В долине солнца - Энди Дэвидсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В дальнем конце танцпола четверо мужчин на сцене в ботинках и жилетах собирали свои инструменты – электрогитару и три скрипки, ударную установку и бубен. Еще три столика были заняты: один – пожилой парой в одинаковых ковбойских шляпах, сидевшей держась за руки перед лесом из бутылок, а другой – одиноким дальнобойщиком в вельветовом пальто с несколькими банками пива и тарелкой еды. Рядом со сценой, откуда уже уходила группа, за столиком сидела троица юных девушек. Две из них были совсем пьяны и громко что-то голосили, одна смеялась, практически лежа на столе. Они были в блузках с открытыми плечами и висячих серьгах, волосы – пышные, растрепанные. Третья сидела смирно чуть в стороне от них. У нее были прямые волосы, зачесанные назад за уши, и россыпь веснушек на лице и ключицах. Она сидела в джинсовой куртке, кожаной юбке и в сережках из индейского бисера. Взгляд был прикован к полу. Она домучивала банку пива, и с каждый глотком все ниже сползала на стуле, тогда как ее подруги издавали все больше шума.
Так время и тянулось.
Дальнобойщик в вельветовом пальто расплатился по счету и вышел.
Пара в одинаковых шляпах тоже выбралась под дождь.
Вскоре после этого музыкальный автомат перестал играть, и единственными, кто еще издавал звук, остались смеющиеся девушки, грохочущий дождь и бармен, собиравший бокалы. Тревис обвел зал блуждающим взглядом, задержавшись на девушке в джинсовой куртке достаточно, чтобы та его заметила, после чего медленно отвел глаза. Поднес банку к губам, сделал вид, будто пьет. Он чувствовал, как в нем напрягаются нервы, от позвоночника до самых ступней.
Он поднялся и подошел к музыкальному автомату в задней части зала. Это был «Принцесс».
Бросил четвертак и нашел старую балладу, которую любила его мать.
Автомат заиграл, и музыка завела его, как это всегда и случалось. Красное свечение изнутри автомата придало адский оттенок его лицу, которое теперь не принадлежало ему: это было лицо незнакомца.
Шанс выпал ему прежде, чем закончилась песня.
Бармен объявил, что бар закрывается, и две пьяные девушки встали из-за стола и, прошатавшись через танцпол, исчезли за дверьми на петлях, как в салуне, где на дереве была выжжена буква «Ж».
Девочка в джинсовой куртке, заскучав в одиночестве, зевнула.
Тревис отошел от автомата с пивом в руке и подсел к ней за столик.
Она уставилась на него и тут же засмеялась, как бы приглашая его.
– Вы не можете просто так подойти и сесть тут, – заявила она.
Он выпустил незнакомца вперед, как поступал всегда, и незнакомец улыбнулся девушке самой обаятельно-лживой улыбкой, что он когда-либо знал. Он сказал ей, что она напомнила ему кого-то, понять бы еще кого. Девушка выпустила воздух сквозь губы и ответила, что сама понятия не имеет, где бы они могли пересечься.
– Ну, я тоже не знаю, но ты похожа на кого-то из моих знакомых.
Она снова рассмеялась и закатила глаза.
– Меня зовут Тревис, – представился он и с официозом протянул ей руку.
– Я Джоди, – сказала она.
«Дотронься до нее. Дотронься до нее там, где я трогала тебя».
Тревис отпустил ее руку и прижал большие пальцы к вискам, закрыв глаза, вдруг вспомнив, что сегодня его цель была иная. Сегодня он искал не ту, кого потерял. Сегодня его цель была проще, а потребности – более прямыми. Когда же он открыл глаза, девушка пристально смотрела на него и улыбка уже исчезала с ее лица.
«Скорее, Тревис, – настаивала Рю. – Давай же, сейчас».
Он резко протянул руку через стол и схватил ее за запястье.
– Эй! – вскрикнула она. – Ты чего, псих?
Он зажал пальцем ее пульс и почувствовал быстрое биение ее жизни. На какую-то секунду он даже увидел мир ее глазами. Он проник ей в голову и видел, как опускается занавес…
давай повеселись, мамина дочка, пофиг на дождь, просто напейся до одури, а он кто такой, о боже, о боже, о боже, что происходит, что это происходит
…пока не увидел собственную бледную гримасу из-под черной шляпы. Потом он снова смотрел своими глазами, и девушка казалась ему пустой, а когда она встала, Тревис тоже встал, она взяла его за руку и повела через лабиринт пустых столов и стульев, и они прошли незамеченными.
Он свернул с шоссе на узкую дорожку, где гравий превратился просто в грязь. Проехал по ней несколько миль, пока все фонари не скрылись из виду, а сама дорога не окончилась тупиком перед темным оврагом, набухшим от дождя. Он припарковался под рядком тополей и выключил двигатель. Фары светили на заросли кустарника, за которыми вздымалась черная лента воды. За оврагом стояло одинокое кривое дерево, похожее на кричащую женщину.
Девушка медленно, невнятно спросила у Тревиса:
– Чьи это там сапоги? – Прижимаясь головой к окну, она повернулась к Тревису, который сидел, сжимая руль и вглядываясь сквозь пелену серебристого дождя. – Эти сапоги на полу, – произнесла она неуверенно, спотыкаясь на каждом слове. – У меня дома тоже такие есть. Только у меня розовые, а эти красные. Мне нравятся розовые.
– Мне нравятся розовые, – сказал Тревис, вжимаясь пальцами в руль.
– На кого я похожа? – спросила девушка.
Он резко повернул к ней голову.
Она, скользнув по сиденью, придвинулась к нему ближе.
– Я ее вижу, прямо здесь, – сказала девушка, коснувшись пальцем лба. – Кто она? Это она и есть? Нет? – Вдруг ее губы оказались совсем рядом с его шеей, и он почувствовал ее теплое, пропитанное пивом дыхание. Она сбросила с себя куртку, дав той упасть назад на сиденье. Под курткой у нее оказалась черная футболка, и она взяла руку Тревиса, чтобы сунуть ее под ткань, коснуться ею своей груди. – Этого ты хочешь? – Она прижалась губами к его уху. – Я вижу ее, вижу, что́ она попросила тебя сделать и что ты сделал для нее.
Округлость, к которой он прикасался рукой, напомнила ему звук каллиопы, вкус сладкой ваты, поворот большого колеса обозрения…
туже, туже
…и она уже тянулась к его пряжке, снимала с него ремень.
Тревис нащупал
