Русские на Ривьере - Эдуард Тополь

– Какое это имеет значение? Ты выйди и спой лучше ее!

– Ты ничего не понимаешь! Они меня оскорбили!

Естественно, при таких закидонах никаких друзей среди коллег у нее не было.

Вообще ее отношение к эстрадникам – это особая тема. Оно меня просто коробило. За глаза она всех своих коллег называла не иначе как «… кремлевский», «… румынская» и «… польская». Но когда ей приходилось обращаться к ним за помощью, интонация менялась на ангельскую:

– Алло, Иосиф Давыдович? Эдита Станиславовна? Сонечка? Геночка? Это я, ваша Алуся…

Другим ее занятием было вымещать злобу на людях, от нее зависящих. Так она самоутверждалась – увольняла то одного своего музыканта, то другого, то весь ансамбль, потом приходила домой в истерике:

– Мне не с кем петь, я уволила свой коллектив!

Уже в двести шестой раз я ей объясняю, что увольнять коллектив глупо, тем более, что они талантливые, преданные ребята, бросили родной город, из-за тебя приехали в Москву, живут здесь без квартир, без прописки, и ты можешь их заставить работать простой улыбкой на лице. «Нет, все, я не могу их видеть, мне нужно найти другой коллектив!» А это сложно, потому что хорошие музыканты наперечет, у них наперед расписаны концерты, гастроли. Но как-то, выслушав очередной монолог со слезами о том, что ей не с кем петь, я еду на «Мосфильм», включаю в машине радио и вдруг слышу песню, которая для советского эфира была в тот момент просто немыслимой. Молодые ребята поют:

Каждый, право, имеет правоНа то, что слева, и то, что справа.На белое поле, на черное поле,На вольную волю и на неволю.В этом мире случайностей нет,Каждый шаг оставляет след…

Я был потрясен. Но станция была на английском языке, «Радио Москоу Уорлд Сервис», я не расслышал названия ансамбля, а диктор сказал:

– А теперь следующая песня этого же коллектива. И ребята запели:

Вот новый поворот,И мотор ревет.Что он нам несетОмут или брод?Пропасть или взлет?Ты не разберешь,Пока не повернешь…

Это было так неожиданно, просто яркая вспышка на фоне чудовищно серой советской эстрады. И меня это так завело, что когда я приехал домой, то сказал:

– Знаешь, я по радио слышал ребят – по-моему, потрясающих! Я не знаю, как ты оценишь их с музыкальной точки зрения, но с точки зрения текстов, напора, энергетики я ничего подобного у нас не слышал…

Продиктовал ей слова этих песен, она их записала и побежала в «Росконцерт». Там она выяснила, что этот ансамбль называется «Машина времени», и даже нашла телефон руководителя этого ансамбля, малоизвестного мне тогда мальчика, которого звали Андрей Макаревич. Я ему позвонил и сказал, что вот так и так, Андрей, моя жена такая-то хочет с вами встретиться. Может быть, вы приглядитесь друг к другу, и мало ли что, а вдруг у вас получится творческое содружество. Но я хочу сделать вам комплимент, я слышал две ваши потрясающие песни…

Он говорит:

– А вы приходите на наш концерт в кафе «Олимп», это в Лужниках.

– Договорились.

Мы пришли в «Олимп», прослушали их программу, и я пошел приглашать музыкантов к нашему столику. А пока я ходил за кулисы, директор «Лужников» пригласил Лугачеву поплавать в бассейне, там есть открытый бассейн. Дело было летом, жарко, мы пошли в этот бассейн вмеcте с «Машиной времени», но тут выяснилось, что ни у кого нет купальных костюмов. Ну, у мужской части компании под брюками были трусы, это решило нашу проблему, а ей тоже нужно было как-то одеться для купания, и тогда буфетчица, которая там торговала, дала ей свой белый халат. Лугачева надела этот халат, нырнула в воду, а он оказался синтетический, весь прилип к ее телу и стал абсолютно прозрачным. Так состоялась встреча Андрюши Макаревича с Лугачевой.

Потом мы поехали на квартиру к замечательному художнику Эдуарду Дробицкому, моему другу и лидеру московского андеграунда. Я предложил поручить ему все художественное оформление этого проекта. Там Макаревич поиграл ей еще какие-то песни и дал свою кассету. Лугачева наговорила им кучу комплиментов, пророчески наобещала: «Вы будете самым популярным ансамблем в СССР, а может быть, и в мире». Я был в полной уверенности, что лучше нечего и искать, это может быть действительно новый взлет – Лугачева и «Машина времени»!

Она сказала: «Я подумаю».

Макаревич мне звонит на второй день: «Ну, как?»

Я говорю:

– Она думает, но все будет нормально, я не сомневаюсь, что все состоится. По-моему, вы друг другу очень подходите.

