Дети Ночи - Дэн Симмонс

– Последний день навигации для катеров, – сообщил он, когда они прогуливались по Ратхаус-парку на следующее утро. – Зима скоро.

Кейт кивнула, но как-то не слишком поверила. День был теплый, не меньше двадцати градусов, а великолепие осенней листвы в парках и вдоль Рингштрассе лишь придавало всему совершенство. Состоянию души Кейт больше бы соответствовал холод и дождь.

– У нас есть целый день, – сказал священник негромко, как бы извиняясь за то, что вынужден прервать ее мысли. – Есть идеи? Но лучше всего, конечно, вам было бы сейчас отдохнуть.

– Нет, – твердо ответила Кейт. Ей стало тошно от одной мысли, что придется валяться в номере.

– Что ж, тогда можно сходить в художественно-исторический музей, там отличное собрание. А еще нынешний год – год памяти Моцарта.

– Вы, помнится, говорили, что в этом музее есть Портрет настоящего Дракулы? – спросила Кейт.

Она перечитала о правителях Трансильвании все, что смогла найти, после того как три месяца назад определила заболевание Джошуа.

– Да…, кажется. Пойдемте, еще успеем на трамвай номер один.

Под портретом висела табличка: «VLAD IV, TZEPESCH. WOIWODE DER WALACHEI, GEST. 1477, DEUTSCN 16. JH». Ниже была табличка поменьше с надписью на немецком и английском: «Получено во временное пользование из музея Амбрас, Инсбрук».

Кейт вгляделась в лицо на портрете в натуральную величину. Она профессионально отметила большие, слегка навыкате глаза, возможно связанные с болезнью щитовидки, сильно развитую челюсть и выступающую губу, что обычно указывает на умственную отсталость или некоторые разновидности гипофизных и костных заболеваний. «Платис-пондилолиз? Разновидность характерной аномалии, связанной с тимусной дисплазией и другими признаками ТКИД?» – Жестокие глаза, верно? – спросил священник, который стоял, заложив руки за спину и слегка покачиваясь на каблуках.

От неожиданности Кейт чуть не вздрогнула.

– Я об этом не думала, – призналась она, глядя на портрет уже без профессиональной предвзятости.

– Нет, – сказала она наконец, – особой жестокости я не замечаю. Пожалуй…, высокомерие. Но он же был князем.

– Да, воеводой Валахии, – согласился О'Рурк. – Самое ужасное во всех зверствах Влада Прокалывателя – это то, что для своего времени они были более или менее в порядке вещей. За счет этого князья оставались князьями.

Он повернулся и перехватил задумчивый взгляд Кейт.

– Так вы действительно думаете, что этот Бела Лугоши имеет отношение к происхождению болезни Джошуа? Кейт попыталась изобразить улыбку.

– Глупо, да? Но ведь вам теперь знакомо клиническое описание иммуновосстановительного процесса, который поддерживает болезнь. Поглощение крови. Увеличение продолжительности жизни. Удивительная способность к самовосстановлению…, почти аутотомирование.

– Что такое «аутото…», что это такое?

– Аутотомирование – защитная реакция некоторых рептилий, например саламандр, когда они отбрасывают хвост, а потом он снова отрастает, – пояснила Кейт. Когда она начала мыслить медицинскими категориями, голова у нее почти перестала болеть. Отступила и темная пелена печали. – Нам не очень-то много известно о регенеративных возможностях саламандр. Мы знаем лишь, что все это происходит на клеточном уровне и требует огромного количества энергии.

О'Рурк кивнул в сторону портрета.

– А что, может быть, в королевскую родословную Влада и затесалась какая-нибудь саламандра? Кейт потерла лоб.

– Я понимаю, что это дико.

На мгновение она прикрыла глаза. Музей наполняли звуки шагов, кашля, разговоров на немецком, звучавшем так же резко, как кашель, случайного смеха, казавшегося таким же безумным, как и ее состояние.

– Давайте присядем, – предложил священник. Взяв Кейт за руку, он повел ее в закуток на втором этаже, где подавали кофе и пирожные. Он выбрал столик подальше от основного потока экскурсантов.

На какое-то время у Кейт все поплыло перед глазами, и лишь после того, как священник заставил ее сделать еще глоток крепкого венского кофе, окружающим предметам вновь вернулись резкие очертания.

– Вы действительно верите, что легенды о Дракуле могут иметь какое-то отношение к…, похищению Джошуа? – спросил он почти шепотом.

Кейт вздохнула.

