По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо - Александр Филимонов

Немой словно всю жизнь тут и был, рядом со Всеволодом, — неутомимый, безмолвный, понимающий все без лишних разговоров, удобный, как привычная одежда. Вроде бы и не совсем человек, потому и не страшно было его обидеть невзначай, да и обижать его было не за что. Ведь не заслуживают обиды верный конь и любимая собака.

После полудня впереди показались всадники, скакавшие навстречу полку. Это возвращался дозор. и, судя по торопливости этой скачки, с новостями. В дружине, если кто и разговаривал, — затихли, насторожились.

Скоро увидели, что у дозорных лица радостные. Великий князь остановился, слыша, как за спиной стихает шум конного. полка. Полк прекращал движение вслед за предводителем.

Не слезая с коня, осадив его, подъехал Ласко: во время похода дружинникам, как бы уравненным в воинских правах с великим князем, неписаный походный закон позволял не спешиваться в его присутствии. Ласко чаще других посылали в разведку, и по тому, как он первым хотел сообщить добытые сведения, ему это занятие нравилось. Ласко перевел коня на шаг и остановился.

— Дозволь сказать, княже, — обратился он к Всеволоду.

— Говори, — стараясь не выказать нетерпения, ответил великий князь.

— За тем вон лесом, — Ласко показал вдаль, — рать побитая лежит. Романа-князя войско.

— Романово, говоришь? — Всеволод даже привстал в стременах. — Как побитая? Сколько их?

— Видимо-невидимо, княже, — радостно сообщил Ласко. — Все поле устлано.

— Ты погоди радоваться, — оборвал его Всеволод. — Что же там, все мертвые, что ли? Живой-то есть кто?

— Немного живых, — сразу убрав с лица улыбку, ответил Ласко. — Только покалеченные. Говорят: по приказу князя Романа дружина тебе, княже, навстречу шла. А тут, говорят, наши из лесу на них и налетели. Всех побили и дальше двинули, на Рязань.

— А князь Роман?

— Князь Роман, говорят, в Рязани, с малым войском. Повезло, говорят, вам, владимирцы, что нашего князя с нами не было. Мы бы, говорят, при нем не растерялись бы. Это там один говорил. Сидит, ругается, а у самого печенка горлом идет. Прямо при нас и помер.

— Помер, значит?

— Помер, княже. Изошел весь, — ответил Ласко, при этом рукой коснувшись, как бы невзначай, рукоятки меча, будто нарочно давая понять, что рязанский дружинник умер не без его помощи.

Всеволод глянул на остальных разведчиков и по их лицам понял, что Ласко действительно зарубил раненого.

— Ладно, охотник. Теперь запомню тебя, — сказал великий князь и, предоставляя самому Ласко догадываться — добром или злом помянет ему когда-нибудь сделанное нынче, приказал: — Вперед!

Уже стали попадаться свидетельства разыгравшейся невдалеке битвы. Вот выбежали на опушку леса кони без всадников и встали, не решаясь ни приблизиться к войску, ни броситься обратно в лес. Кто казался им страшнее — лесные лютые звери или люди с оружием? Вот неясно темнеющее в траве пятно оказалось убитым воином, лежавшим вниз лицом, след на примятой траве говорил о том, что он долго полз, пока не обессилел и не помер. Куда хотел доползти, чего искал — никто теперь не узнает.

Вот оно, место сражения. Теперь уже можно было видеть, что произошло здесь, на открывшемся глазу широком поле. Беспечная Романова дружина двигалась вдоль Оки, когда полк Юряты кинулся из прилегающей дубравы, словно из засады. Сеча была жестокая и скорая, у рязанцев не оказалось даже достаточно телег, чтобы укрыться за ними и построиться для отпора. Мертвые тела валялись всюду, как брошенные куклы, которыми войне надоело играть. Теперь она, наверное, отправилась на поиски других кукол — устлать ими еще одно поле и опять искать новых.

Судя по всему, побоище было недавно — утром этого дня. Воронье еще только начинало слетаться на свой пир, кружило над полем, не осмеливалось садиться. Кровь на мертвых телах и на траве еще не почернела, и изредка слышался стон умирающего. Оружие валялось на земле, латы с полегших не были содраны. Это значило, что, управившись с рязанцами, Юрята не теряя времени двинулся на Рязань.