Прошло три дня. Я говорю ей:

– Ну что, берешь «Машину»?

– Нет.

– Как – нет? Это же потрясающий ансамбль!

– Да, потрясающий.

– Так в чем дело? Они музыкально одарены, композиции замечательные, стихи замечательные, играют отлично. Что тебе еще нужно?

Она говорит:

– Меня должны окружать люди, которых я могу на… послать. А эти меня пошлют.

Так не состоялся этот альянс. Но я слова ее запомнил. Они было сказаны спонтанно, но шли из глубины души, как главное кредо – окружить себя теми, кого можно послать. А я как раз в этот момент снимал на «Мосфильме» фильм «Пена». Это была острая по тем временам комедия о том, как начальники покупают себе диссертации, чтобы закрепиться на вершине власти. И у меня собрался просто замечательный актерский состав. Главную роль играл Анатолий Папанов, его жену – Лидия Смирнова, а его ближайшего помощника, который называл себя «нужником», нужным человеком, совершенно блистательно играл Ролан Быков. Кроме них, там снимались Куравлев, Басов, Крачковская, Санаева и Удовиченко, которую я считаю одной из самых талантливых наших актрис. А на роль дочери Папанова пробовались две актрисы: Марианна Вертинская и моя жена. Я показал худсовету пробы актеров, всех утвердили, а потом Гия Данелия, худрук нашего объединения, хитро усмехнувшись, сказал:

– А что касается роли дочери главного героя, то это, конечно, на усмотрение режиссера.

И все засмеялись, понимая, какой режиссер сделает выбор.

Но после худсовета я, вместо того, чтобы поехать домой, поехал в ресторан Дома кино поужинать. И у меня всплыла эта фраза: «Меня должны окружать люди, которых я могу послать». Я подумал, что будет не очень хорошо, если это произойдет на моей съемочной площадке. И, приехав домой, сказал, что худсовет утвердил Марианну Вертинскую. Конечно, для Лугачевой это было большим ударом, она этого никак не ожидала. Я сказал:

– Но есть утешительный приз для тебя. Я постараюсь сделать тебя композитором фильма. И кроме того, я специально для тебя придумаю эпизод, где ты будешь петь свою песню. Зачем тебе быть актрисой? Ты певица.

Фильм «Пена», надо сказать, получился неплохой, даже ваша «Нью-Йорк таймс» посвятила ему статью, где было написано: «едкая киносатира на коррупцию и привилегии советских высокопоставленных кругов», «первая сатира за десять лет, которая режет мясо близко к костям».

И Лугачева действительно написала музыку к этому фильму, лейтмотивом картины стала ее песня про еврейского музыканта. Однако обида засела в Лугачевой так глубоко, что даже через полгода, на банкете в честь премьеры этого фильма, она устроила истерику и скандал. Всем было понятно, что это из-за того, что она не снялась в этой картине.

Такие вот у нас были непростые взаимоотношения. Не знаю, что ты сможешь из этого выкроить…

– Саша, честно говоря, я ждал несколько иного.

– В каком смысле?

– Понимаешь, французам не особенно интересно, как она называла Пьеху. Нам нужны эпизоды столкновения молодых звезд с реальной советской действительностью и как эти столкновения разрушали или укрепляли их роман. И ничего больше.

– Эдик, я же тебе говорил, что эта новелла не для французов, и я вообще не хотел рассказывать эту историю, ты меня заставил. Никакого сквозного сюжета здесь нет. Так, отдельные эпизоды. Хотя каждый из них чистая правда, но я не уверен, что тем, кто верит в мифы, эта правда нужна. Поэтому давай бросим эту тему…

– Ни за что! Ты рассказал несколько прелестных сцен, от которых я уже не могу отказаться. Поэтому стань, пожалуйста, над личным и расскажи те эпизоды, которые ложатся на тему нашего фильма.

– Не знаю, есть ли в этом смысл…

– Блин! Саша, почему я должен тебя уламывать? Мы работаем. Давай продолжение.

– Ладно… – нехотя сказал Стефанович. – Была действительно пара смешных эпизодов про советский быт. Например, история с камином или сантехникой. Дело в том, что, помимо творческих вопросов, мы должны были решать и вопросы житейские. Жить в однокомнатной квартире на окраине города стало уже невозможно. Поэтому, заручившись какими-то письмами и считая, что при ее появлении все должны ложиться у ее ног, она пошла на прием к одному из руководителей Москвы. Она надеялась взять его на личное обаяние или, в крайнем случае, на взятку. Но этот начальник был, очевидно, уже настолько упакован, что предложил ей расплатиться натурой – поехать с ним в какой-то охотничий домик. На что она довольно остроумно ответила: – Сейчас, только дуло прочищу! – И вышла из кабинета, хлопнув дверью. Тебе нравится этот эпизод?