Принцессы возвращаются домой - Лариса Кириллина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Эх ты, бедолага!», – покачала она головой и погладила его по изрядно истерзанной шерсти. – «Тоже вляпался, да?»…
Он, не веря возможной удаче, кивнул.
«Ну, не дрейфь, там ещё один лядский шарик остался!» – ободряюще сказала она. – «Фить, ищи!»…
Асканий не заставил себя долго упрашивать и положил перед нею прибор и шарик.
«И чё? Жрать не будешь?», – удивилась девица.
Он показал ей лапой на шарик, прибор и ошейник.
Как ни странно, она поняла. Отыскала в отбросах более или менее целый кусок чёрного пластика, заботливо упаковала в него прибор и – отдельно – сухарик, поместив его в маленький прозрачный кулёк, для надёжности сколотый её собственной шпилькой – и затем прикрепила всю эту поклажу к ошейнику пуделя.
Асканий галантно лизнул ей руку.
Так и есть: на пальце дамочки красовался его магический перстень, позволявший читать в человеческих и нечеловеческих душах.
Эх, жалко, перстень бы мог пригодиться…Но ему уже было не до таких мелочей.Он вильнул ей хвостом – и скрылся в ночи.Воистину неисповедимы пути милосердия!..
115
«Объект появился!» – зашипела под ухом у Лапушкина китайская рация.
«Вас понял. Готов!» – ответил он и отключил передатчик.
Он напрягся. Глаза уже привыкли к мраку, тем более, что в фургоне всё-таки не было абсолютно темно: свет фонаря попадал аккурат в единственное окошко у входа и отражался в кривых зеркалах.
Николай Евгеньевич приготовил фонарик, захваченный с дачи.
«Ну, чего тебе, псинка? Еда, что ли там?» – раздался из-за двери фальшивовато-умильный голос охранника.
Дверь открылась.
В узкой полосе неживого фонарного света стоял пуделёк с неестественно толстой шеей. Вероятно, к ошейнику было что-то прикручено, и Лапушкин даже подозревал, что именно.
Чётко проинструктированный охранник стоянки тотчас захлопнул дверь.
Лапушкин в ту же секунду включил фонарик, направив лучик на пуделя и собираясь вступить в решающий поединок с коварным Асканием.
Но он не успел даже двинуться с места – на пуделя прыгнул из своего укрытия кот, вцепившийся ему прямо в морду.
Пудель взвыл человеческим голосом: «Ой-ой-ой!!»…
После этого Николаю Евгеньевичу оставалось лишь подойти и взять добычу голыми руками, замотав кусачую пасть и беспомощно молотившие лапы скотчем из бардачка. Пакет, отцепленный от ошейника, был отложен на всякий случай подальше.
«Мардохеев! Сюда! Объект захвачен!», – скомандовал по рации Лапушкин.
Пока Мардохеев шёл, Лапушкин быстро раскрыл пакет и достал пульт и оставшийся драгоценный сухарик. Поскольку обездвиженный пудель явно не мог дотянуться до пульта, он оставил его на полу, а сухарик бережно сунул в карман ковбойки, застегнув на пуговицу.
Возясь с карманом, Лапушкин не заметил, как кот подвинул пульт к экрану и умело нажал на нужные кнопки.
Монитор замерцал.
В нём возникло изображение принцессы, сидевшей над старинными книгами.
Рядом с нею у зеркала восседал рыжий кот.
Два кота протянули лапы навстречу друг другу.
«Не мешайте, пожалуйста, Ваше величество!» – попросила принцесса и мягко смахнула одного из котов на ковёр.
Лапушкин даже не заметил случившегося.
Когда он взглянул в монитор, там осталась лишь Клава.
«Всё в порядке, Клавушка», – улыбнулся ей он. – «Асканий в наших руках. Он больше не помешает!»
В этот миг в фургон вошёл Мардохеев с самодельным мешком и верёвкой, и сеанс прекратился.
116
Испытание всегда проводилось прилюдно.
Публика – королева, совет, правительство, двор, послы иностранных держав, знать, купечество и придирчиво отобранные из тысяч желающих простолюдины – толпилась на склонах замкового холма. Для самых важных особ были воздвигнуты ложи с удобными креслами и балдахинами, защищающими от дождя или солнца. Уважаемые господа сидели на временно возведённых скамьях, покрытых бархатными подушками, а над их головами держали зонтики слуги. Зрители третьего сорта ни зонтов, ни слуг не имели, но размещались на грубо сколоченных досках, которые могли по желанию облагородить принесёнными из дому ковриками. Прикрывать свои головы им дозволялось лишь зелёными ветками или букетами летних цветов (шляпы в присутствии венценосных особ были строго запрещены). Наконец, всякий сброд ютился на травке и на голой земле. Из удобств в этом ярусе допускались лишь сено под задницу и лопухи вместо зонтиков и опахал. Но как раз отсюда чаще прочего слышались взрывы весёлого смеха и восторженные приветствия в адрес юной принцессы.
