У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания - В. Сахаров

Бердовский — старый чапаевец, член партии с девятнадцатого года. После гражданской войны сражался в Средней Азии с басмачами и имеет нагрудный знак «За храбрость» от правительства Таджикской республики. На одесских рубежах он был примером мужества и бесстрашия. Не раз поднимал бойцов в контратаки и Мамикон Сергеевич Гукосян. Зная его способность воодушевлять и сплачивать людей уже одним своим присутствием, командир дивизии часто просил начальника политотдела быть там, где складывалась трудная обстановка. Этот исключительно храбрый человек зарекомендовал себя в то же время большим знатоком партийнополитической работы, искусным организатором ее на фронте.

Начальники политотделов дивизий рассказывают, как размещен личный состав. Бердовский сообщает, что минометные и артиллерийские подразделения, а также разведка пополнились коммунистами и комсомольцами. Это мне очень важно знать —речь идет о том, как расставлены те коммунисты и комсомольцы, которые были направлены в обе дивизии из тыловых учреждений армии в последние дни обороны Одессы.

Двор училища уже заполнили бойцы. С кузова грузовика, заменившего трибуну, открываю митинг. Говорю о значении обороны Одессы, о том, что наша армия с честью и до конца выполнила там свой долг и ушла непобежденной, ушла для того, чтобы отстоять от врага Крым. Призываю приморцев хранить и умножать боевую славу и традиции, сражаться на крымской земле еще упорнее, сорвать здесь наглые замыслы фашистских захватчиков.

Уже по тому, как встретили мое вступительное слово, чувствовалось: люди настроены по–боевому. Нет, не сломило их духа оставление Одессы, как ни тяжело было это пережить. И не об отдыхе они помышляют, хотя и заслужили его. Ненависть к врагу держит их в напряжении, словно в каждом сжалась до предела и ждет разрядки действием какая‑то внутренняя пружина.

Ощущение этой общей суровой собранности, общей духовной готовности к новым боям все усиливалось, по мере того как выступали перед своими товарищами бойцы и командиры. Горячо говорил минометчик Беляев из Чапаевской дивизии. И слушали его тоже горячо, — пожалуй, это будет наиболее точное определение. Вот он упомянул о Перекопе, сказал, что, быть может, придется сражаться там, где в гражданскую покрыли себя славой отцы и старшие братья, — и будто живая волна прошла по массе бойцов. Должно быть, сами названия тех мест, которые им предстояло защищать, воскрешали в сознании знакомые всем героические страницы истории.

Я возвращался с митинга, охваченный гордостью за людей, которые были героями под Одессой и — в этом не могло быть сомнения — снова покажут себя героями в тех боях, что у нас впереди.

В тот же день мы узнали, что войска Приморской армии приказано срочно готовить к переброске на север Крыма.

Полевое управление армии перебралось в Симферополь. Полковник Н. И. Крылов, который прибыл туда еще раньше (Шишенин, возглавлявший в Одессе штаб оборонительного района, вернулся в Крым на должность начальника штаба армии, а Крылов на некоторое время опять стал начальником оперативного отдела), встретил нас новостями организационного характера. Мы узнали, что армия включена в состав войск Крыма с подчинением ей 172–й стрелковой и двух кавалерийских дивизий и уже получила боевую задачу. Из этого следовало, что Приморская армия сохранялась.

Политотдел немедленно занялся партийно–политическим обеспечением поставленной войскам задачи. Армии предстояло наступать, и притом с ходу. А до сих пор мы все время вели оборонительные бои, в которых накопили немалый опыт. Залог успешного решения новых задач мы, как всегда, видели прежде всего в том, чтобы мобилизовать на их выполнение коммунистов и комсомольцев, роли которых в наступлении и посвящались проходившие в частях партийные и комсомольские собрания.

Наступление началось 24 октября. Из окопа наблюдательного пункта 95–й дивизии в районе Воронцовки я вместе с ее комиссаром Я. Г. Мельниковым смотрел, как пошли в атаку наши части.

Немцы, только что прорвавшиеся сюда от Ишуни, сопротивлялись яростно, вели сильный огонь. Но приморцы, преодолевая его, упорно, хотя и медленно, двигались вперед.

Слева от 95–й дивизии наступал Разинский полк 25–й Чапаевской. Там тоже наметился некоторый успех.

