Абсолютные новички - Колин Макиннес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда такие вещи случаются с вами, пожалуйста, поверьте мне, это все равно, как если бы камни поднимались с тротуара и били вас в лицо, и дома бы падали, и небо бы обрушилось вниз. То есть, все, на что вы опирались, и все обычные вещи стали бы вытворять нечто совершенно неожиданное. Ваше чувство уверенности, и все, на чем оно зиждется, просто исчезает.
Я отряхнул свою задницу и поехал по Вуд Лэйн в Уайт Сити, где находится старое здание Би-би-си, этот великолепный модернистский дворец, откуда идут телепослания на всю страну. И я посмотрел на него и подумал "Боже мой, если бы я смог пробраться туда и все рассказать им — миллионам! Просто провести их до железнодорожной станции, за четверть мили отсюда, и показать им, что творится в столице нашей страны! " И я бы сказал им "Если вы не хотите этого — ради Бога, приезжайте и остановите это — все вы! Но если вы именно этого и хотите, тогда я не хочу вас, и тогда прощай, Англия! " Потом я повернул назад, в свой район, окруженный железными дорогами, — вернулся из Белого Города в Коричневый Район — и пока я путешествовал вокруг станции, я увидел еще одну обнадеживающую сцену, остановился и поглядел.
Это был маленький старикашка в суконной кепке и с поднятым воротником, он вцепился в юного Пика так крепко, что сначала я подумал, что он его арестовывает или собирается нанести ему какой-нибудь вред. Но нет! Очевидно, этот парень сказал старикану, что живет в Неаполе и колеблется по поводу возвращения домой, и этот старый чудак, вспомнив вновь свою молодость, должно быть, схватил его за руку и сказал: «Все отлично, сынок, пойдем со мной», и отправился, держа цветного парня за руку, с выражением на лице, говорившем «если вы тронете его, то тронете и меня тоже»! И я подумал, почему единственные двое защитников, которых я увидел, были пожилыми?
Но это навело меня на мысль. Я поехал обратно в Уайт Сити, припарковал свою Веспу и зашел на станцию, посмотреть, что к чему. И, конечно же, там стоял молодой Пик, и я подошел к нему, улыбнулся огромной улыбкой, что стоило мне больших усилий, и спросил, как дела? и не хочет ли он, чтобы я подвез его домой на своей Веспе? Он немного сомневался, но я спросил, где он живет, и продолжал беседовать с ним, потому что я открыл для себя, что если ты все время говоришь с тем, кто тебя подозревает в чем-либо, сам звук твоего голоса обычно завоевывает их. Он ответил, на бульваре Бленхайн, я сказал, садись, и я доставлю тебя туда. Когда мы выходили, продавец билетов спросил, захватил ли я с собой железный лом, просто на всякий случай? Тоже мне умник.
Так что я оседлал Веспу и пытался завести разговор с парнем, но тот просто обхватил меня и на все отвечал "Ага, мужик! ", и когда мы проехали мимо группы зевак, раздались один-два крика, свист, понятное дело, просвистел кирпич, и несколько парней выбежали на дорогу нам навстречу, но я сворачивал или прибавлял скорость, и мы добрались до бульвара Бленхайн без неприятностей. Я был взвинчен и ожидал погони на мотоциклах и большой толпы, но ничего не случилось. И это было самой удивительной штукой в Неаполе в тот день! Все это неожиданно появлялось то там, то здесь, то где-нибудь еще, а потом утихало, так что никто не знал на каких улицах сумасшествуют, а на каких все мирно и спокойно.
В общем, я проводил парня до двери, а из-за занавесок торчала куча темных лиц, и он пригласил меня зайти. Ну, откровенно говоря, теперь я начал немного сомневаться. Не то, чтобы я боялся, что это увидят мои люди, нет, я немного боялся самих Пиков! В конце концов белые лица похожи друг на друга — особенно в такой день. Тем не менее, я подумал, что надо прекратить бояться, иначе мне ничего не добиться, и поэтому я сказал, конечно, почему бы и нет, я бы с удовольствием, но позволь мне сначала затащить Веспу и поставить ее в холле.
Итак, мы зашили внутрь, и там я нашел нечто вроде военного штаба Вест-Индийцев. Парень сразу же объяснил, что я не из организации Белая Сила или чего-либо подобного, и они похлопали меня по спине, хотя некоторые смотрели на меня чертовски подозрительно и не разговаривали со мной. Мне дали бокал с ромом, и кто-то спросил, что я думаю по поводу всего этого? А я ответил, что мне стыдно и противно. Один из них сказал, ну, что же, в любом случае я — первый белый человек за сегодняшний день, который смотрит им в глаза, когда говорит с ними.
