Настоящая черная ведьма - Елена Звёздная

А потому, втянув белого в свою спальню, я торопливо сорвала с него плащ, нагрудник, камзол, рубашку и толкнула полуголого Зигфрида на постель. Следом на пол полетело мое платье, туфли, нижняя сорочка, и сиганув на кровать, я торопливо укрыла нас с магом одеялом, а после…

После наступило блаженство.

Натуральное, непередаваемое, чувственное блаженство…

Ведь что может быть приятнее, чем страдания белого мага из ордена, на которого, ко всему прочему, у одной черной ведьмы имелся зуб?! Причем вполне обоснованный.

Для начала раздался рев «ТЕЛЛЬ!», перекрывший гул веселящегося на балу народа и даже музыку.

А затем самый лучший из звуков — треск обвалившегося порога и повторный рык «Телль!» но уже из зарослей посаженной в яме злодейской крапивы. Мм-м… это как получить все подарки на смертовство в свое единоличное расположение — блаженство да и только.

— Мм-м, — застонал Зигфрид, на груди которого я вольготно и крайне недвусмысленно устроилась.

— Наслаждайся, дорогой, у нас интимный процесс продления черноведьминского рода, — сладко прошептала я ему на ухо.

Совершенно напрасно, потому что к этому самому процессу маг попытался перейти, но… не по регламенту все это, пришлось еще чуток колдануть, чтобы прыть у некоторых поубавить. К слову о регламенте — обернулась к своему платью, грудой ткани лежащему на полу, тихо выругалась, а затем, протянув руку, указала на него пальцем, щелчок — и оно стало самым что ни на есть регламентированным нарядом. Призадумавшись, щелкнула повторно — и окно задернулось плотной тканью, в подсвечниках вспыхнули свечи, волосы мои приобрели прокрашенный черный цвет, губы заблестели от помады, белье почернело и стало кружевным, на столе возникли бутылка, бокалы с вином, из которых якобы пили. Вот теперь обстановка более-менее соответствовала черноведьминскому кодексу.

В следующее мгновение рухнула дверь в лавку.

Я поняла это даже не по треску, шуму и звуку разбитого стекла, а по тому, как разом взвыли камышовые коты. Именно коты, а не те духи, которые в них вселились. Соответственно, ворвавшимся был мэтр Октарион.

Рядом натужно сопел «березка», которому после моего небольшого магического вмешательства снился тот самый процесс, а внизу раздалось боевое «Ма-а-а-а-ау!».

Следом взбешенное:

— Телль!

И коты ринулись в атаку.

Почти сразу в полу возник торс Дохрая, и мой дух-хранитель вопросительно на меня посмотрел.

— Так, чтобы коты не пострадали, — ответила я.

Дохрай вскинул нарост, который ему вполне замещал бровь.

— Ладно, уже можешь пускать, пока эта рожа беломагическая мне всю лавку не разнесла, — сдалась я.

Щелкнула пальцами.

Зигфрид судорожно дернулся и обмяк, погружаясь в гораздо более глубокий сон. Я же уютно устроилась у него на груди с самым блаженным выражением на лице. Мне действительно было очень хорошо сейчас.

Разъяренный и подраный белый маг возник на пороге моей спальни через минуту. Выглядел Арвейн не лучшим образом — на лице глубокие царапины и припухлости после крапивы, левый рукав оторван и свисает живописными лохмотьями, под правым глазом наливающийся синяк… И мне синяк был знаком, с такими часто господин Торникай ходил. Но самым интригующим оказался предводитель моего камышово-котового воинства, который осторожно, по порванному плащу подбирался для нанесения очередного удара магу… Ну или чтобы вцепиться ему в хребет, что тоже вполне в духе камышовых котов.

Собственно, именно на кота я и смотрела, пока мэтр Октарион потрясенно взирал на обстановку, меня и своего подчиненного.

Лицо его медленно меняло выражение, от невероятного бешенства до полнейшего отвращения.

— Ловко, — хрипло произнес он.

— У меня будет замечательная дочка, — промурлыкала черная ведьма, укладываясь щекой на грудь белого мага.

Мэтра передернуло.

Я улыбнулась шире.

Белые брезгливы — мне ли не знать, я у деда много времени провела, об их «белых» особенностях знаю не понаслышке.

— Какая же ты… ведьма! — прошипел Арвейн.

— Черная, — подсказала я.

Кот, добравшийся до шеи врага, издал быстрое «Ма-а-ав» и занес лапу для удара.