— Хорошо начали разинцы, — рассказывал мне вечером пришедший оттуда батальонный комиссар Г. И. Лимонов. — Пошли дружно, под «ура», взяли фашистов в штыки… Вторую роту поднял в атаку отсекр полкового партбюро Семяшкин. Больше сотни гитлеровцев перебила третья рота. Ее командир старший лейтенант Еременко был ранен, но продолжал руководить боем. Да и вообще раненые оставались в строю, если хватало сил держать оружие…

Приморцы дрались в Крыму с той же беззаветной отвагой, что и под Одессой, где они были всего восемь дней назад. Однако чувствовалось — первый наш успех непрочен. Пехоту очень слабо поддерживала артиллерия: мало было подтянуто батарей, да и снарядов у них не хватало. Атаке предшествовал лишь пятнадцатиминутный огневой налет. В воздухе не было нашей авиации. Все говорило о поспешности, неподготовленности начатого наступления.

Уже во второй половине дня противник сумел использовать свой перевес в силах и остановил наши части. Боевые порядки войск, огневые позиции артиллеристов и минометчиков, штабы и тылы, почти открыто разместившиеся в голой степи, бомбила немецкая авиация, которую нечем было отогнать…

Приехав вечером в штаб, я узнал от Н. И. Крылова, что с утра 25 октября армия продолжит наступление, нанося главный удар в направлении Воронцовка — Ишунь.

Но героизм наших людей, их боевой порыв не могли восполнить недостаток снарядов, слабость авиационного прикрытия. Тяжелые бои не давали результатов, и над нашей армией стали сгущаться грозные тучи.

В полдень 26 октября наступали уже немецкие войска, поддерживаемые большим количеством самолетов и танков. В следующие дни враг, наращивая свои силы, развивал успех, прорываясь в крымские степи.

За тяжелыми боями на севере Крыма последовал трудный, через горные перевалы, отход наших частей к Севастополю.

Бои продолжались и в горах. Гитлеровцы все время пытались окружить наши части, блокировать их в непроходимых теснинах. Бойцы и командиры часто на плечах, на руках проносили, поднимали и спускали с крутых обрывов орудия, автомашины.

В горах враг отрезал обоз 31–го Пугачевского полка Чапаевской дивизии. Бойцы, сопровождавшие его, стали, отстреливаясь, отходить. На одной из повозок было укрыто Знамя полка. Красноармеец комендантского взвода комсомолец Г. И. Данилов бросился спасать полковую святыню. Товарищи прикрыли его огнем, и Данилов по–пластунски подобрался к повозке, рядом с которой уже были немцы. Знамя он спас.

К 9 ноября вся Приморская армия сосредоточилась в районе Севастополя и заняла оборонительные рубежи.

В Севастополе я сразу же встретился с дивизионным комиссаром П. Т. Бондаренко — начальником политуправления Черноморского флота. Мы познакомились еще в дни обороны Одессы. Петр Тихонович очень располагал к себе. Он был прост в обращении, не кичился своим огромным опытом партийно–политической работы, который, однако, чувствовался при любом с ним разговоре. Нельзя было не заметить и того, что Бондаренко— настоящий моряк, большой знаток своеобразной флотской жизни и морского дела.

При этой встрече Петр Тихонович прежде всего сообщил, что получена телеграмма Ставки Верховного Главнокомандования, требующая ни в коем случае не сдавать Севастополь. Еще раньше было решение о создании Севастопольского оборонительного района.

— Обороняться будем вместе, —говорил Бондаренко, имея в виду армию и флот. — Значит, вместе нам и работать. Давайте завтра же утром обсудим, как строить партполитработу в оборонительном районе.

В Севастополе находилась лишь небольшая оперативная группа работников политуправления флота. Основной его состав был на Кавказе, куда перебазировалась Черноморская эскадра. Однако флотская газета «Красный черноморец» продолжала выходить в Севастополе.

Мы условились, что в первую очередь надо направить во все части — армейские и флотские — политработников для разъяснения задачи, поставленной в телеграмме Ставки.

К этому времени было отпечатано обращение Военного совета флота ко всем защитникам Севастополя.

«Врагу удалось прорваться в Крым, — говорилось в нем. — Озверелая фашистская свора, напрягая все силы, стремится захватить с суши наш родной Севастополь… В этот грозный час еще теснее сплотим свои ряды для разгрома врага. Сознание грозной опасности должно удесятерить наши силы… Крепите воинскую дисциплину и организованность, стойко деритесь за каждую пядь родной земли. Дадим мощный отпор врагу! Ни шагу назад!»