Абсолютные новички - Колин Макиннес

— Если у них есть такая возможность. Нет таких, которые не хотят, не так ли? Но они же должны получать что-то взамен, для ободрения.

На это старая Мамаша только зевнула, выдав мне кривую улыбку, и выглядела очень мудро, должен вам сказать, хоть и очень ядовито.

— Теперь ты послушай меня, — сказала она, — и мне на… ать на то, что ты думаешь. Во-первых, произвела тебя я, вот отсюда, (и она похлопала себя по животу) и если ты думаешь, что это легко, попробуй как-нибудь. Без меня и без того, через что я прошла, ты бы здесь не хамил мне сейчас. А во-вторых, хоть твой отец мне совсем не нужен, я привыкла к нему, не вышвырнула его, что могла сделать сотню раз, если бы захотела, и очень облегчила бы себе жизнь этим. А в-третьих, что касается тебя…

Я прервал ее.

— Одну минуту, Ма, — сказал я. — Почему ты попросила меня, всего лишь два месяца назад, вернуться сюда, если что-то случится с Папашей?

Она не ответила, и я надавил не это.

— Потому что ты не справилась бы здесь без мужчины, я имею в виду, легального мужчины, и ты знаешь это, не так ли? И ты не могла избавиться от Папаши так легко, как говоришь, потому что я знаю тебя, Мам, если ты могла, давно бы это сделала.

Она посмотрела на меня.

— Ты смышленый, не так ли, парень? — сказала она.

— Я твой сын, Ма.

— Да, да. Наверное. Но вот что я тебе скажу. С той ночи, когда ты появился на свет в бомбоубежище в метро, восемнадцать лет назад, чего ты даже не помнишь, я следила за тем, чтобы ты всегда был накормлен, одет и воспитан должным образом, до тех пор, пока ты сам не сможешь заботиться о себе и иногда это стоило мне огромных усилий!

Она вернула свою старую, привлекательную гримасу и сказала:

— С тобой нелегко, знаешь. С тобой всегда было нелегко.

— Я бы рискнул возразить, Ма, — сказал я.

— А что касается любви к тебе, — продолжала моя мама, — что же, слушай, сынок. Тебе не приходилось выбирать, любишь ты или не любишь, даже своего собственного отца. Ты любишь, если любишь, а нет, значит — нет, и притворство здесь ни к чему. Ты поймешь, что это так, когда подрастешь. Или, может быть, ты такой умный, что уже это понял.

Я тоже сел, в трех футах от нее.

— О'кей, мать, — сказал я после недолгого молчания, — давай не этом остановимся.

— Как скажешь, сын, — сказала она мне.

И тут Ма сделала то, чего никогда не делала со мной раньше, а именно: поднялась, подошла к стеклянному буфету, покрытому оранжевым ковриком со шнурками, который я очень хорошо помню, и к которому нам не разрешалось подходить даже на милю, и она достала оттуда бутылку портвейна, вылила ее в два зеленых бокала, протянула мне один, и сказала:

— Твое здоровьичко.

— Я не пью, Ма, — сказал я.

— Не будь мудаком, — сказала она мне.

И мы выпили.

Потом Ма спросила, что с моим отцом. Ну, и тогда, я надеюсь, что это не было предательством по отношению к Папаше, просто я думал, что она должна быть в курсе, я рассказал ей все про Д-ра А. Р. Франклина, и что ему обязательно надо лечь в больницу, и она слушала, не перебивая меня (первый раз за всю мою жизнь), и просто качала головой, и сказала:

— Он ни за что не ляжет туда добровольно. Но дай мне подробный отчет об этом докторе, и, если ему вновь станет плохо, нам придется его туда уложить самим.

Так я и сделал.

Потом, когда я собирался уходить, возле двери, возникла небольшая пауза, и мы думали об одном, поцеловаться нам на прощание или нет? Мы посмотрели друг на друга, потом вместе засмеялись неожиданно, и она сказала: "О, ну что же, сынок, давай обойдемся без этого, ты же настоящий маленький ублюдок, не так ли? ", а я ответил: «Ну, знаешь Ма, тебе виднее», и быстро свалил.

Я посмотрел на часы Аэро-Терминала, и понял, что если потороплюсь, успею на заключительную часть концерта Царя Тасди, с ним еще поет солистка Мария Беттлхем. Клуб находился в северной части, в суперкинотеатре, при котором находилась и академия танцев, так что я остановил таксиста (который надеялся возить трансатлантических пассажиров из Аэро-Терминала и был не очень доволен всего лишь мной), и отправился через весь город. Я действительно нуждался в успокаивающей и приподнимающей настроение музыке, после всех этих дневных развлечений.

