Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века - Александр Васинский

Как-то Уд и Голосковкер сидели в зимнем саду возле глобуса. Имиджмейкер снова напомнил о запрете совмещать политическую и коммерческую деятельность.

— Скинул почти всё, — сказал Уд. — Хочешь, и на тебя что-нибудь переведем? Хочешь, цементные заводы в Новороссийске, хочешь?

— Вы прекрасно знаете, что мне ничего такого не надо.

— Знаю, блин, потому и предлагаю, — громко засмеялся Уд своей простенькой шутке. Имиджмейкер, лично обидевшись, все же различал личное и служебное и поэтому как лепщик нового-имиджа босса грубой его шуткой остался доволен: сказывались занятия последнего времени по соскабливанию интеллигентских наслоений, которые были привнесены в натуру Уда стараниями Манкина.

— Нет, нет, — повторил Голосковкер, — я во всем этом как физическое лицо не участвую. У меня ко всему, что происходит, только творческий интерес. Я служу вам по сюжету своего романа, и только.

Босс не стал вдумываться в последнюю фразу, хотя чего-то в ней недопонял, списал все на «обычную еврейскую заумь» и спустился окунуться в бассейн.

И все множатся и множатся бегущие огни автомобилей, их разноголосо звучащего потока, — стройно правит чья-то незримая рука оркестром. Но вот будто дрогнула эта рука, — близ Мадлен какой-то затор, свистки, гудки, стесняется, сдвигаясь, лавина машин…

Возле ворот Министерства обороны генерал и босс, поговорив, пожали друг другу руки. По жестам Уда можно было понять, что он предлагает генералу подвезти его или куда-то пригласить, тот отнекивался. Они попрощались. Уд хотел идти к своему лимузину через дорогу, но на светофоре включили для пешеходов красный свет. Взревели моторы машин, однако на дальней стороне перехода случился какой-то затор. Уд увидел, что красный свет застал какую-то девушку в начале довольно широкой проезжей части и рванувшие машины стали оторопело притормаживать, гудеть…

Девушка на несколько мгновений затерялась в стаде взревевших машин. Притворно испугавшись, мягкими, кружащими движениями, словно танцуя, она принялась огибать машины, трогая рукой капоты и багажники, — и машины притормаживали, пропуская ее вперед себя, или, чтобы не закрыть ей дорогу, суетливо прибавляли газ… То была дрессировщица этих горбатых панцирных чудищ, которые от растерянности словно позабыли на арене свой номер и слушались кумира единственно в силу инстинктивного обожания…

Так достигла она конца перехода, прошумев мимо Уда полами широкого платья и обдав его букетом жгуче-дурманящих афродиций…

Первый импульс был — преследовать, настичь упорхнувшее чудо, погасить преступно вспыхнувший жар. «Лапиков, где Лапиков?..» Но тот сидел в лимузине и в очередной раз, мудак, не угадал тайного желания шефа. Девушка тем временем перебежала через скверик и скрылась в дверях какого-то заведения. Уд прищурился и прочел: «У Автандила».

«А почему бы и нет?» — сказал себе Уд и зашел в прохладные сумерки маленького вестибюльчика. Гардеробщик сидел без дела. Стеклярусные нити занавеса, ведущего в зал, с мелким дробным затухающим звоном сотрясались — туда только что вошла девушка. Уд впитывал из воздуха ядовито-сладостный запах, шлейфом тянувшийся за ней. Он рассек занавес, ступил в зал, увидел ее идущей через открытую веранду к бару. Уд замешкался немного. К нему подошла официантка, что-то говорила. Пока Уд отвлекся, «дрессировщица», что-то выпив, вышла через веранду на улицу и властным взмахом руки остановила машину. Секунда — и Уду досталось только наблюдать, как над асфальтом рассасывается сизое, с подпалинками, облачко дыма из трубы сорвавшегося с места автомобиля.

Глава XIV

В камне есть огонь: но если не ударить по нему, огонь остается скрытым.

Раздосадованный (не то слово) Уд стоял посреди залы и непонимающе смотрел на официантку. В руках у него был радиоприемник, по которому передавали курсы валют. К нему подошли еще две официантки — все три были блондинки — с блокнотиками и карандашиками наготове. Он хотел сразу уйти, но обратил внимание на огромный, во всю стену, аквариум. Едва он повернул туда голову, как кто-то включил подсветку. В лучах прожекторов со светофильтрами открылась изумительная подводная жизнь: в громадном прямоугольнике воды одни рыбы плавали с тяжеловесной медлительной грацией, другие суматошно гонялись друг за другом, выпрыгивая над поверхностью… Какая-то экзотическая рыба висела на месте, медитативно шевеля плавниками, и вдруг резко свалила в глубину. Все играло, ныряло, взмывало, кружилось в одиночку и парами, демонстрируя изумительный балет великого и неподражаемого Хореографа.