Ровно в девять утра зазвенели фанфары и зарокотали литавры.
Её величество Килиана заняла свой временный трон и милостиво подала знак к началу торжеств.
Под бодрящий марш волынок, шалмеев и флейт из дворца показалась принцесса со свитой. Она была с ног до головы в чисто белом, и лицо её было бледным – слишком уж выделялись на нём наложенные спозаранку румяна.
Принцесса сделала низкий реверанс королеве и подставила ей лоб для напутственного поцелуя.
Потом она медленно вышла на середину круглой площадки, оставшись там совершенно одна.
Придворный церемониймейстер огласил не менявшийся веками порядок прохождения ею положенного испытания – со ссылками на параграфы древних законов и установлений с поправками.
Затем глава совета, граф Серпент, произнёс напыщенно-официальную речь, во время которой важные лица откровенно зевали, едва прикрываясь веерами, а простолюдины грызли орехи, плевались скорлупками и довольно громко переговаривались.
Шум стих, лишь когда королева обратилась к принцессе со словами:
– «Ваше высочество, какое магическое умение соизволите вы показать нам, дабы подтвердить ваше право на звание нашей наследницы и на трон ваших предков?“…
Принцесса сделала вид, будто на минуту задумалась, а потом изрекла:
– Пусть это будет чудо преображения! Принесите из зверинца клетку с пойманной вчера вороной!
Клетка, видимо, была наготове, поскольку она появилась на арене почти немедленно. Заодно принесли и круглый столик, на который она была чинно водружена.
Птица, находившаяся в клетке, уже не металась, не каркала, а сидела, выражая всем своим видом надменное презрение к происходящему.
Принцесса приблизилась к ней, незаметно вынула из перчатки коричневый катышек, положила его в выдвижную кормушку и, наставив на ворону волшебную палочку, приказала: «Стань тем, что ты есть!»…
Но ворона даже не думала притрагиваться к предложенной пище.
«Бери же, бери!» – прошипела принцесса.
Никакого внимания.
Птица гордо смотрела ей прямо в глаза и злорадствовала, уверенная, что сумеет сорвать испытание, и принцессе уже никогда не стать королевой.
По рядам прокатился гул, преисполненный смешанных чувств: часть публики изнывала от страха за будущее симпатичной принцессы, другая часть издевалась над её неумелостью, третья судачила о причинах такого конфуза, четвёртая мрачно пророчила гибель страны…
Килиана, сохранившая видимость хладнокровного самообладания, обратилась к принцессе с вопросом:
– Ваше высочество, не хотите ли вы испробовать что-то ещё, может быть, не столь затруднительное?
Но, прежде чем принцесса сумела собраться с мыслями и ответить, с места для самых почётных гостей вскочил принц Перотин и торопливо напомнил во всеуслышание:
– Кажется, в рекомендациях великого мага речь шла вовсе не о вороне, а о драконе!
Королева метнула в него взгляд, подобный пропитанной ядом стреле с пылающим оперением.
Откуда этот слизняк мог прознать о драконе, если речь об этом шла лишь на тайном заседании государственного совета?! Значит, кто-то из членов совета подкуплен или не в меру болтлив?!..
– К сожалению или к счастью, драконы в нашем королевстве не водятся, – отчеканила королева.
– Но быть может, принцесса, наделённая, согласно мнению великого мага, выдающимися способностями, сможет сотворить его хотя бы в виде иллюзии? – подал голос граф Серпент.
Ах, предатель!
Килиана была уверена, что эти двое, Перотин и Серпент, находятся в гнусном заговоре и теперь у всех на глазах осуществляют свой план, чтобы бросить Эвлалию в объятия брагарского принца, а Серпента назначить первым министром!
Борясь с поднимающимся валом жаркого гнева, королева заставила себя сосредоточиться и сосчитать до десяти, прежде чем достойно ответить на провокацию – но принцесса опередила её.
– Хорошо! Я попробую! – с отчаянной отвагой выкрикнула она.
И, наставив волшебную палочку в небо, быстро оттарабанила нужное заклинание на неведомом языке, и призвала уже по-мидонски:
– Дракон! Появись!
«Ох, как глупо», – подумала, прикусив губу королева. – «Ну, Серпент, не радуйся раньше времени, я тебе отомщу… А тебе, Перотин, теперь не видать моей дочери!»…
