Земля воров (ЛП) - Халле Карина

С тех пор, как мы покинули Мидланд, едва не лишившись своих жизней, она стала немного отстраненной. Иногда я задаюсь вопросом, не вернулась ли ее боль и не пытается ли она ее скрыть. В другие моменты волнуюсь, не сказал ли лишнего. Может быть, я действовал слишком решительно. Я думал, что держу себя в руках, думал, что поступаю благородно и правильно, предлагая отпустить ее. Освободить ее от сделки, которую она изначально не хотела заключать.

Возможно, она жалеет, что не согласилась на мое предложение.

Возможно, как только мы ступим в Темный город, место, в котором я никогда не был, но которое она знает, как свои пять пальцев, она планирует покинуть меня навсегда.

Или заманить в ловушку.

Мун ничего не сказала о ее тете, кроме того, что она ждет нас.

Значит, она будет ждать нас…

Я выкидываю эту мысль из головы. Бринла на днях спасла мне жизнь. У меня нет причин не доверять ей. Тем более, что я постоянно прошу ее доверять мне.

Леми поднимает голову и пару раз стучит хвостом по палубе, когда замечает меня. Честно говоря, мысль о том, что Бринлы не будет рядом со мной, причиняет боль, но я буду скучать по псу почти так же сильно.

Она слегка поворачивает голову и смотрит на меня, но не двигается с места, волны ритмично разбиваются о корпус, словно музыка для моих ушей. Ее волосы заплетены в свободную косу, на ней кожаные бриджи и темно-синяя рубашка, которую она одолжила у меня, подвязав ее веревкой на талии, чтобы она сидела по фигуре. Я никогда раньше не видел женщину в моей одежде, и должен признать, что это влияет на меня, как будто это визуальный знак того, что она моя.

Но я был бы глупцом, если бы думал так, особенно сейчас, когда между нами все настолько хрупко.

— У меня есть кое-что для тебя, — говорю я, протягивая кружку. — Ты не обязана пить. Это ром Тумбса. Ну, грог. Ромовый грог.

Она берет кружку и нюхает ее, морща нос.

— Ах, знаменитый грог Тумбса. Я все гадала, когда же он наконец откроет его.

К моему удивлению, она подносит кружку к губам и с легкостью делает несколько глотков.

— Ого, — говорю я, протягивая руку, чтобы остановить ее. — Осторожно, он очень крепкий.

Она морщится.

— Я знаю.

Затем она залпом выпивает остальное, пока кружка не пустеет, и возвращает ее мне.

— Земные боги, я не знаю, впечатлен или возбужден, — признаюсь я.

Она громко смеется.

— Думаю, это первый раз за несколько дней, когда я слышу твой смех, — тихо добавляю я.

Она быстро берет себя в руки, и я жалею, что вообще упомянул об этом. Мне нравится ее смех. Он звучит как радость и музыка.

— Прости, что я была такая замкнутая, — говорит она, снова глядя на море. — Я нехорошо себя чувствовала.

— Тебя что-то беспокоит? — осторожно спрашиваю я. — Боль вернулась?

Она пожимает плечами.

— Едва заметная.

Я не могу не почувствовать разочарование. Теперь моя очередь выпить. Я делаю несколько глотков, прежде чем мне приходится остановиться. Боги, это ужасно.

Она бросает на меня извиняющийся взгляд.

— Мне стало легче на несколько дней, Андор. Ты сделал больше, чем любое лекарство. Если боль вернется, можешь не сомневаться, что я приду к тебе. Это самое близкое к чуду, что я когда-либо видела.

По крайней мере, я хоть на что-то гожусь, думаю я, правда хотелось бы, чтобы это не было связано с ее болью.

Затем она протягивает руку и берет у меня кружку.

— Можно?

Прежде чем я успеваю что-то сказать, она допивает остатки грога. Я беру кружку из ее рук, прежде чем она уронит ее, и пристально смотрю, пытаясь понять, почему она решила надраться в стельку.

— Ты в порядке? — спрашиваю я. — Потому что ты пьешь ромовый грог, словно с тобой что-то не так. Даже Тумбс не выпил бы столько так быстро, а он пьет его на завтрак.

