Поправка курса (СИ) - Щепетнёв Василий

Очень может быть.

По привычке я заглянул к Синани, но у него сейчас горячее время: покупают открытки, календари, книги, табак… Подарки. Рождество всё ближе. Мы обменялись парой фраз, я воспользовался его телефоном и вызвал Жана Сореля вместе с «Пегасом».

И мы поехали на Фабрику Грез.

Артисты разъехались на рождественские каникулы, пожинать плоды успеха, ликовать в лучах славы. Но работа кипела вовсю: мы готовили копии, старые и свежие фильмы расходились отлично. Новая волна пойдет после рождества, мы готовим премьеру: боевую фильму «Восстание ихэтуаней». Множество поединков, цирковых трюков, вольтижировки, и прочего и прочего и прочего. Наши циркисты старались необыкновенно, изобретая на ходу и китайский бокс, и полёты над крышами Лондона, и многое другое. Императрицу Цыси мы сделали юной девушкой (Мэри Дрим, конечно), император Гуансюй (Севоль) оказался ей вовсе не племянником, а чужим по крови человеком, ах, любовь и китайский бокс.

И — я оскоромился. Сыграл написанную специально для себя роль: Чёрного Злодея. Чёрный Злодей в чёрной хламиде обещал простому китайскому народу счастье и достаток, но сам мечтал лишь об одном: напустить в страну Злых Врагов, сиречь японцев. Он подговорил доверчивых пейзан пойти к императору с Челобитной Счастья, а сам предупредил императорскую стражу, что под видом народа идут убийцы. Стража из луков расстреляла пейзан, Челобитную Счастья втоптали в пыль, и началась Великая Смута… Продолжение, понятно, последует.

Афиша фильмы (найдена в Интернете)

Мало того, что я сыграл в фильме (в титрах — «Специальный гость из Шотландии»), я еще разослал в лучшие газеты обзор фильмы за подписью Синемафила Африканского с акцентом на эпизод с Челобитной Счастья. Заработал сорок три рубля!

Получится ли таким пустячным способом изменить историю, нет — будет ясно в ближайшие недели.

На Фабрике Грез встретился с Сувориными. Дофин работал, и был счастлив: дело кипело. Из разных синематеатров приходили телеграммы с просьбой, требованием, мольбою: пришлите свою новую фильму. Даже из-за границы пишут! Фабрика Грез обещает прибыль, и не только обещает, а уже приносит. Нет, не очень большую — пока, но лучше небольшая прибыль, чем большие убытки. Мы ведь только начинаем.

Суворин-pere сегодня покидает Ялту — вместе с внучкой едет на месяц в Санкт-Петербург. Посмотреть, что там в столице, без него делается. Разведать. И вообще.

Мы поговорили и о Порт-Артуре, куда же без этого. Огромное число пленных, большие тысячи. Вот и пригодятся чеховские посёлки, за которые Антона Павловича травили воинственные патриоты.

— Жаль, что наша эскадра не поспела вовремя, — сказал Суворин.

— Вовремя — это было бы год назад. Лучше два. А теперь чего уж. Теперь нужно мир заключать поскорее.

— Сейчас? Когда пал Порт-Артур?

— Именно сейчас.

— Это невозможно.

— То-то и беда, что невозможно. Придётся Антону Павловичу изыскивать средства для будущих поступлений.

— Вы полагаете?

— У нас служил малоросс, продувная бестия, но острый на язык. Так вот он говорил, что не за то отец сына бил, что в карты играл, а за то, что отыгрывался. А сейчас не на деньги игра, на людей, но вместо того, чтобы выйти из-за стола, нами будут играть дальше и дальше, пока не проиграют подчистую.

— Не проиграют. Россия не Япония. Мы долго запрягаем, но быстро едем.

Разубеждать Суворина и сыпать новыми пословицами и поговорками я не стал. Зачем?

Я немного походил по Фабрике, а потом отправился назад, в Дом Роз. Пора.

Обедать пора, а не что-то иное.

Мэри отправилась в Москву ещё вчера. Блистать. По опросам «Нового Времени» Мэри Дрим — самая известная актриса года, далеко оставила позади и Ольгу Книппер, и Веру Комиссаржевскую, и всех остальных. Ничего удивительного: фильмы с участием Мэри Дрим смотрят ежедневно тысячи и тысячи, а классические спектакли — сотни. Несопоставимые масштабы. Но все читатели «Нового Времени» сделали вывод: Мэри Дрим — лучшая! «Русское Слово» повторила опрос. Москвичи тоже поставили Мэри на первое место. Триумф! Бесспорный, несомненный, безоговорочный триумф!

