Исповедь - Семен Соболев

Удар немцев пришелся в стык нашей и соседней дивизии. На наше село они не пошли, так как его разделяла болотистая пойма Гнилого Тикеча. Подавив огонь наших орудий, стоявших на прямой наводке, и обезопасив свой левый фланг, немцы прорвали наш передний край, и уже более стремительно двинулись вперед, на выручку своим окруженным войскам. Впереди колоннами шли танки, за ними самоходные орудия, бронетранспортеры с орудиями на прицепе, машины с мотопехотой. Впереди все так же вились пикировщики, посыпая бомбами все, что вызывало подозрение.

Наши гаубицы вели огонь по колоннам немцев, однако снарядов было мало, огонь был жиденьким и не мог остановить эту бронированную лавину.

Мы оставались на месте, предполагая, что все у нас здесь теперь станет наподобие слоеного пирога: немцы, наши, снова, немцы и снова наши.

Однако немцам, собравшим такой мощный бронированный кулак, не удалось прорваться и деблокировать окруженную группировку. Они не дошли всего четыре километра. Командование наше успело устроить засады из полков противотанковой артиллерии и зенитчиков. Немецкие танки в большинстве своем были сожжены, так и не выполнив поставленной перед ними задачи.

На нашем участке левый фланг переднего края прогнулся в нашу сторону и наши орудия, расчеты которых погибли, оказались на нейтральной полосе.

Началась оттепель. Снег подтаивал, и все поле боя приняло пятнистую черно-белую камуфляжную окраску. Это нам здорово помогло, т.к. несколько ночей подряд мы из-под носа немцев вытаскивали наши пушки.

Доходили до переднего края, дальше ползком по-пластунски со всеми предосторожностями, минуя белые пятна, чтобы не затрещал подмерзший ночью тонкий ледок, добирались до орудия, прижавшись к земле и затаиваясь при вспышке ракет. Там цепляли лямки, впрягались и так же с частыми остановками катили пушки к себе. При обнаружении, справа отвлекающей группой имитировали неудавшуюся разведку, отвлекая огонь на себя. Операция эта, продолжавшаяся три ночи подряд, обошлась благополучно, и все уцелевшие орудия удалось выкрасть с нейтральной полосы без потерь.

Однако буквально через несколько дней, пополнившись боеприпасами и людьми, мы начали теснить немцев. Бои были упорными, затяжными, мы медленно километра по два-три в день вгрызались в оборону немцев, теснили их, выбивали их из траншей, потом из очередного села, и снова из траншей. Так продолжалось недели две, пока еще держалась зима, хоть и с оттепелью, со слякотью, но с ночными заморозками. Так медленно, но, упорно двигаясь, мы протаранили-таки оборону немцев глубиной километров тридцать-сорок. И тут рухнула весна 1944 года, наступил март, стало тепло круглосуточно, дороги раскисли, поля превратились в черное месиво грязи, а дороги в сплошное кладбище немецкой техники. Вдоль дорог одиночками, группами и целыми колоннами попадались подожженные машины, танки, орудия. Немцы драпали, что было мочи, а мы догоняли их так стремительно, как могли, передвигаясь пешком, т.к. вся наша техника тоже из-за бездорожья отстала и вперед шла только пехота, артиллерия на конной тяге (да еще плюс солдатской) и минометчики. Тыловые части отстали, снабжение прекратилось. Весь март и половину апреля мы продвигались, питаясь только, как говорили, с бабкиного аттестата. Заходили к ночи в село, разбредались группами человек по пять-шесть в одну хату и просили хозяйку накормить нас. Хлеба почти не было, но картошка была всегда. Хозяйки хлопотали до поздней ночи, кормили нас, утром обеспечивали завтраком и на дорогу давали вареной картошки и еще, чего бог послал. Вот так мы и шли.

Наполовину поредевший наш дивизион в пути формировался, пополняясь людьми, мобилизованными полевыми военкоматами, подвигавшимися вместе с войсками и материальной частью. В моем отделении нас стало человек десять, правда, недолго, только до следующих боев. Так, продвигаясь, на ходу проводили занятия, обучали новобранцев, передавая им свои знания и опыт. Хуже было проходить через города. Там мы, как входили, так и выходили голодными, так как малочисленное население этих городов само было полуголодное.

Так с упорными боями от деревни Ставище, что на Гнилом Тикече, мы прошли через Жашков, Бузовку, Монастырище, Христиновку. Перед Уманью резко повернули на запад, на Гайсин, а оттуда, уже почти не встречая сопротивления, на Брацлав, Шпиков, Шаргород, Новую Ушицу.

От Дунаевцев нас повернули на север, на Хотин, где мы остановились, ожидая противника уже с востока. К востоку в мешке оказалась огромная масса немецких войск, как говорили, превосходящая Сталинградский котел, и наше командование пыталось отрезать им путь отступления. Однако к этому времени за месяц с небольшим весеннего наступления мы прошли уже до пятисот километров по раскисшему украинскому чернозему, по сплошному бездорожью. Поэтому боевая техника на механической тяге отстала. Тылы отстали. Прекратилось снабжение войск боеприпасами и продовольствием, войска устали и немцам удалось севернее выйти из мешка, так как выход из него мы уже затянуть не смогли.

Простоявши в Хотине дня два, мы получили приказ двигаться на юг, в пограничное село Лттканы. Запомнилось прохождение через одно из молдавских сел. Дорога входила в конец большого села и тут же выходила из него, оставляя большую часть села в стороне слева. Мы остановились в крайних хатах на ночлег. Прибежали жители из дальнего конца села с обидой, что вот, мол, все солдаты проходят через этот конец села, а к ним никто на постой и не заходит... А нам, уставшим, уже было не до их гостеприимства, пообщались с ними тут же, поблагодарили и пообещали - вот подойдут тыловики и заедут к вам.

В Липканах тоже простояли двое суток в недоумении, почему стоим? Немцев не было. Война, как будто кончилась. Однако в конце вторых суток нас построили, объявили приказ о переходе через государственную границу, объявили порядок поведения на чужой территории. Запретили пить в непроверенных местах, ничего не брать у населения и не есть. С достоинством нести звание воинов великой Советской страны, представителями которой мы становились с этого часа.

По Румынии

И сразу же, после зачтения приказа, после напутственного выступления замполита полка подполковника Коваленко, мы в опустившейся уже ночи строем перешли реку Прут по понтонному мосту и застучали каблуками по вражеской земле. Часов в одиннадцать ночи проходили город Дарабани - приграничный румынский городок, покинутый жителями. Поддавшись геббельсовской пропаганде, страшась возмездия, город, видимо, бросили в спешке: всюду все было разбросано, окна выбиты, двери распахнуты, улицы захламлены всякой хозяйственной утварью, тащить которую оказалось нелегко, разорванными книгами, газетами. Стены домов были исписаны призывами к сопротивлению. И ни одного человека жителей.