Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую - Маргарет Макмиллан

В начале 1905 г., за несколько месяцев до того, как был заложен «Дредноут», германский военно-морской атташе в Лондоне сообщал в Берлин, что англичане планируют построить линейный корабль нового типа, более мощный, чем любой из уже имеющихся[330]. В марте 1905 г. лорд Селборн выступил перед парламентом с докладом о намерениях военно-морского ведомства в наступающем году. Эти планы и правда включали один новый линейный корабль, но Селборн не раскрыл никаких подробностей. Он лишь упомянул о работе комитета Фишера, но добавил, что распространение этой информации не будет полезным для общего дела. Тем летом Тирпиц, как и обычно, уехал к себе домой, в Шварцвальд. Там, среди елей и сосен, он обдумывал ситуацию вместе с рядом своих самых доверенных советников. К осени они приняли решение – Германия будет строить линкоры и линейные крейсеры и ответит на вызов англичан. Хольгер Хервиг, ведущий исследователь германской военно-морской программы, заметил: «Это очень многое говорит о механизмах принятия решений в Германии времен Вильгельма. Британский вызов был принят, но при этом вопрос не обсуждался ни с аппаратом канцлера, ни с министерством иностранных дел, ни с министерством финансов, ни даже с двумя структурами, прямо ответственными за морское стратегическое планирование, – Главным морским штабом и командованием Флота открытого моря!»[331] Тирпиц сформулировал новую итерацию закона о развитии флота и обеспечил рост финансирования на 35 % по сравнению с показателем 1900 г. Это должно было покрыть затраты на постройку новых линкоров, а также и шести новых крейсеров. Предполагалось, что Германия каждый год будет спускать на воду по два дредноута и одному тяжелому крейсеру.

Конечно, не все немцы испытывали страх перед Англией и признавали необходимость иметь большой и дорогостоящий флот. Даже непосредственно на флоте многие ворчали, что желание Тирпица строить все больше и больше кораблей привело к нехватке средств на содержание и обучение экипажей[332]. В рейхстаге растущий бюджетный дефицит подвергался критике и слева, и справа, и из центра – а этот дефицит был вызван раздуванием военно-морских расходов. Канцлер Бюлов и без того отчаянно сражался, затыкая дыры в государственных финансах и уговаривая противящийся рейхстаг повысить налоги, – но, к счастью, начался крупный кризис из-за Марокко и возникла опасность войны, а потому в мае 1906 г. новая морская «новелла» была принята с большим перевесом голосов[333]. Тем не менее Бюлов все больше тревожился из-за надвигающегося на Германию финансового кризиса и трудностей в работе с парламентом. Между тем военно-морским расходам не было видно конца. В 1907 г. канцлер прямо спросил у Тирпица: «Когда вы в достаточной мере продвинетесь с постройкой флота, чтобы… можно было разрядить невыносимую политическую обстановку?»[334] Но планы усиления военно-морских сил, которые позволили бы Германии покинуть «опасную зону», все никак не исполнялись и откладывались на будущее, когда немцы смогли бы скрытно создать флот настолько сильный, чтобы оказывать давление на Британию.