Я подъеду вслед, но уже после Рождества. Сначала Москва, потом Петербург. В обеих столицах открываются фирменные электротеатры «Пегас-Иллюзия», вот и посмотрю, как воплощается идея собственной сети проката. Глядишь, вслед за нами потянутся и другие.

Вечерело. Декабрь, дни коротки.

— Хозяин! Нам тут бомбу бросили! — сказал Мустафа.

Пришлось смотреть бомбу.

Ничего особенного. Самоделка. Не взорвалась, да и не должна была взрываться. Должна была напугать.

Ну да. Нахалы резвятся. Очень уж им денег хочется. Партийную кассу пополнить, и тем продвинуться в партийной же иерархии.

Сейчас отнесу денежки. На деревню дедушке.

А в почтовом ящике — конверт. Кто-то принес. Верно, тот, кто и бомбу.

«Не хотели дать десять тысяч — теперь готовьте пятнадцать. Если пожадничаете — в следующий раз бомба будет настоящая. И взорвем мы ее в „Пегас-Иллюзии“. Гибель людей будет на вашей совести. Как и куда доставить деньги, мы вам сообщим. Союз Освобождения».

Написано грамотно, без ошибок.

А ведь взорвут. Со вздохом, но взорвут. И если я дам денег, пойдут пугать других, третьих, пока не натолкнутся на того, кто платить не будут. Вот тогда и взорвут, пусть не электротеатр, а магазин, доходный дом или пароход.

Что ж, придется действовать.

— Мустафа! Готовься, поедем.

— На «Пегасе», хозяин?

— На нём.

— Сказать Жану, чтобы револьвер взял?

— Не нужен ему револьвер. И тебе не нужен. Стрелять не будем.

— Это хорошо, — обрадовался Мустафа. — У меня кинжал! Ах, какой кинжал! Лучше глупого револьвера!

Себе я всё-таки взял глупый револьвер. Не би-лилипут, он и без того всегда со мной. А пошлый «наган». Командирский вариант, тот, что начнут делать через четверть века. Ничего, сойдёт и сейчас. Я же в кожаном пальто, а под пальто не видно. Ну, а когда я достану револьвер — если придётся доставать, — то уже никто ничего никому не расскажет.

А хоть и расскажет…

Поехали…

Совсем стемнело, и на главных улицах засиял электрический свет.

Маячок сдал нахалов с потрохами и привел нас… Нет, не в пролетарскую часть города. Вполне приличный дом, во вполне приличном районе. Не экстра-люкс, но в таких домах обыкновенно селятся на месяц-другой земские врачи, преподаватели гимназий, штабс-капитаны и титулярные советники, выкроившие время и деньги подышать целебным крымским воздухом.

По моим предположениям, нахалы сняли комнату — или комнаты — с отдельным входом. Но где он? Я гадать не стал, пустил Бульку. Тот нашел моментально. Налево, и по ступенькам вниз. Цокольный этаж. Дёшево и сердито. Как раз для студентов.

Она, дверь, была заперта. Думаю, не на засов, чего бояться троим революционерам, да ещё вооруженным? Разве что полиции, но от полиции засов не спасёт.

Но ломиться, причинять ущерб домовладельцу я не стал, да мне это и не к лицу. И Мустафе не к лицу. Я постучал: два раза, пауза, три раза, пауза, один раз. Ничего этот стук, конечно, не означал, кроме того, что казался условным.

— Кто? — не спешили открывать дверь нахалы.

— Барон Магель. Принес деньги для вашей партии, — ответил я.

За дверью пошептались. Из окошка на уровне щиколоток попытались разглядеть меня, но — темно и низко.

Наконец, решились.

И я вошел. Вошел и достал свой командирский «наган». А вслед за мной ворвался Мустафа с кривым турецким кинжалом. Рад.

— Спокойно, господа, спокойно, — сказал я, заметив, что нахалы переглянулись. — Не бойтесь, никто вас убивать не будет.

— Мы и не боимся, — ответил главный нахал. — Нас ножичками не напугаешь.

— Конечно, конечно. Вы сами кого хочешь напугаете. Бомбами, — я сел за стол, на котором стояла едва початая бутылка водки, три стакана и больше ничего.

— А хоть и бомбами. Чем бомбы хуже виселиц?