– Я понимаю, что это выглядит нелепо…, но если болезнь сохранялась в пределах семьи…, требовала двойного рецессива для проявления, а ее носителям нужна была человеческая кровь, чтобы выжить… – Она замолчала, устремив взгляд вдоль коридора, в направлении зала, где висел портрет.

– Небольшая королевская семья, – продолжал О'Рурк, – которой необходимо соблюдение тайны из-за характера их заболевания и совершенных преступлений, обладает достаточными средствами и властью, чтобы устранять недругов и сохранять тайну, даже для того, чтобы послать в Америку похитителей и убийц, которые выкрадывают ребенка…, ребенка, усыновленного по ошибке.

Кейт опустила глаза.

– Я понимаю. Это…, это бред.

О'Рурк отхлебнул из чашки.

– Верно, – сказал он – Такое впечатление может создаться, если только вы не принадлежите к церкви, которая в течение нескольких столетий занималась секретной перепиской как раз о такой злодейской семье, ведущей затворническую жизнь. О семье, которая появилась в Восточной Европе полтысячелетия тому назад.

Кейт резко подняла голову, отчего почувствовала острую боль Сердце у нее заколотилось, но она не обратила на это внимания.

– Вы хотите сказать…

О'Рурк поставил чашку и предостерегающе поднял палец.

– Для обоснования теории данных пока недостаточно, – сказал он. – Если только…, если только не увязать все с одним странным совпадением, со встречей с неким человеком, очень напоминающим постаревшего, непогребенного Влада Цепеша.

Кейт потеряла дар речи и только смотрела на него. О'Рурк полез в карман пальто и извлек оттуда небольшой конверт с шестью цветными фотографиями, фон был явно восточноевропейским: сумрачный промышленный город, средневековая улица, выстроившиеся вдоль обочины «дачии». Интуиция подсказала Кейт, что фотографии были сделаны в Румынии. Но ее внимание привлек человек на переднем плане – очень старый, на что однозначно указывала его поза, изгиб спины, иссохшее тело, угадывавшееся под просторной одеждой. Несмотря на то, что черты его лица между лацканами дорогого пальто и полями фетровой шляпы как бы размылись под воздействием времени и болезней, они казались знакомыми: нет усов, но зато широкая верхняя губа, выпяченная челюсть, глаза ввалившиеся, но все равно слегка навыкате.

– Кто это? – шепнула Кейт.

О'Рурк сунул фотографии обратно в карман.

– Один господин, с которым я впервые приехал в Румынию года два назад. Его имя вы, вероятно, слышали.

Прямо у них за спиной какая-то пара громко заспорила по-немецки. Футах в трех от Кейт и священника стояли американцы, судя по небрежной одежде, и наблюдали за ними, явно с нетерпением ожидая, когда освободится столик.

О'Рурк встал и протянул Кейт руку.

– Пойдемте отсюда. Я знаю местечко поспокойнее.

На открытках Кейт, как и любой человек, видела уже это большое колесо. Но в действительности оно оказалось куда лучше. Они с О'Рурком были единственными пассажирами в гондоле, в которой свободно разместилось бы человек двадцать. Пространство гондолы, хоть и безлюдной, было заставлено столиками со скатертями и посудой. Медленно вращаясь, колесо подняло их до высшей точки на высоту примерно двухсот футов и остановилось, пока внизу загружались новые пассажиры.

– Прямо колесо Ферриса, – сказала Кейт.

– Piesenrad, – откликнулся священник, облокотившись на перила и глядя в открытое окно на осеннюю листву, горящую в последних лучах осеннего Заката. – Что означает «гигантское колесо».

Как только он это сказал, облака погасли, небо стало сначала бледнеть, а потом – темнеть. Гондола медленно двигалась вниз, миновав посадочную площадку, и вскоре они снова оказались над верхушками деревьев.

По всему городу зажглись огни. Неожиданно осветились башни соборов. Возле Дуная Кейт узнала модернистские небоскребы городка ООН: Сьюзен Мак-Кей Чандра однажды рассказывала ей, как волновалась, когда впервые участвовала в конференции в штаб-квартире ооновского комитета по инфекционным заболеваниям.

Кейт нахмурилась, на секунду закрыв глаза, потом посмотрела на О'Рурка.

– Ну хорошо, расскажите мне все-таки об этом человеке.

– Вернор Дикон Трент. Слыхали про такого?

– Конечно. Это миллиардер-отшельник, вроде Говарда Хьюза, который сделал состояние на…, на чем? На электроприборах? Отелях? Еще он владеет большим художественным музеем его имени возле Биг-Сура. А разве он не умер в прошлом году?

О'Рурк покачал головой. Гондола устремилась вниз, и стали слышны звуки нескольких еще работающих аттракционов.