Всеволод отметил это про себя, подивившись тому, как властно Юрята распорядился своим войском. Разбить без потерь такой большой отряд и не позволить дружинникам отвлечься на сбор военной добычи, заставив их, еще разгоряченных боем, без отдыха двигаться дальше, может даже перевязывая раны на ходу — это подтверждало правильность решения: не зря он наделил Юряту воинской властью. Всеволод помнил, как не послушалась его самого дружина при осаде Торжка. С тех пор он особо требовал от своих воевод умения повелевать войском — чтоб беспрекословно слушалось. И Ратишич и Юрята были надежными, умелыми воеводами.

Дружины, посланной князем Романом, больше не существовало. Кто уже нынче станет пищей воронья и лесных хищников, кого Ока унесла вдаль, а те немногие, которым, может, удалось спастись, уже не представляют угрозы. Рязань беззащитна.

И опять перед великим князем предстают сотни и сотни мертвых русских лиц — перекошенных яростью, разрубленных, навсегда удивившихся тому, как быстро настал конец жизни. А если бы не глупость и подлость князя Романа — были бы живы и сейчас, смеялись, разговаривали бы друг с другом. Едва ли не впервые Всеволод, оглядывая устланное трупами пространство, ощутил нечто вроде досады — досады рачительного хозяина на убыток, понесенный хозяйством, как если бы сгорели от нерадивости слуг кладовые или мор свалил стадо, которое могло принести немалый доход. Пропадало имущество. Поэтому Всеволод велел Ратишичу выделить людей — только для того, чтобы собрать оружие, ободрать доспехи, отловить коней.

— Хоронить не надо, — жестко сказал он. — Пусть их Рязань хоронит.

Приказав это, он увидел, что Ратишичу понравилось приказание. Воевода был доволен, что великий князь не тратит лишних слов над поверженным противником, не сокрушается больше о загубленных душах единоплеменников, но заботится о благе своей дружины.

Сердце его сейчас было холодным — жалости к врагу не было, как не было и ненависти. Чтобы подбодрить свое войско, великий князь приказал достать и распустить большую хоругвь в честь победы владимирцев. Это было встречено восторженно. Теперь на Рязань двинулись скорым шагом. Еще по дороге должен был попасться небольшой городок Борисов, но он представлялся великому князю весьма малым препятствием. Всеволод не удивился бы, обнаружив его уже разоренным Юрятой. В этом походе все делалось как бы само собой. Побеждены две рати, взята без шума Коломна, почему бы Борисову не разделить участь более старших городов?

Получилось похоже. К вечеру полк Всеволода, подойдя к Борисову, был встречен дружиной Юряты. Верный друг объяснил своему государю, что теперь, когда князь Роман потерял войско и цель близка, негоже ему, Юряте, отнимать славу у великого князя. Рязань следует брать под личным управлением Всеволода — один вид княжеских хоругвей и знамен повергнет в ужас тех, кто еще собирается давать владимирцам отпор.

Пока обе дружины, смешавшись, перестраивались для нападения на Борисов, слова Юряты подтвердились самым явным образом: город, прикинув численность княжеского войска и разглядев владимирского князя, а рядом с ним — сыновей покойного князя Глеба, решил сдаваться.

Ворота отворились, и посольство вятших[34] мужей городских пешим ходом двинулось к шатру великого князя. Нужды ставить шатер не было, но Всеволод нарочно приказал его поставить, — пусть жители Борисова увидят, что он не шутки шутить сюда пришел. Зайдя в шатер и дождавшись, когда посольство опустится на колени, Всеволод некоторое время подержал их так, прежде чем надменно вышел в сопровождении сурово нахмуренных воевод и — так и быть — милостиво принял сдачу города.

Борисов по прежней договоренности считался удельным городом князя Ярополка Глебовича. Вот князю Ярополку и было поручено распорядиться городом — чтобы обеспечил дружине хорошее угощение и удобный ночлег. Было это задачей непростой, ибо городок оказался настолько мал, что едва ли превосходил числом жителей численность дружины великого князя. Ярополк Глебович понимал сложность порученного дела и мигом погнал посольство — тысяцкого и старост — перед собой, словно послушную скотину, обратно в город, на ходу поучая и наставляя. Судя по быстроте, с которой бежали послы, подгоняемые Ярополком, наставления были доходчивыми.

Однако Всеволод не мог не заметить, что такое полюбовное соглашение с неприятельским городом не понравилось дружине. Особенно его полку, воинам которого почти не пришлось расходовать свой боевой пыл за время похода. По сравнению с дружиной Юряты, что уже могла похвастаться победой, одержанной над сильным войском князя Романа, полк великого князя, не только не имевший потерь, но даже не получивший ни одного удара мечом, чувствовал себя несколько виноватым. Случай со взятием Торжка готов был повториться, тем более что Борисов выглядел еще более незащищенным, чем Торжок и Коломна.