Не ударил. Кто-то взял и самым бесцеремонным образом снял его с белого мага. А когда мэтр Октарион, плюнув, развернулся и ушел прочь, появившийся в дверном проеме господин мэр, небрежно почесывая дикого, злющего и вообще ни капли не ручного камышового кота за ухом, мрачно оглядел всю мою спальню. Затем взгляд его остановился на от чего-то смутившейся мне… скользнул по спящему Зигфриду и вновь уделил внимание исключительно черной ведьме. Несколько секунд мэр просто смотрел в мои глаза, после, усмехнувшись, произнес:

— Вы крайне неопытны в любовных делах, госпожа ведьма, а потому упустили одну мелкую, но крайне значимую деталь — сапоги.

Искренне удивленная его речью, я привстала, придерживая одеяло, и переспросила:

— Что?!

Мэр улыбнулся, отпустил моего кота на пол, выпрямился, сложил руки на груди и совершенно невозмутимо пояснил:

— Какова бы ни была вспыхнувшая между любовниками страсть, мне еще не приходилось видеть ни одного мужчину, что забрался бы в постель женщины, не сняв сапог.

Информация оказалась настолько удивительной, что я только сейчас вспомнила, что сняв с белого столько всего, про обувь совершенно забыла. Потянулась, откидывая край одеяла с ног мага, увидела черные начищенные до блеска гуталином, а потому испачкавшие мою простынь сапоги, и задернула одеяло обратно, чувствуя, как краска заливает лицо.

— У вас что, никогда не было мужчин? — насмешливо поинтересовался мэр.

Краснея еще основательнее, зло огрызнулась:

— Белого мага не так-то уж и легко заарканить, знаете ли!

— Не имею представления, видите ли, никогда не арканил, — откровенно издевательски сообщил градоправитель. Затем добавил: — Сапоги я бы все же снял.

И как ни хотелось бы съязвить в ответ, но в чем-то ловец был прав. Щелкнула пальцами, отправив сноп зеленоватых искр к ногам спящего «березки», вследствие чего край одеяла приподнялся, сапоги с мага слезли и аккуратненько расположились у края постели.

— Слишком аккуратно, — сообщил мэр.

Щелкнула пальцами снова — сапоги рухнули как подкошенные. Подумав, еще и под кровать их запихнула.

Вошел камышовый кот, посмотрел на сапоги, на меня, подошел и начал урчать возле мэра.

— Милый котенок, — заметил он.

О том, что котейка одержим, я говорить не стала.

— Я подожду вас внизу, — почему-то предложил Вегард.

— Спасибо, не стоит, — мрачно ответила черная ведьма.

Поведя плечом, господин мэр повернулся и покинул второй этаж. Уже с лестницы донесся его голос:

— Идея с крапивой мне понравилась, но в качестве ловушки не слишком действенно.

Угу, а ты магию заблокируй и с гораздо более действенными вещами столкнешься.

— И да, — судя по тому, что поскрипывание ступеней прекратилось, мэр остановился, — мне жаль говорить об этом, но рано или поздно мэтр Октарион сообразит, что в момент его эпического вторжения в вашу лавку ни Гардэм, ни Дохрай в битву не вступили.

Умный, да?!

— Гардэм — белый хранитель, он против белого мага бессилен, а Дохрай с беломагической рожей уже сталкивался и теоретически противопоставить ему ничего не может.

— А-а-а, — задумчиво отозвался ловец.

После чего покинул мою лавку.

Медленно поднялась с постели, прикрыв начавшего посапывать белого мага. Подошла к окну и уныло посмотрела на площадь — бал был в разгаре. Жители Бриджуотера танцевали, разговаривали, смеялись, веселились и да — женились, самая большая очередь была как раз перед аркой с уже заметно подуставшим священником. А в самом центре танцпола необъятная госпожа Торникай в трещащей по швам моей черной мантии танцевала с собственным супругом, который, кажется, был крайне горд женой. Еще бы, кто из смертных может похвастаться тем, что безнаказанно начистил рожу целому белому магу.

Оглядев площадь еще раз, увидела тех, кто привлекал всеобщее внимание — господина мэра и белую магианну. Вегард что-то сказал белой, госпожа Анарайн присела в реверансе, мэр галантно поклонился ей, затем подал руку, и пара проследовала на танцевальное место, где ловец и закружил в вальсе свою партнершу…

Кто-то заскрежетал зубами.

— Мм-м, — простонал «березка», силясь избавиться от чар.

Тяжело вздохнув, черная ведьма прошла к шкафу, достала самое обычное черноведьминское платье, переоделась, после нацепила туфли с узким загнутым мыском, остроконечную шляпу и отправилась вниз с целью покинуть лавку и навестить Люсинду.

И вот я спускаюсь, спускаюсь и замираю на пятой снизу ступеньке, с удивлением глядя на невероятную картину — Дохрай сидит за столом и составляет компанию пьющему мой чай мэру, который ко всему прочему еще и ест мою ветчину, нарезанную толстыми ломтями, как Дохрай обыкновенно и режет! То есть это когда шмат ветчины той же толщины, что и хлеб.