И зазвонил телефон, и высокий Пик с лысой головой взял трубку — и верите ли, он говорил с людьми из Кингстона, с Ямайки! И он довольно серьезно поболтал с парнями на родине, и мне не понравилось многое из того, что он говорил, и я подумал, как будут чувствовать себя люди моего цвета кожи там, в Кингстоне, окруженные тысячами цветных лиц, когда новости дойдут? И я так же подумал, что, возможно, по всему Неаполю Пики звонят в Тринидад, и в Гану, и Нигерию, и бог знает куда еще, и рассказывают им эту историю? И как будут относиться к белым во всех этих местах? Ведь местные глубоко ошибаются, считая, что все Пики работают в Лондонском Транспорте или на стройках — в то время как многие из них являются бизнесменами и профессионалами, которые знают, что к чему: например, этот лысый тип владеет цепью фешенебельных парикмахерский салонов.
Потом один из подозревавших меня в чем-то Пиков спросил, считаю ли я Английским складом жизни стремление нападать на 6 000 человек в районе, где живет 60 000 белых или более, и если мы, белые парни, хотим показать, какие мы отважные, почему мы не выбрали район, где белые в меньшинстве, к примеру, Гарлем? Я мог дать на этот вопрос кучу ответов, но остальные моментально заткнули его — вообще, что меня больше всего удивило, по середине всего этого, это то, какими чертовски вежливыми все они были по отношению ко мне. А потом они стали говорить о планах, и один сказал, что закон и полиция бесполезны, и нужно установить свое собственное бдение; а еще одни сказал, что в Ноттингеме Пиков перемещали в специальные районы «для их собственной безопасности», но если кто-нибудь собрался «переселить» его, он бы, черт возьми, остался здесь, потому что это его дом и его жена и дети родились здесь, и он служил в Британских ВВС, и он такой же подданный Королевы, как и кто угодно другой. А я начал чувствовать себя неловко, как вы можете себе представить, потому что, конечно, я частично был согласен с ними, но я так же хотел держаться своих. И чувак-парикмахер это понял, и он со своим сыном, которого я подвез, проводил меня до двери, осторожно открыл ее, сказал, что все чисто, и я вытащил свою Веспу на дорогу. А парень вышел на тротуар, поблагодарил за все, пожал мою руку и улыбнулся мне.
Ну, что ж, подумал я, мне бы лучше добраться до дома, посмотреть, происходит ли что-нибудь там, а также выяснить, все ли в порядке с Клевым. Так что я тронулся с места и завернул за угол, где восемь или больше парней толкнули мой скутер, стащили меня с него, и я оказался спиной к стене, а их лица в шести инчах от меня. И что мне нравилось больше всего, так это то, что здоровяк, стоявший ко мне ближе всех, держал что-то, завернутое в журнал научной фантастики.
К счастью, события дня так возмутили меня, что я больше не испытывал страха. А так же, хоть я и нервный тип, но когда случается кризис, я обычно удивляю самого себя тем, что остаюсь хладнокровным — как бы сильно не стучало сердце у меня в груди. Поэтому я стоял спокойно, словно скала и смотрел в глаза парнюгам в ожидании, а одна рука сжимала в кармане связку ключей и один палец, средний, был в кольце железного брелока.
— Мы тебя видели, — сказал здоровяк.
— Негролюб, — сказал другой.
Когда я увидел, что любитель фантастики вытаскивает свой тесак, я хлестнул его ключами по лицу, а другого пнул сами-знаете-куда. И все началось! Я ожидал смертельного боя, нанося удары куда попало, пока внезапно не понял, что я не один — вообще-то, в какой-то момент мне даже было не с кем драться, потому что с ними дрались два других парня, поэтому, не выжидая случая, чтобы снять шляпу и спросить, кто они такие, черт возьми, я подбежал к своей Веспе, схватил металлический насос и ударил им по чьим-то черепам, и посмотрите-ка! Теды бежали, кроме одного, хнычущего на тротуаре, а я жму руки Дину Свифту и Печальному Пацану.
— Доктор Ливингстон, осмелюсь предположить, — сказал Свифт.
— Конечно, он самый, черт побери! — проорал я.
— Этот друг сделал мне больно, — сказал Печальный, потирая свои руки, выглядел он очень бледным и злым.
— Мой бог! — кричал я, вороша их прически и чуть ли не целуя их. — Так вот что свело вас вместе!
Тед попытался подняться с тротуара, и Дин толкнул его назад и наступил ему на шею своей итальянской туфлей.
— Мы слышали про грядущие беспорядки, — сказал он, — и подумали, что надо пойти и посмотреть.
— Вечерние газеты только про это и пишут, — сказал Пацан.
О, как же я не был не рад! И как я был рад, что это два парня моего возраста, два любителя джаза, неважно, что разных направлений, и неважно, что один из них бездельник, а другой наркоман, потому что мне казалось, что доказать свое поклонение таким великим цветным, как Тасди и Мария, действительно было важным для них.