У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания - В. Сахаров

Было у нас отделение, ведавшее связью с партизанскими отрядами. Возглавлявший его батальонный комиссар В. Я. Рыбалкин к концу ноября имел контакт с пятью отрядами, действовавшими в районах Судака, Карасубазара, Алушты, Ялты и Ай–Тодора, в которых тогда насчитывалось более пяти тысяч человек. Удалось наладить регулярную связь и с главной базой крымских партизан. В отряды отправляли десятки тысяч листовок, рассказывавших населению Крыма об обороне Севастополя, о событиях на фронте.

Сами собою сложились теснейшие отношения между политотделом и горкомом партии. Первым секретарем его был очень популярный в Севастополе человек Борис Алексеевич Борисов, возглавлявший также городской комитет обороны.

Город делал для фронта, для армии исключительно много. Мы получали и мины, и гранаты севастопольского производства, и печи для землянок, и теплое белье, телогрейки, маскхалаты, шапки–ушанки…

— С таким тылом воевать можно, — говорил при встречах с городскими руководителями командарм И. Е. Петров. И тут же спрашивал: — А нельзя ли ускорить сроки ремонта танков, орудий?

Борисов изыскивал возможности и для этого. Было налажено изготовление минометов, артиллерийских снарядов. Севастопольские женщины стирали и чинили обмундирование бойцам, ухаживали за ранеными. Три тысячи патриоток стали донорами.

Много внимания уделялось укреплению занятых войсками рубежей. Ход работ обсуждался на заседаниях Военного совета, на партийных и комсомольских собраниях. Вокруг Севастополя за короткий срок выросли три пояса обороны с окопами, блиндажами, командными и наблюдательными пунктами, оборудованными огневыми позициями артиллерии и минометов. Конечно, тогда мы успели сделать еще далеко не все, что было нужно, и работы потом продолжались всю зиму. Но передышка, выпавшая нам в конце ноября и первой половине декабря, была использована неплохо.

17 декабря мощная артиллерийская подготовка грозно возвестила о начале нового фашистского штурма.

Враг тщательно его подготовил, подтянул к Севастополю много свежих сил. И хотя мы тоже готовились к отпору, выстоять теперь было труднее, чем в ноябре.

Основной удар противник наносил в долине Бельбека. Здесь и подверглись самым суровым испытаниям мужество и стойкость защитников Севастополя.

Подразделения 241–го стрелкового полка оказались в окружении. На безымянной высоте невдалеке от станции Бельбек заняла круговую оборону рота К. К. Яковлева. Она продержалась на этой позиции шесть дней и к 23 декабря находилась уже за три–четыре километра от общей линии фронта, сдвинувшегося в сторону Северной бухты.

Боеприпасы подходили к концу, и командир принял решение пробиваться к своим войскам. Были выделены группы прорыва и прикрытия, задача доведена до каждого бойца. Политрук роты Иванов повел в атаку группу прорыва и сразу же был смертельно ранен. Не имея уже патронов, красноармейцы дрались штыками, прикладами, саперными лопатами, даже касками.

Вырвавшись из первого кольца врагов, рота оказалась перед вторым. Наш передний край был еще далеко, но выручила ударившая по фашистам артиллерия. Воспользовавшись ошеломившим гитлеровцев огневым налетом, рота ударила по ним с тыла. К. вечеру она, потеряв за день многих храбрых бойцов, соединилась со своими. В последней схватке был ранен командир. Красноармейцы вынесли его на руках.

Опасность выхода противника к Северной бухте заставила командование армии бросить на это направление все резервные силы.

На возвышенности Кара–Тау, что севернее Бельбекской долины, оборонялись в пешем строю бойцы 40–й кавдивизии.

В сущности, это давно уже была не дивизия: в ней числилось три полка, но едва набиралось 500 штыков. За день 21 декабря каждый из полков отбил по нескольку атак пехоты и танков. Под вечер положение стало особенно тяжелым. Прервалась связь с поддерживающей артиллерией.

Когда пять фашистских танков двинулись к командному пункту, командир дивизии полковник Ф. Ф. Кудюров сам встал к противотанковой пушке, наводчик которой был убит. Комдив подбил два танка, приближавшихся к КП. Снаряд третьего ударил в пушку и сразил полковника. Бойцов, отбивавшихся на Кара–Тау, возглавил полковой комиссар И. И. Карпович — военком кавдивизии, и они продолжали отражать вражеские атаки.