Совсем вблизи, на уровне Удовой груди, по стеклу аквариума ползла ленивая, развратно распустившая свои колыхающиеся внутренности крупная улитка. Уд слегка присел и приблизил к ней лицо. Они были на одной линии. Интересно, кем представлялся этому беспозвоночному любопытствующий человек. Но Уд был заворожен видом этой живой роскошной гениталии, бесстыже обернувшейся к зрителю влажно вывернутой изнанкой темной складчатой мякоти. Это «Это», — сказал себе Уд. С внутренней стороны стекла эта ползучая животрепещущая обнаженность оставляла слабый слизистый след. Уд постучал костяшкой пальца по поверхности, и улитка, втянув присоски в свое полужидкое тело, медленно пошла ко дну. Соблазн превратился в груду осыпанного песком панциря. В этот момент по радио сообщили, что курсы каких-то акций сильно упали в цене. Видимо, это дошло до Уда и сильно касалось его. Он вдруг с досадой швырнул приемник в другой аквариум, что стоял центре зала. Некоторое время через стекло из приемника доносился голос диктора о коммерческих новостях. Однако диктор неожиданно стал фыркать, отвлекаться от текста. «Черт, откуда льет? — слышалось из-под воды. — Фу! Помогите же кто-нибудь. Что тут творится? Льет из всех дыр. Эй, слышите, служба на пульте, что там, черт возьми, происходит? По техническим причинам я, диктор Нефедов, на время прекращаю вещание из студии». Вслед за этим послышалось какое-то бульканье и чертыхания.

Уд отошел от аквариума, сел за столик перед бутылкой минеральной воды. Заказ у него приняла Зиночка-младшая. Ей пришлось тоже перекраситься в блондинку, она этого стеснялась. Уд окинул ее платоническим взглядом умиления: как всегда, к непорочным созданиям он не испытывал влечения, но охотно скупал бы таких девушек для украшения своего зимнего сада, т. е. платил бы им большое почасовое вознаграждение только за то, чтобы они просто стояли там у него среди его Приапов… Просто стояли, и всё. В позах нимф, в прозрачных туниках и с лютнями, осыпанные лепестками роз…

Зиночке плешивый клиент чем-то сразу не понравился. Стоя над ним, сидящим, она заметила у него на темени какую-то подозрительную нашлепку. Зиночка привыкла к необычному виду человеческих голов, наблюдаемых сверху, т. е. с той точки, с которой их мало кто видит, и давно не реагировала на лысины, замаскированные зачесанными взахлест боковыми волосами, на спрятанные в высоких женских прическах пластмассовые приспособления и т. п. Но эта голая, как костяной шар, голова с почти невидимыми (вид сверху) петельками ушей и нашлепкой лейкопластыря по центру темечка вызывала у Зиночки отвращение с примесью опасного влекущего любопытства. Она, покраснев, поймала себя на дикой мысли взять и при всех сесть на эту голову наподобие тряпичных баб, которых широкими пустыми подолами сажают на горячие чайники. Зиночка от этой мысли вспыхнула и убежала из зала и отказывалась выйти к клиенту… Тогда к клиенту вышла метрдотель Нина.

На меня напал немалый страх при мысли, каким образом с такими огромными и грубыми ножищами я могу взобраться на нежную матрону, как заключу своими копытами в объятия столь белоснежное и хрупкое тело, каким манером женщина, как бы ни сжигало до мозга костей ее любострастие, может принять детородный орган таких размеров. Горе мне!.. Я даже, щадя ее, отстранялся слегка, но она в неистовом порыве всякий раз сама теснее сплеталась, так что, клянусь Геркулесом, мне начало казаться, что у меня чего-то не хватает для удовлетворения ее страсти…

Уд не был бы Удом, если б не умел угадывать, когда женщины сами падают жертвами его афродиций (наверное, в этих случаях афродиции точнее назвать эротизмами). Мужскую энергию его эротизма, и он это сразу почувствовал, дородная женщина в фирменном костюме испытала на себе с первого взгляда, еще со служебного столика увидев его неоглядный черный лимузин с тонированными стеклами… Если, встав из-за служебного столика, она бодрым должностным шагом направилась к клиенту, то, подходя к нему, уже замедлила шаг, стушевалась, от ее служебной сухой предупредительности не осталось и следа: перед Удом остановилась, не зная, куда деть глаза и руки, порядочная добродетельная благонравная мать семейства, внезапно и впервые в жизни с ужасом ощутившая, что тяготится многолетней супружеской верностью и готова к падению… На губах Уда ерзнула вкрадчивая ухмылка близкой победы. Он учуял истомленное в ночных мечтах бесприютное одинокое женское сердце, жаждущее быть несчастным, осмеянным, поруганным, каким угодно, но только не одиноким. Таких женщин сластолюбиво выслеживают маньяки в мутных сумерках заплеванных подворотен, они становятся добычей неуемных самцов и профессиональных холостяков, этих хищников густонаселенных городских микрорайонов, где они выбирают себе жертв из бродящих в тоске неприкаянных плоскогрудых существ, одиноких, как сельди в бочке…