А именно это и дает вам джаз: улучшение настроения и турецкую баню с массажем для вашей нервной системы. Я знаю, что даже очень хорошие люди (как мой Папаша) считают, что джаз — это просто шум, рок, это звук, направленный на твои гениталии, а не на разум, но я хочу, чтобы вы поняли, что это вовсе не так, потому что вам просто становится очень хорошо. Лучше всегоя мог бы объяснить это, сказав, что вы чувствуете себя счастливыми. Когда я жалкий и усталый, что случается более, чем часто, хороший, чистый джаз помогает мне всегда.

Так, я уже рассказывал про кабак для любителей джаза, а так же про джаз-клуб, но джазовый концерт — это нечто совершенно иное. Здесь несколько сотен, а очень часто даже несколько тысяч чуваков собираются в самом огромном зале, который может снять импресарио, и слушают собрание лучших солисток и команд, английских и американских, какие только может предложить импресарио за плату, и вовсе не символическую. Конечно, на этих концертах даже великие могут вас разочаровать, потому что большой зал или кинотеатр подходят для джаза не более, чем железнодорожный вокзал для чаепития. Но если вам повезет, то музыка зачастую преодолевает эти неудобства, и вы слышите по-настоящему чудесные звуки. А к тому же так здорово слышать их в компании сотен таких же парней — безукоризненных, энергичных и готовых дать все самое лучшее, если представление на высоком уровне, и хоть я и знаю, что фанаты джаза считаются полными кретинами, вы были бы действительно изумлены, как эти фэны будут сидеть и слушать.

Ну, оркестр Царя Тасди, естественно, одна из лучших команд всех времен и народов. А что касается Марии Беттлхэм, я бы сказал, что после такой величины, как Леди Дей (которая, по-моему, прямо там, наверху, на своем собственном Эвересте), она лучшая джаз-вокалистка мира из всех существующих. Так что вы можете себе представить, что я довольно сильно нервничал в этой машине и все время советовал водителю выбирать короткую дорогу и прибавлять скорость, чего он вовсе не замечал.

Он высадил меня на углу прямо перед кинодворцом, и поэтому мне пришлось пройти мимо танцевальной академии, и я на секунду остановился на тротуаре, так как я увидел объявление на стене,

ТЕКУЩИЕ ЗАНЯТИЯ

КЛАСС МЕДАЛИСТОВ

КЛАСС ПРОГРЕССИВНЫХ НОВИЧКОВ

ТРЕНИРОВАННЫЕ НОВИЧКИ

АБСОЛЮТНЫЕ НОВИЧКИ

И сказал вслух: «Ого, так это же мы! Хотя я, после всего того, что я пережил, возможно, поднимусь на пару категорий выше».

Когда я вошел в фойе и дал свой билет соответствующему чуваку, я услышал внутри этот самый чудесный звук, поэзию настоящей и правдивой джаз-музыки: воистину райские звуки, так мне кажется. Честно, когда я умру, когда наступит этот неотвратимый день, я хочу именно такого конца, услышать группу Царя Тасди, играющую для меня в точности, как в тот день: потому что их звук был таким сильным и мягким — казалось, что он поднимет тебя на своих нотах прямо в рай. А потом поднялся шум, свист, и все фэны зааплодировали, словно зрители на футболе, и я вошел и занял свое место, как раз, успев на вступление Марии.

Мария — большая и уже немолодая женщина, но она взошла на сцену, будто девчонка: быстрые ноги, легкие жесты, и чертовски дружелюбное лицо, которое может и обмануть тебя, и порой даже довольно жестоко. Она как девочка, да, но она также, каким-то образом, и Мама для всех: она принимает нас с радушием, и с самого момента ее появления вы знаете, что все вы в ее надежных руках. И сразу она начнет с выбранной песни, никаких трюков, хитрых пауз, вообще никакого промедления, и то, что она делает с песнями — невероятно: то есть она бросает их тебе назад, как будто они не чужие, а стали ее собственные, Марии. И она может быть чертовски умной, отбрасывать все и пожимать плечами, но в следующий миг взмывать, словно птица, и быть милой и меланхоличной. Но что бы она ни делала, и в этом вся изюминка Марии Беттлхэм, от ее пения ты чувствуешь, что быть живым-здоровым просто чудесно, и человек — чертовски неплохое изобретение, в конце концов.

В финале концерта к ней потянулись все сотни английских мальчиков и девочек, и их друзья из Африки и с Карибских островов, и охране пришлось буквально вытолкать нас из помещения. Чуваки, которых я видел в первый раз, говорили, как было здорово, а один чувак спросил у меня, слышал ли я о происшествиях в Колодце Св. Анны, в Ноттингеме, вчера вечером. Я спросил его, о каких еще происшествиях, не очень-то слушая ответ (потому что я все еще был там, с Марией Беттлхэм), когда до меня дошло, что он говорил про столкновения между белыми и цветными, но чего еще можно ожидать от провинциального болота посреди леса?

В Сентябре