Антонов коллайдер - Илья Техликиди

одном старом голливудском фильме. Вот так и наша страна – уж не знаю, на что она там купилась и поторопилась ли с принятием решения, но факт остаётся фактом: Российская НеоКоммунистическая Республика – типичный гость Павелецкого: прибежал на вокзал за пять минут до от(п)равления, схватил еду в первой попавшейся забегаловке и едва успел впрыгнуть в последний вагон поезда «Москва – Пекин». И вот теперь уже который день в смердящем плацкартном вагоне с боковым местом у туалета страдает от несварения желудка, и дела с каждым часом становятся хуже, а доктора в поездной бригаде как не было, так и нет. И доедет ли пассажир до конечной точки – одному ВВП известно. На него, как всегда, и уповаем.

Подобно этому метафорическому фантому, мой девятый адресат находился в стоящем на платформе поезде, который, согласно расписанию на онлайн-табло, должен был отправиться с перрона в 15:00 – то есть ровно через пять минут после того, как курьер, следуя обозначенному таймингу, передал бы ему информацию. Теперь я уже точно никуда не спешил. Во-первых, у меня в запасе было ещё целых двадцать минут, нагнанных с помощью неожиданной телепортации с «Таганской». Во-вторых, спешить, когда ты только что впервые в жизни убил человека и тебя разыскивают, глупо. В этом городе, где каждый шаг отслеживается сотнями и тысячами невидимых камер и датчиков, скрыться просто невозможно. Самое тупое, что можно сейчас предпринять, так это поддаться панике, проявляя малейшие признаки неуверенности: городская система вмиг распознает отклонение от нормы, сверит твоё изображение с базой разыскиваемых преступников, куда тебя наверняка уже заносят, и подаст сигнал в ближайшие пункты полиции, коих здесь, на Павелецком, пруд пруди. В-третьих, я ещё не отошёл от шока: выпустить автоматную очередь в живое существо, а после выпрыгнуть со второго этажа и познать на себе эффект телепорта – да уж, такое не каждый день происходит. Но, несмотря на все эти обстоятельства, решение пришло ко мне моментально и как само собой разумеющееся. Оставалось только воплотить задуманное в жизнь.

Для начала я раскрыл рюкзак и сменил футболку на кофту (хоть какая-то конспирация). После уверенным шагом пересёк подземный переход и вышел на площадь перед вокзалом, в центре которой возвышался исполинских размеров памятник нашему Великому Верховному Правителю, планомерно превратившему страну за годы своего долгого властвования в огромный сырьевой придаток красного китайского дракона. (Что было дальше, мы знаем: в течение двадцати с небольшим лет огромная часть восточных земель перешла КНР, а миллионы китайцев беспрепятственно въехали в Россию – в том числе в Москву и Питер, – счастливо оставшись здесь на весьма выгодных для жизни условиях и с эксклюзивными льготами.) Глянул на памятник – перекрестился, как это делают все местные, – и зашёл в здание вокзала. Минул рамки ржавого металлодетектора, равнодушно посмотрел в камеру наблюдения по просьбе хмурого охранника. Не торопясь прошёл через кишащий людьми, в основном азиатами, холл вокзала. Не замедляя шага, нашёл глазами нужный мне поезд на мерцающем 3D-табло: отсюда, как и со всех остальных московских вокзалов, каждый состав, включая нужный мне «Москва – Гуанчжоу», идёт в Китай (ведь, как известно, из РНКР больше никуда и не выехать). Вышел на перрон. По пути достал из рюкзака росфон, но тот отказывался включаться: видимо, вырубился от удара после падения из окна. Это хорошо: больше мне не придётся общаться с Натальей, а ей – выносить мои и без того вынесенные мозги. Дошёл до вагона № 7. На входе – проводница, традиционно проверяющая цифровые билеты у стоящих в очереди пассажиров. В очередь не встал. Улыбнулся проводнице и безмятежно вошёл в поезд, походя сообщив ей, что я «провожающий». Начал протискиваться в конец вагона через стоящих в тамбуре и их многочисленные вещи.

Я знаю, где искать моего адресата. Я уже чувствую его. Точнее, её.

9.3

Дверь нужного купе была открыта, и внутри этого маленького автономного мира я увидел образцовую (по современным меркам) китайскую семью. То, что эти люди друг другу не посторонние, я понял, как только на них взглянул: их объединяло естественное и непринуждённое тепло, сквозившее в движениях и коротких, похожих на междометия словах, которыми они обменивались – быстро, резко и при этом мягко, будто мурлыча неведомую мне песню. Я мало что понимал по-китайски, но считывать чужие эмоции и настроение умел на лету. Этому меня ещё в раннем детстве научил отец. Когда он приходил домой после тяжёлого рабочего дня, по его скупому на мимику лицу – лицу потомственного военного, отдавшего армии большую часть сознательной жизни, – я мог с точностью до девяносто девяти процентов угадать, буду ли сегодня наказан за новые шалости или всё-таки пронесёт. Но то, что удавалось с отцом, никогда не срабатывало с матерью: она была очень эмоциональна, бурно выражала чувства, которые сплетались в настолько большой и запутанный клубок, что я никогда не понимал, что она в эту минуту чувствует и чего от меня хочет. Когда я бывал покорным и прилежным, мать вдруг ни с того ни с сего могла разразиться гневной тирадой или даже как следует меня отлупить. Когда же я был раздражён и откровенно шкодлив, она или не обращала на меня внимания, или пыталась похвалить и даже поощрить, испытывая непонятные приливы родительской нежности и любви. Позже, став взрослым, я пришёл к выводу, что неконтролируемое проявление чувств матери ко мне объяснялось в известной мере их садомазохистскими отношениями с отцом, в которого она была всецело влюблена и который зачастую позволял себе вытирать об неё ноги, при этом делая такое благородное выражение лица, будто его поведение – не просто норма, а подарок небес. В общем, с матерью у меня откровенно не складывалось, и отец в периоды недолгого пребывания в лоне семьи (в основном он был занят на работе, ну или говорил, что на работе) это подмечал, потому и приказал – именно приказал, как привык среди подчинённых, – найти наконец няню, избавив неокрепшую психику единственного отпрыска от «бессмысленных и вредных влияний» психически нестабильной матери.

Закончилось всё не очень: оказалось, что у моего ультраконсервативного отца на стороне был роман с одним из списанных военных роботов. Естественно, когда его армейские заказчики об этом узнали (спасибо китайским конкурентам папаши, решившим зайти на наш рынок робототехники с помощью данного компромата), они тут же разорвали с ним все контракты и внесли в пожизненный чёрный список, объявив персоной нон грата. Не оправившись от психологического удара, уже через несколько месяцев отец принял удар физический – смертельный