Знание-сила, 2009 № 08 (986) - Хоружик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В рыночной экономике ломать и выбрасывать выгодно. Один американский экономист подсчитал, что если у вас часто ломается автомобиль, то вы содействуете росту производства, даете работу ремонтным бригадам, производителям запчастей. И таким образом обеспечивается до трети валового внутреннего продукта! Со всего этого государство получает налоги. Если вместо одноразового пакета вы используете прочную, долговечную сумку, вы в некотором роде враг общества.
Подумайте, у скольких людей вы отняли работу, и какую прибыль недополучили производители пластика!
В 60-е годы в одном американском фантастическом рассказе говорилось о человеке, который тайком везет по городу деревянную табуретку. Ее нужно маскировать, потому что такие долговечные предметы запрещены законом. Вещи должны разваливаться.
Советскому читателю это казалось довольно странным. Но и для тогдашней Западной Европы это было чересчур.
Современный французский писатель Жан-Кристоф Рюфен в антиутопии «Глобалия» рисует картину будущего. Однако многие черты проглядывают уже в настоящем.
«Как обычно, несмотря на праздник, из торговых центров выходили десятки покупателей, толкая перед собой тележки, доверху нагруженные разными сладостями и другими не нужными вещами. Их искусственно созданные желания, едва исполнившись, сразу же оборачивались разочарованием: яркие наряды выцветали, заводные игрушки ломались, у моющих средств заканчивался срок годности. Запрограммированное устаревание вещей давно стало частью привычного жизненного уклада. Каждому было известно, что это необходимое условие успешного функционирования экономики. Приобретать новые товары считалось неотъемлемым правом каждого гражданина, но долгое обладание угрожало бы постоянному обновлению производства. Вот почему гибель вещей была изначально заложена в них самих, и механизм ее проектировался не менее тщательно, чем сами товары» (перевод Натальи Морозовой).
В Советском Союзе потребление не стимулировало экономику: у нас не было проблемы с безработицей, да и о прибыли не слишком много думали. Оборотной стороной бескризисного непрерывного роста было то, что все время чего-то не хватало. Потому, решая на местах мелкие бытовые проблемы, продлевая жизнь вещей, придумывая для них новые, неожиданные функции, советский человек, сам того не зная, содействовал экономическому прогрессу своей родины.
В советской экономической системе потребитель был лишним. Он отвлекал ресурсы от самодостаточной машины производства. Покупатели в магазинах явно мешали продавцам своим присутствием. Любые товары изготавливались для того, чтобы выполнить «план по валу». Иными словами, важны были не сами предметы, а килограммы и рубли, в которых они измерялись. Удовлетворяет изделие чью-то потребность или нет — это вопрос мало интересный.
Но чем больше советская система игнорировала потребителя, тем более агрессивным он становился. Покупки превращались в смысл жизни. Вещи не приобретали, а доставали. «Советский шопинг» был сродни охоте. Если он и доставлял удовольствие, то главным образом, за счет вбрасывания адреналина в кровь. Культивировались изобретательность, настойчивость.
Понятно, что вещь, добываемая таким трудом, становилась очень ценной. В рыночном обществе потребитель удовлетворяет свою мимолетную потребность, купив какую-то красивую мелочь, о которой забудет через пять минут. Советский человек, которому за каждую покупку приходилось просто бороться, относился к вещам иначе.
В рыночном обществе потребление само по себе становится потребностью. В том смысле, что факт покупки может быть важнее и интереснее, чем приобретаемая вещь. Покупка становится допингом. В ней сублимируется множество других нереализованных потребностей: невыраженных эмоций, нерастраченных чувств. Общество все более подчиняет личность на работе, оставляет ей все меньше свободного времени, да и этим свободным временем манипулируют. Шопинг оказывается лекарством от отчуждения, хотя это, скорее, похоже на болеутоляющее, недолговременно действующее средство. Дозу периодически приходится повышать. Удивительным образом и в жизни советского, и в жизни западного человека потребление выдвинулось на передний план, хотя по совершенно противоположным причинам. А бывшие советские граждане, на которых обрушилась рыночная экономика, перенеся тяготы переходного периода, принялись потреблять с двойным энтузиазмом, соединяя накопленный в советское время драйв с мимолетными наслаждениями супермаркета.
Десятый
Ирина Прусс
Подведены итоги десятого, юбилейного конкурса исследовательских работ старшеклассников «Человек в истории. Россия, ХХ век»
«Никто не ожидал, что конкурс будет жить так долго и приобретет такие масштабы», — признается бессменный председатель оргкомитета конкурса Ирина Щербакова.
Действительно, никто не ожидал, что за это время конкурс соберет около 30 тысяч работ, многие из которых можно вполне серьезно назвать научными: они издаются у нас и за границей, на них ссылаются профессиональные историки в своих исследованиях. Эту цифру смело можно увеличить раз в десять: у многих работ не один, а целая группа юных авторов, плюс научный руководитель (чаще всего — учитель), плюс родители, бабушки, дедушки, особенно когда объектом исследования становилась история семьи, плюс консультанты в архивах, музеях — и так далее, и так далее. Все эти люди так или иначе оказывались втянутыми в работу над восстановлением истории не парадной и не из школьного учебника, а той, что пока еще живет в памяти если не прямых участников событий, то их детей. И той, что происходила на наших глазах: в Афганистане, в Чечне, у Белого дома.
Благодаря этому конкурсу за десять лет мы смогли убедиться, что устная, переходящая от человека к человеку, от поколения к поколению история жива, хотя мы ее, кажется, давно похоронили. Мы услышали голоса молчаливого большинства, которое, оказывается, сегодня молчит в основном потому, что его не слишком настойчиво спрашивают. Или не спрашивают вообще. На таком солидном собрании исследовательских работ по изустной истории, проверенной в архивах и переведенной в письменную, можно было увидеть, что акцентировано в истории ХХ века не лукавыми придворными летописцами, а памятью множества людей. Оказалось, акценты проставлены вовсе не так, как в наших школьных учебниках: например, на первое место упорно выдвигались коллективизация и раскулачивание, а не ДнепроГЭС, Магнитка и победа в Великой Отечественной войне; что память об этой войне хранит многое из оставшегося за рамками учебных курсов.
В работах старшеклассников — не только изустная, народная память о событиях прошлого, но и впечатления самих юных исследователей от этих рассказов. Впечатления и выводы по поводу услышанного не просто свежи и часто неожиданны, это новое прочтение истории, новое как для самих авторов работ, впервые столкнувшихся с живым прошлым, так и для экспертов, эти работы читавших, людей другого поколения. Уникальное собрание этих работ — бесценные документы, ждущие своих исследователей.
Девушки и юноши, вышедшие на сцену принимать поздравления и подарки в честь одержанной ими в конкурсе победы, под руководством своих учителей проделали огромную работу. Их поздравляли старинные и новые друзья конкурса (в числе последних — представитель Фонда
