Батарея держит редут - Игорь Лощилов

В последних числах января было поручено Высочайшее согласие на план Ермолова, что придало Алексею Петровичу уверенности и развязывало руки. Теперь все его усилия стали направляться на создание ударной группировки для вторжения в Эриванское ханство. Особое внимание уделялось силам и средствам для осады и взятия Эриванской крепости, от которой чуть менее двадцати лет назад были вынуждены отступить войска Цицианова и Гудовича.

В те времена инженерным обеспечением такого рода операций занимались пионерные войска. В составе Кавказского корпуса имелся отдельный пионерный батальон, которым командовал полковник Евреинов. Командовал скверно, а вернее всего, никак. Его маленькую фигурку, небрежно упакованную в засаленный мундир, редко можно было видеть на службе. Обычно он сидел дома и лишь изредка посещал подчиненных офицеров, жалуясь на притеснения начальства. Ермолова он боялся панически, а тот, справедливо почитая его совершенно никчемным человеком, воздерживался от того, чтобы поручить сколько-нибудь серьезное дело. Естественно, что при подобном попустительстве личный состав занимался строительством частных дач и разного рода работами, кото-рые уже тогда назывались халтурой, а офицеры пьянствовали и бездельничали. По замыслу Ермолова, в составе передового войска следовало иметь особый отряд из пионеров и соответствующих войск прикрытия, который обеспечил бы ведение осадных работ вокруг крепости и создал благоприятные условия для ее штурма основными силами. Следовало только подобрать предприимчивых людей, способных выполнить такую задачу.

К счастью, в это время стали прибывать такие люди – бывшие офицеры, наказанные за участие в декабрьских событиях лишением чинов и ссылкой в Сибирь. По случаю своей коронации государь смягчил наказание и решил дать им возможность загладить вину храбрыми действиями на Кавказе. К сожалению, исполнение царской милости заняло довольно много времени, потребного на то, чтобы добираться до мест «не столь отдаленных», а затем последовать к новой службе. Ермолов встречал декабристов по-отечески, следуя давней традиции: офицер, сколько бы ни была большой его вина, если, конечно, она не касалась нарушений законов чести, пользовался благорасположением и сочувствием товарищей.

Среди возвращенных был и бывший капитан пионерных войск Михаил Пущин, вынужденный тянуть ныне солдатскую лямку. Император, курировавший в свое время инженерные войска, знал его лично и ценил как умелого пионера. Ермолов тут же предложил ему сформировать команду для действий у Эриванской крепости. Пущин горячо взялся за дело. Стал проводить занятия с выделенными людьми: как наводить переправы, рыть траншеи, закладывать фугасы, учил прочим саперным премудростям. Полковник Евреинов ворчал, активность разжалованного капитана ему не нравилась. Он приходил к нему на квартиру, бесцеремонно усаживался на кровать и учил жизни. Ученье сводилось к тому, чтобы не высовываться и на службу не напрашиваться. К его ворчанью можно было бы привыкнуть, как жужжанию надоедливой мухи, но вот беда: полковник после своего нравоучительного сидения оставлял на кровати множество насекомых. Пущин при очередной встрече с Ермоловым, внимательно следившим за подготовкой пионеров, пожаловался ему на докучливый надзор. Тот успокоил: потерпите, после дождя непременно будет солнышко. И точно, скоро последовал приказ о формировании отдельного отряда, в который наряду с пионерами Пущина вошли нижегородские драгуны, донские казаки и легкая артиллерийская батарея – всего около 400 человек. Задача отряда заключалась в том, чтобы как можно раньше выдвинуться к Эриванской крепости, произвести разведку и начать подготовительные инженерные работы. Майор Челяев, назначенный командиром этого отряда, получил широкие полномочия по его комплектованию. Немудрено, что в нем оказались знакомые лица: поручик Болдин с преданным Равилькой и урядник Корнеич со своими казаками.

Большое это благо, когда честные и знающие люди собираются вместе. Не следят друг за другом и не работают напоказ начальству, а исправно делают каждый свое дело. Челяев поселился в обширном доме гостеприимного купца и устроил в нем нечто вроде клуба. Почти каждый вечер после учений и работы у него собирались отрядные начальники, докладывали о подготовке к скорому походу, делились своими мыслями и просто отдыхали. Первоначально в центре внимания находился Михаил Пущин с рассказами о своем путешествии по Сибири. О тех местах вообще знали мало, но более всего хотелось услышать об отношении тамошних жителей к государственным преступникам, присланным из столицы по велению самого государя. Казалось бы, от них должны были шарахаться, как от зачумленных, ан нет, у сибиряков имелись на все свои соображения. Пущин спокойно и методично повествовал о своем путешествии:

– Вскоре после переправы через Иртыш добрались мы до реки Омь. Сама она не столь широка, но берега круты, и стоит на них город Каинск. Подумалось, что это вовсе проклятое место, если для него приличного имени не нашлось. Сперва все шло к тому, что наши начальные думы будут верными. На въезде встретил нас полицейский и объявил, что имеет приказ препроводить преступников к городничему. Лишь только тот нас увидел, так расправил усы и грозно вскричал: «Я проучу вас по-своему, так что более не станете бунтовать». Нам до сей поры всякое начальство встречалось, но этот показался злее прочих. Отпустил он жандармов, закрыл ворота на запор и тотчас переменил тон: «Милости прошу, господа, наверх, там вы хорошо отдохнете. У вас впереди еще долгий путь. Для фельдъегерей истоплена баня, и если они обещают быть хорошими товарищами, а не сторожами, то буду их с удовольствием видеть в нашей компании. Если же нет, то им отведена квартира, пока у меня будут гостить дорогие гости». Фельдъегеря опешили от такого обращения. «Жалеть не будете», – обнадежил их городничий. Тотчас же подали великолепную закуску, фельдъегеря действительно не стали жалеть и очень скоро отключились. Городничий, представившись Степановым, обратился к нам: «Теперь, господа, мы можем быть нараспашку. Вас я продержу здесь как можно долее, чтобы дать возможность хорошенько отдохнуть. Напишете письма родным и друзьям, окрепнете, а я позабочусь о том, чтобы вам не было скучно. Скажите, в чем имеете нужду – в деньгах, белье, лекарствах, книгах, – вам все будет предоставлено».

Последующая неделя походила на праздник. Жители, как бы желая оградиться от злобного и завистливого Каина, давшего имя городу, проявляли в отношении к нам самое полное радушие и гостеприимство. Многие считали за честь принять нас в своем доме, чем доставляли немало затруднений, поскольку достойно ответить на все знаки их внимания мы не имели возможности.