С точки зрения кайзера и Тирпица, ответственность за развертывание гонки морских вооружений на новом уровне следовало возложить на, как выражался Вильгельм, «совершенно безумную «дредноутную» политику сэра Джона Фишера и его величества». Немцы были склонны считать, что Эдуард VII стремился окружить Германию. По мнению Тирпица, англичане совершили ошибку, затеяв постройку дредноутов и линейных крейсеров, но потом осознали ее и были из-за этого сердиты: «Их раздражение еще увеличится, как только они поймут, что мы немедленно последовали их примеру»[335]. Однако германское руководство по-прежнему беспокоилось из-за опасностей ближайшего будущего. «Опасная зона», по Тирпицу, только что стала продолжительней, а англичане пока что не проявляли никакого желания достичь с Германией соглашения. В разговоре с Бюловом Гольштейн сардонически отметил: «Ни одного союзника на горизонте! Кто бы мог сказать, что задумали англичане? Разве история не доказала, что они коварны, лицемерны и беспощадны?»[336] Страх перед «вторым Копенгагеном», перед внезапной британской атакой, с момента начала гонки морских вооружений никогда полностью не покидал мыслей германских политиков. В канун Рождества 1904 г., когда Русско-японская война усилила международную напряженность, Бюлов сказал английскому послу Лессельсу, что Германия опасается нападения со стороны Великобритании. Последняя, заключив союз с Японией, могла нанести удар по Германии, которая оказывала значительную поддержку России. К счастью, отозванный было из Лондона в Берлин германский посол сумел убедить свое руководство, включая и крайне озабоченного Вильгельма, в том, что Англия не собиралась начинать войну[337]. Подобные опасения просачивались в общество и вызывали там вспышки паники. В начале 1907 г. жители балтийского порта Киль не отпускали детей в школу, поскольку прошел слух, что Фишер вот-вот нападет на Германию. Той весной Лессельс также написал британскому министру иностранных дел, сэру Эдварду Грею: «Позавчера Берлин охватило настоящее безумие. Германские ценные бумаги на фондовой бирже упали на шесть пунктов, и, по общему мнению, война между Германией и Великобританией должна была начаться с минуты на минуту»[338]. Кое-кто в Англии действительно подумывал о том, чтобы внезапным ударом уничтожить германский флот. Тот же адмирал Фишер неоднократно это предлагал, но король однажды воскликнул: «Господи, Фишер, да вы, должно быть, сошли с ума!»[339] – и эта идея заглохла.

Военное и гражданское окружение кайзера, однако, все чаще обсуждало перспективы войны с Великобританией и считало такое развитие событий вполне возможным. И раз уж приближалась война, то было необходимо ускорить германские приготовления и заодно разобраться с теми «непатриотичными» немцами – в частности, с социал-демократами, – которые противились повышению военных расходов и выступали за налаживание дружеских отношений с другими европейскими державами. Германская Морская лига стала все более настойчивой в своих предостережениях насчет надвигающейся опасности и требованиях еще больше повысить финансирование флота. За чрезмерную медлительность в этом вопросе они подвергли критике даже своего покровителя Тирпица. Действительно, многие вожди германских правых считали, что в этом деле можно разом убить двух зайцев: правительство должно бросить вызов левым и умеренным либералам, представив в рейхстаге проект значительного увеличения морского бюджета – даже более значительного, чем хотел Тирпиц. Если бы депутаты отклонили этот бюджет, то тем самым предоставили бы Вильгельму отличную возможность распустить рейхстаг вовсе и попробовать добиться националистического большинства на внеочередных выборах. Или же кайзер вообще мог осуществить переворот, о котором часто говорил в прошлом, совершенно избавившись от всех неудобств, связанных со свободой печати, всеобщим избирательным правом (пусть и только для мужчин), выборами и самим существованием рейхстага. Когда в конце 1905 г. Тирпиц готовил свою «новеллу», он все больше тревожился, что его возлюбленное детище будет использовано в качестве «тарана» для политического и конституционного переворота в Германии. Против разгрома левых он не возражал, но сомневался в том, что подобная попытка может достичь успеха без серьезных внутренних волнений, которые, в свою очередь, привлекли бы внимание Великобритании к тому, как быстро усиливался германский флот[340]. В 1908 г. начался боснийский кризис, и напряжение в Европе вновь выросло. Бюлов при этом выказывал все больше скептицизма в отношении стратегической ценности германских ВМС и беспокоился из-за возможной изоляции Германии в Европе. Он добивался от Тирпица ясного ответа на вопрос о том, сможет ли Германия «спокойно и уверенно обеспечить себя от английского нападения?»[341].

Тирпиц (позднее говоривший, что почувствовал себя преданным) отвечал, что едва ли Британия атакует их в ближайшее время, а потому лучшей политикой будет дальнейшее продолжение строительства флота: «Каждый новый корабль в составе наших эскадр означает увеличение риска для англичан, если они все же решат на нас напасть». Адмирал отверг предупреждения графа Пауля Меттерниха, германского посла в Лондоне, который утверждал, что это именно германская кораблестроительная программа вызывает отчуждение в отношениях с Британией[342]. Тирпиц считал, что главной причиной английской враждебности было экономическое соперничество с Германией, а оно никуда не исчезло бы и безо всякого флота.