Не могу не сказать о мужестве наших танкистов. Их в Приморской армии было немного, но каждый экипаж сражался геройски. А посылали их всегда в самый огонь.

25 декабря роту танков 81–го танкового батальона выделили для поддержки контратаки на участке 8–й морской бригады. Как я уже говорил, в этой бригаде было много плохо обученных бойцов из запаса. Вместе с танками они в атаку никогда не ходили. И вышло так, что пехота отстала, танки, ворвавшиеся в расположение врага, оказались там одни. Но танкисты продолжали бой.

Экипаж кандидата партии лейтенанта Рогодченко и механика–водителя комсомольца Резникова сокрушил дзот, миномет, разбил на огневой позиции противотанковое орудие.

Командир одного танка был убит, а сам танк поврежден, но все‑таки мог двигаться. И тяжелораненый — четыре осколка сидели у него в спине — механик–водитель комсомолец И. А. Устинов снова повел танк в атаку. Машина получила еще одну пробоину, убит был башенный стрелок. Но Устинов продолжал драться, давить вражеские огневые точки, пока не получил сигнала о возвращении на пункт сбора. Истекая кровью, он привел туда танк, а остановив машину, потерял сознание.

В полуобморочном состоянии вытащили краснофлотцы морской бригады из другого танка механика–водителя Шевченко. У него была раздроблена нога. Но до сигнала танк из боя не вышел.

На направлении главного вражеского удара была введена в бой только что прибывшая из Новороссийска 79–я стрелковая бригада. Ее командира полковника А. С. Потапова я, как и многие приморцы, знал по Одессе, где он командовал отрядом черноморских матросов. Приятно было снова встретиться с этим храбрым человеком. Под стать командиру был и военком бригады полковой комиссар И. А. Слесарев, высаживавшийся в сентябре под Одессой с морским десантом. На труднейшем участке Севастопольской обороны он еще раз показал себя боевым политработником. Контратаки 79–й бригады помогли выправить создавшееся 22 декабря критическое положение.

В дни, когда судьба обороны решалась в третьем и четвертом секторах, в их частях работал весь состав политотдела армии. Там же было большинство офицеров штаба.

Окончательный перелом наступил 31 декабря. На этот день враг назначал взятие города, а мы — контрудар, призванный сорвать замысел гитлеровского командования.

В батальонах и полках второго эшелона, на огневых позициях батарей ночью прошли митинги. Выступали командиры, комиссары, бойцы. Все понимали, что не когда‑нибудь, а вот сейчас, в ближайшие часы, решится участь Севастополя: или мы сумеем отбросить врага назад, или он нас сомнет…

На передовую был доставлен только что отпечатанный номер армейской газеты «За Родину». На стенках окопов появились боевые листки, призывавшие защитников Севастополя проучить зарвавшихся фашистов, нанести им сегодня сокрушительный удар.

Подъем был огромный. Люди словно стряхнули с себя невероятную усталость, накопившуюся за две недели непрестанных боев.

Начавшаяся на рассвете мощная артиллерийская контрподготовка, в которой слились залпы 340 полевых и береговых орудий, еще больше ободрила бойцов. И когда после нового массированного огневого удара, сломившего последний отчаянный натиск врага, армейцы и моряки пошли в атаку, фашисты уже не могли их остановить.

Новый, 1942 год севастопольцы встречали на отвоеванных у врага рубежах. Декабрьский штурм был отбит. Севастополь выстоял.

Главные бои, как уже было сказано, шли в третьем и четвертом секторах. Но враг предпринимал попытки прорвать оборону и на других участках, где тоже получил достойный отпор.

В 109–й стрелковой дивизии, на высотах у Балаклавы, отлично действовал полк пограничников под командованием Г. А. Рубцова. Здесь был трудный рубеж. Каменистый грунт плохо поддавался не то что лопате, но и кирке. Однако полк сумел сделать свои позиции неприступными. И во всем тут чувствовалась та особая, повышенная готовность к любым неожиданностям, которая свойственна пограничникам. Комиссар полка Анатолий Петрович Смирнов вместе с командиром очень умело, продуманно расставил людей. Пограничники славились своей разведкой, которая изо дня в день проникала во вражеские тылы, добывая ценнейшие сведения. У них никогда не было недостатка в «языках».

В ноябре мы, бывало, беспокоились за первый сектор. Теперь 109–я дивизия полковника П. Г. Новикова и комиссара А. Д. Хацкевича (бывшая 2–я кавалерийская) держалась безупречно стойко. И полк пограничников был ей надежной опорой.