Абсолютные новички - Колин Макиннес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да забей ты на них! — сказала Большая Джилл. — Я налью тебе еще чашку.
Несколько выводов, продолжал этот Дроув, неизбежно вытекали из этих важных вопросов и, в частности, из недавних беспорядков в Ноттингеме, которые все — и в особенности ежедневное издание Миссис Дэйл — так сильно и так страстно порицали. Первое — иммиграция цветных с получением такого же гражданского статуса, как мы, или без, должна быть немедленно остановлена. Конечно, весь процесс должен быть повернут вспять, и вопрос принудительной репатриации, возвращения на родину должен быть срочно и серьезно рассмотрен правительством. Тем временем, не было сказано про то, что закон и порядок должны устанавливаться силой, сурово и беспристрастно, какими бы серьезными не были провокации — а вполне могут последовать провокации с обеих сторон, признавал автор. Но на самом деле виновником физического насилия в мирных владениях Королевы являлось меньшинство, главным образом, персоны, известные под названием «тедди-бои», и этих молодых людей, без сомнения, необходимо обуздать. Хотя многие могут посчитать, что такие юнцы — вовсе не характеризующие молодежь страны в целом — клинические случаи, и гораздо более сильно нуждаются в медицинском лечении, нежели в решительных наказаниях, постановленных судом.
Происшествия в Ноттингеме, заканчивал Э. Дроув, ни в коем случае не могут быть описанными как «расистские». Поэтому сравнения с гораздо более серьезными беспорядками в южных штатах Америки и в ЮАР просто непонятны и нелогичны. Судя по быстрым и решительным действиям властей Ноттингема, мы можем быть уверены в том, что про такие прискорбные инциденты больше не услышим — ибо они полностью чужды складу нашей жизни — если, конечно, без страхов и предрассудков будут проведены срочные меры, указанные выше.
Я вновь отложил газету.
— Этот человек даже не прикольный, — сказал я Большой Джилл. — И я не верю, что он глупый — он просто зловещий.
— Успокойся, — сказала Большая Джилл.
— Он не затронул кучу вещей!
— Не сомневаюсь, что ты прав, — сказала она мне.
— И самое главное — он не осудил этого! Не осудил эти столкновения! Он всего лишь искал алиби.
Джилл села и занялась своими ногтями. — Он просто невежда, — сказала она, — а вовсе не зловещий.
— Невежда, поучающий людей, — это и есть зловеще, — проорал я.
Она взглянула на меня поверх своего лака для ногтей.
— Смысл всего этого, — сказала она, — заключается в следующем: если у тебя лицо черное, и живешь ты по соседству с белыми — все, что ты делаешь, подозрительно. Ты просто торчишь там, как заноза.
— Все, что ты делаешь! — сказал я, хватая газету и сворачивая ее в плотную сосиску. — Но что они такого делают, чем отличаются от других жуликов, живущих в этих трущобах?
— Тебе виднее, — сказала Джилл.
— Послушай! Цветных безработных гораздо больше, чем белых. Все это знают. И не только бездельников: их можно увидеть толпящихся в очереди за пособием часами каждый день.
— Да, — сказала Большая Джилл.
— А когда они хотят снять комнату, ты знаешь, что в итоге они получают в ответ: «никаких детей, никаких цветных».
— Полагаю, — сказала Большая Джилл, — что те, кто ненавидят одних, ненавидят и других.
— А что касается белых, преступивших закон, что, здесь их нет, ни одного, ты могла бы так сказать?
— Я не знаю практически никого, кто не преступал бы, — ответила Большая Джилл.
— А по поводу белых девок? — закричал я. — Разве это им не нравится? То есть, неужели никто не видел, как они трутся вокруг Пиков?
— Такое я видела чаще, чем что-либо, — сказала Большая Джилл.
— А эти сутенеры. Может, хоть кто-нибудь из этих ублюдков случайно является мальтийцем, киприотом или даже продуктом этих островов?
— Их полно, — сказала Большая Джилл, поднимая взгляд на меня.
— О, извини, Большая Джилл.
— Ничего страшного, детка.
— Что происходит с нашими мужчинами? — сказал я ей. — Неужели они не могут удержать своих женщин? Неужели они нуждаются в этой лаже, — и я постучал газетой Миссис Дэйл по спинке стула, — чтобы она помогала им и защищала их?
— Я думала, — сказала Большая Джилл, занимаясь ногтями на правой руке, — что девочек более чем достаточно и хватит на всех.
Я сунул скрученную газету в чайные листья.
— Вся штука в том, — заорал я, — что ни слова не сказано про то, что действительно имеет значение. Вот, пожалуйста. Если даже каждый Пик в Англии — жулик, это все равно не повод, чтобы посылать на каждого из них десятерых.
