по рукоприкладству на себя.
Глава 12. Все ваши монстры — это вы сами. Амур.
Стаскиваю липкую одежду в предбаннике и бросаю на лавке. Толкаю размокшую дверь и шагаю в темноту. В горячем влажном воздухе витает запах дубовых веников вперемешку с дымом и мылом. Источником слабого света служат открытая печь и пара масляных ламп. Глаза с трудом привыкают к полумраку. Лучи света неравномерно пронизывают облака густого, клубящегося пара. На низкой лавке меж тазов, доверху наполненных водой, сидит Мален. Его кожа раскраснелась от жары, к плечу прилип дубовый лист. Он наполовину прикрыл клеймо с номером, оставленное в темнице. Обливаюсь холодной водой из бочки.
— Мы так и не поговорили нормально. Без рукоприкладства. — отмечает Распутин не шевелясь. Разбавляю ледяную воду кипятком из железного бака. Обливаюсь водой и прикрываю глаза. Деревянный черпак теплый и сухой. Мышцы под изуродованной кожей расслабляются, уступая место долгожданному умиротворению.
— Я искал тебя. — вода стекает по лицу и попадает в рот. Нахожу мыло на лавке и растираю его в мозолистых ладонях.
— Знаю. — Шепчет Мален.
Намыливаю волосы, запутывая пальцы в отросших прядях.
— И ты за это поплатился.
— Я поплатился за глупость. Стоило догадаться, что заключенных постоянно перевозят.
Тщательно промываю волосы и обессиленно падаю возле друга. Мален протягивает мне веник, уперевшись невидящим взглядом в стену. Хлопаю веником по груди и ногам, удивляясь тому, как такие привычные ранее действия вдруг стали мне смутно знакомыми.
— До сих пор не верю. — озвучивает мои мысли Распутин. Киваю, считая, что слова здесь будут лишними. Мы молчим еще какое-то время, разглядывая поднимающийся и клубящийся пар.
— Почему Нева? — озвучиваю терзающий меня вопрос, откидываясь назад. Облокачиваюсь на горячую влажную стену. Мален плещет немного воды на раскаленные камни горбатой печи и те шипят в ответ, словно сотни, а то и тысячи змей. Пар сгущается. Становится жарче. Друг растворяется в белой пелене. Остаются лишь бледно-желтые огни ламп, парящие в тумане, как светлячки.
— Я не знаю. Она была…другой. С ней никто не хотел играть, она самая младшая из дочерей Романова. Она заметила, как я слежу за их домом, караулом, Днестром и его сыном Климентом, и…я не знал, что сказать…
— О, нет… — шепчу я, предвкушая продолжение. Мален звонко смеется в ответ.
— О, да, я сказал, что искал встречи с ней. От большой и неразделенной любви.
— Но это было не так?
Смеюсь, ощущая странную легкость во всем теле. Будто я наконец-то обретаю свободу, которую никому и никогда у меня не отнять. Словно я нашел глубоко в себе то, что, как мне казалось, было утеряно навсегда. Мален наигранно возмущается:
— Конечно нет! Но, потом… мы начали больше общаться и до меня дошли слухи, что ее выдают замуж. Я не мог оставить молодую девушку в такой беде!
— Ты не мог оставить себя без маленькой княжны. — недовольно поправляю я.
Все эти высоконравственные мотивы ни к чему. Всё равно всеми людскими желаниями правит их эгоизм.
— Мы хотели уйти от Днестра вдвоем. Она была готова сделать все, чтобы быть со мной, даже отказаться от титула, представляешь? Я слишком поздно понял, что люблю ее.
Открываю глаза и замечаю пристальный взгляд друга, ожидающего ответа.
Но что я могу сказать? Любовь, не строящаяся исключительно на желании, безусловно, — прекрасное чувство. Но я не ощущал его слишком давно, чтобы воспевать. Если вообще когда-то имел возможность столкнуться с ним.
— И что было дальше?
Мален разочарованно опускает взгляд. Он явно хотел услышать нечто другое.
— Ее жених помешал нам.
— И ты убил его? — подняв брови вопрошаю я, растирая мыльными руками плечи, плавно переходя на грудь и живот. Пальцы то и дело спотыкаются о шрамы.
Отвратительно. На ощупь они как корни, просочившиеся под кожу. Как предательство, глупость и эгоизм. Мои шрамы на вид и на ощупь как непростительная ошибка. Моя ошибка. Сколько не обвиняй во всём Идэр, я тоже виноват. Доверился, недосмотрел, не был готов.
— Да. — кратко отзывается Мален.
— Какая прелесть. — качаю головой, обливаясь теплой водой из ковша. Волосы липнут ко лбу. — А вы, Мален Распутин, гений в любовных вопросах.
— Я сказочный идиот. Влюблённый по уши. — обреченно подытоживает он, поднимаясь.
— О, безусловно.
— А потом нас арестовали. На пристани, когда мы собирались бежать от тебя.
Меня тошнит от той легкости, с которой он признаёт своё предательство. Но я улыбаюсь Распутину, погрязая в воспоминаниях о дне своего задержания. Тогда меня арестовали, потому что я искал его. Искал очередного человека, который предпочел сбежать от меня подальше, а не остаться рядом.
***
Постоялый двор уже затих. Игривый смех девушек, призванных развлекать гостей перестает резать слух. Дыхание выравнивается. Незнакомая девица подле меня лениво растягивается на мятых простынях, разглядывая свежие красные шрамы на моем обнаженном теле. Ее золотые волосы разметались по подушкам и, местами, прилипли к лицу. Махорка медленно тлеет в резной трубке, выторгованной на рынке за четыре серебряника. Смахиваю пепел, высыпавшийся на грудь, втягиваю едкий дым. Голова слабо кружится при каждой последующей затяжке. Ранее напряженные мышцы расслабляются. Бросаю взгляд на девицу. Я не знаю ее имени. Она