— Я просто немного волнуюсь, — говорит она, потирая руки и глядя на луну. — Я не знаю, что будет, когда доберусь туда. Я не знаю, согласится ли Эллестра уехать с нами или будет возражать, возможно, она попытается убить тебя. Или Леми решит, что не хочет уезжать. Я не знаю. Этот город всегда был для меня домом — хотела я этого или нет — и мысль о прощании пугает меня. Возможно, это к лучшему, но… я знаю, что если уеду, больше никогда не вернусь. И хотя люди там могут казаться подавленными и ожесточенными, они добрые, несмотря на грубость, и преданные, и я вписываюсь в этот мир. Я не вписываюсь в Норланд, и особенно в семью Колбеков.

— Я не хочу, чтобы ты вписывалась, — говорю я. — Я хочу, чтобы ты оставалась такой, какая есть. Пусть все остальные приспосабливаются.

— Тебе легко говорить, — говорит она, бросая на меня язвительный взгляд.

Моя грудь раздувается от негодования.

— Это не так. Я не приспосабливаюсь. Мне это дается с трудом.

Она улавливает тон моего голоса.

— Тебе ни за что не приходится бороться, Андор.

Я качаю головой.

— Я паршивая овца в семье. Изгой. У всех есть свое дело в семейном бизнесе, кроме меня. Потому что отказываюсь делать что-то по их указке… — Я замолкаю, понимая, что это не совсем так. — Или, вернее сказать, не потому, что я не хочу, а потому, что не могу. Я снова и снова пытался выполнять ту роль, которую сейчас играет мой дядя. Я пытался быть Мастером Монет, вести учет, организовывать рейды, следить за тем, что изобретает Штайнер и сколько денег нужно армии, но у меня ничего не получалось. Я просто не смог. Мой мозг работает иначе, как будто физически не позволяет мне делать это. Как будто передо мной каменная плита, и я не могу преодолеть ее. Я все порчу, все забываю, я полная катастрофа. И как бы ни старался быть таким, каким меня хочет видеть мой отец, я просто не могу.

Я прерывисто вздыхаю и смотрю на волны.

— Поэтому я приспосабливаюсь, но единственным способом, которым могу. Я нахожу что-то другое, что больше никто не будет делать, потому что не настолько глуп, чтобы пытаться.

— Я тоже ворую яйца, — говорит она.

— Да, и тебе за это платят. Мне — нет. Я делаю это, потому что только так чувствую, что вношу свой вклад, что от меня есть какая-то польза. Я знаю, что мой отец мог бы нанять воров — уверен, он с удовольствием оставил бы тебя и избавился от меня. Но пока я выполняю свою работу и делаю это достаточно хорошо, я вношу свой вклад. И все же… я все еще нахожусь на задворках семьи. Я не принадлежу к ней. Я просто Андор, сын, о котором мой отец думает, чтобы лучше бы мня никогда не было. — Я заглядываю в кружку. — Черт. Теперь и я готов выпить все.

Она протягивает руку и кладет ее на мою.

— Твой отец идиот, Андор. Твой дядя тоже. Ты заставляешь их чувствовать себя ничтожными, потому что ты здесь рискуешь жизнью, убиваешь драконов и добываешь то самое вещество, благодаря которому твой Дом процветает. Они завидуют тебе и всегда будут завидовать, потому что ты знаешь, кто ты, и тебе плевать, если кому-то это не нравится. Итак, где нам взять еще грога? Очевидно, сегодня вечером он нужен нам обоим.

Мы идем по палубе, и ее слегка пошатывает, алкоголь наконец начинает действовать. Когда мы спускаемся вниз, карточная игра уже в разгаре.

— Я думал, ты хотел, чтобы Бринла присоединилась, — говорю я Фиту и показываю Тумбсу, чтобы он принес мне еще две кружки ромового грога.

— Я не дождался, — говорит Фит, тасуя карты. — Мне не терпится заработать немного золота богини, прежде чем мы доберемся до Темного города. Я хочу купить один из тех легендарных чаев из лавы, которые возбуждают женщин, когда они его пьют. — Он смотрит на Бринлу. — Эти чаи действительно существуют?

— Никто из вас не будет покупать никакого возбуждающего чая, — говорю я, пристально глядя на них, пока никто не подхватил эту идею. — Никто из вас даже не войдет в Темный город.

— Что? — говорит Тумбс, подходя с кувшином ромового грога. — Мы не позволим тебе идти одному.

— Я не один. Со мной Бринла. Чем меньше нас будет, тем лучше. Поверьте, вам не захочется привлекать к себе внимание, когда вы будете там. Вы можете помочь нам добраться до входа в город на случай, если на нас нападет Черная гвардия или кочевники из других мест, но после этого мы будем сами по себе.