Большая Джилл не ответила мне на этот раз, и я поднялся.
— Я уже не понимаю свою собственную страну, — сказал я ей. — В исторических книгах говорится, что английская нация распространена по всему чертовому миру: все уезжали и вселялись повсюду, и это одно из самых великих и благородных Английских достоинств. Никто нас не приглашал, и мы ни у кого не спрашивали разрешения, я так думаю. А когда несколько сотен тысяч приезжают и устраиваются среди наших пятидесяти миллионов, мы просто не можем этого вынести.
— Ага, — сказала Большая Джилл.
— У меня наверху, — продолжил я, — есть совершенно новый паспорт. Там сказано, что я являюсь гражданином Соединенного Королевства и колоний. Никто не просил меня об этом, но так уж вышло. Вот. У большинства из этих парней есть точно такой же паспорт, и это мы придумали законы, по которым они получили их. Но когда они приезжают в дорогую старую Родину-Мать и показывают нам эти штуки, мы швыряем их обратно им в лица.
Большая Джилл тоже поднялась.
— Ты заработался, — сказала она.
— Еще как!
Она посмотрела на меня.
— Люди в стеклянных домах…, — сказала она.
— Что это значит?
— Послушай, дорогуша. Моя личная жизнь полна секретов, и это не дает мне права быть привередливой. А что касается тебя, ты торгуешь порно-снимками на каждом углу, и они очень милые, я не отрицаю. Но это мешает тебе поучать кого-либо, мне так кажется.
— Я совершенно не врубаюсь в это, — сказал я. — Можно жульничать, и все еще оставаться человеком, а не чудовищем.
— Как скажешь, милый, — ответила Большая Джилл. — А теперь я должна тебя вышвырнуть, девчонки сейчас начнут клянчить завтрак.
— Ну ладно тогда, Большая Джилл. — Я пошел к двери и сказал ей, — Ты на моей стороне, тем не менее, не так ли?
— О, конечно, — сказала она. — Я обеими руками за равенство…. Если цветная девчонка зайдет ко мне, она будет принята с теми же почестями, что и все остальные…
— Понятно, — сказал я ей.
Она подошла и положила свою руку метательницы молота мне на плечо.
— Не беспокойся, сынок, — сказала она, — и не принимай слишком близко к сердцу то, что тебя не касается. Пики и сами могут постоять за себя… они большие сильные парни. Среди них много боксеров…
— О, да, — сказал я. — Но не забывай, что я только что видел. Пусти на ринг Дятла и двадцать Тедов, вооруженных лопатами — это некоим образом уравновешивает силы.
— Дятла забрали, — сказала она.
— Да? Действительно?
— Он вновь отослан под стражу.
— Впервые одобряю решение судьи.
Большая Джилл вышла на крыльцо.
— Не о Тедах тебе надо беспокоиться, — сказала она, — а о том, присоединятся ли к этому остальные люди. Здесь довольно крутые мужики.
— Я заметил это, — сказал я ей, снимая замки со своей Веспы.
— Куда ты направляешься, детка?
— Собираюсь взглянуть на свое поместье.
Если бы вы попали в наш район, вы бы сразу почувствовали, что что-то происходит. Солнце уже было довольно высоко, и улицы были нормальными, с машинами, людьми — пока неожиданно до вас не дошло, что они не были нормальными. Потому что здесь, в Неаполе, можно было почувствовать дыру: как будто какая-то жизнь вытекала из нее, оставляя некий вакуум на улицах и газонах. И хуже всего было то, что когда вы оглядывались по сторонам, вы видели, что люди еще не замечают изменения, хотя для вас они были такими пугающе очевидными.
На углах и возле своих домов стояли Теды: стояли группами, ничего не делая, просто стояли кругом, немного опустив головы. Было много мотоциклов, и ребята часто ставили их рядами прямо на проезжей части, вместо того, чтобы припарковаться возле тротуара, как обычно. Также я заметил, разъезжая по улицам, что возле некоторых из этих потрепанных фургончиков медицинской помощи — в основном темно-синего цвета, задние двери закреплены проволокой, или одна из них открыта, — тоже толпились люди, вроде бы не нуждавшиеся в медицинском вмешательстве, или в чем-либо вроде этого. Встречались толпы девчонок, хихикающих или вскрикивающих слишком громко для такой рани. Также гораздо больше слонялось маленьких детей. Что касается Пиков, то они, казалось, ходили крадучись и тоже держались группами. И, хотя они всегда это делают, очень многие высовывались из окон и громко говорили друг с другом через всю улицу. Пока я колесил по району, мне встречались участки, где все было абсолютно также, как и раньше: тихо и обычно. Затем поворачиваешь за угол, — и ты вновь в части, где весь Неаполь бормочет.