Поправка курса (СИ) - Щепетнёв Василий

Итак, их двое. А и Б. У обоих заступы. Делянка в полусотне метров от Дома Роз, но Булька слышит, рычит тихонько. Громче ему Мустафа не велит, чтобы не портить представление.

И какой сюжет мне выбрать? Здесь, в башне, помимо телескопа, есть у меня ещё кое-что. Например, направленный инфразвуковой излучатель.

И я его включил. Двенадцать герц, самая слабая мощность. Вызывает чувство неуюта, легкой тревоги. Думаю, она и без генератора присутствует, легкая тревога. Но хорохорятся, даже фонарь зажгли, потайной. Правильно, нужно же видеть, где копать.

Но копать я им не дал. С самой малой мощности поднял до малой просто. Теперь тревога перешла в страх.

И, для полноты картины, выпустил Каа. Удава, вернее, его ку-проекцию из детской игрушки 2043 года. Слабо мерцающая тварь в поларшина толщиной, в семь саженей длиной — такие параметры задал я проектору. И звук, теперь уже не инфра, а слышимый уху, вкрадчивый и жуткий шорох наполняющий душу страхом и смутным ужасом.

И ночные грабители грибниц сделали то, что сделал бы на их месте всякий: они побежали. Побросав и фонарь, и заступы. Побежали резво, очень резво: страх придает силы, порой силы невероятные. Перемахнули через ограду и дальше, дальше, дальше. Нет, за десять секунд стометровку они не пробежали, а вот за пятнадцать — легко.

Ну и ладно. Ночные пробежки способствуют здоровью.

С Мустафой и Булькой я встретился внизу, у грибницы.

— Хороший фонарь, — сказал хозяйственный Мустафа.

И в самом деле хороший. «Бычий глаз», фонарь лондонской полиции конца прошлого века. Сделан добротно, ещё сто лет прослужит.

А заступы обыкновенные, ничем не примечательные, такие в каждой скобяной лавке за рубль сорок можно купить. Но и заступы в хозяйстве пригодятся.

— А они, похоже, опростались, — сказал Мустафа, поведя носом. — Точно опростались!

— Это бывает, — согласился я. — Профессиональный риск.

— А мы что, не будем их преследовать? Булька по запаху найдет легко!

— Зачем их искать?

— Ну, если резать нельзя, тогда в тюрьму посадить!

— Не нужно в тюрьму. На воле от них пользы больше. Будут рассказывать о Доме Роз страсти и ужасы, и никто к нам по ночам больше лазить не станет. Да и вреда от них особого нет, напротив, коллекционный фонарь получили. Нет, пусть себе бегут, им ещё штаны отстирывать, — сказал я, а сам подумал, что нужно будет на днях дать-таки Альтшуллеру грибницу на развод. Пусть выращивает трюфели, вдруг и получится.

Трюфель — гриб полезный.

Глава 20

20

18 ноября 1904 года, четверг

Севастополь

— И я увижу царя?

— Вполне вероятно, Надя, вполне вероятно!

Карета неспешно катила по мостовой. Холодно, осень, но мы радовались. Мэри Дрим радовалась, Суворин радовался, но больше всех радовалась девочка Надя. Оно и понятно — у неё у неё сегодня День Рождения, исполняется двенадцать лет, это во-первых. Во-вторых, она получила поездку морем на «Лошадке»! Море сейчас спокойно, что для ноября редкость, пароход бежал резво, в общем — весело! В-третьих, её пригласили на бал, и не абы кто, а сам Государь! Второе и третье в её представлении вытекало из первого, поездка и бал — в честь Дня Рождения! Ура!

Ура, конечно.

Приглашению, присланному через министерство двора, мы были обязаны синематографу. Нашим фильмам. Государю они очень нравились и, говорили знающие люди, он чуть ли не ежедневно смотрит «Подвиги юнкера Шмидта». Для поднятия настроения. Сам смотрит, с семейством смотрит, с доверенными людьми смотрит. Получить приглашение на просмотр в дворцовой синемозале считалось делом почётным и престижным. Вот Государь и захотел познакомиться с теми, кто делает фильмы. Не со всеми, конечно. Я, Мэри и Суворин — потомственные дворяне, никаких препятствий. А вот Севоля министерство двора отсеяло, даром что герцог. Не настоящий, сказали. О Пафнутии и других речи вовсе не было. Потом, может быть. Приедет Государь в Ливадию, и непременно посетит нашу Фабрику Грез.

А Надя? Надя играла эпизодические роли, эпизоды раз от раза становились весомее, и Государь особо выразил желание познакомиться с юной артисткой.

Ну, пусть.

Государь вчера пожаловал в Севастополь, сегодня утром произвел смотр кораблей, затем традиционный Синопский обед в Морском Собрании, а вечером там же — Синопский бал. В ознаменования очередной годовщины славной победы Черноморского флота. С победами последнее время как-то негусто, вот и приходится отмечать давнишние.

По случаю присутствия Государя в Севастополь съехалось множество людей, всё больше в чинах. Ну, и мы приехали. Украсили «Лошадку» цветами и лентами, и приехали. Украсили буквально, особенно каюту Нади. Пришвартовались, сошли на берег, и вот теперь едем по Артиллерийской улице в пункт временного пребывания. Я загодя снял квартиру — на год, а там посмотрим. В Севастополе много интересного ожидается. Вот на квартиру мы и едем — отдохнуть и перегруппироваться. То есть переодеться.

Приехали. Карету я нанял на весь день, иначе в день Синопского бала можно остаться без транспорта.

Отдыхаем. Дамы — отдельно. Шушукаются и наводят красоту. Мы с Алексеем Сергеевичем не шушукаемся, красоту не наводим, сидим в креслах и читаем купленные по пути газеты. Суворин, понятно, позавчерашнее «Новое время», а я — сегодняшний «Крымский вестник». Новости в местной газете были свежее, чем в Суворинской, поскольку получала она эти новости по телеграфу, а «Новое время» везли из Санкт-Петербурга поездом.

— Однако, ругают нашего Антона Павлович, — сказал я.

— Ругают? За что?

— За военнопленных. За наших военнопленных. Чехов обустраивает госпитали для российских солдат и офицеров, оказавшихся в плену. И не только госпитали, а целые городки. Ставит бараки, закупает одеяла, бельё, одежду и прочие необходимые предметы. Некоторые считают, что это потакание слабости. Русские-де в плен не сдаются, а уж если попали, то терпите. А господину Чехову нужно заботиться о тех, кто продолжает воевать, — я передал Суворину газету. Пусть читает.

Чехов в Японии. Карикатура в патриотической газете

Он и читал.

— Пишут, что миссия Чехова получает огромные грузы из Америки, — наконец, сказал он.

— Из Америки ближе всего. Через Тихий океан. Из России-то не привезёшь, да и из Европы далёконько будет.

— Но откуда у Антона Павловича такие средства? Пишут о миллионах!

— Ну, пишут… Чужой кусок всегда кажется больше своего. А хоть и миллионы — расходы-то велики.

— Именно, речь идет о сотнях бараков, которые возводит миссия Чехова!

— Ещё и не хватит — сотен. Тысячи нужны. Пленных будет много.

— Вы полагаете? — посмотрел на меня Суворин поверх очков.

— Жизнь покажет. Но запас плеча не тянет.

Я не стал говорить, что грузы из Америки оплачивает Рокфеллер — в счёт лечения. И что одеяла, перевязочные средства, медикаменты, костыли, бараки и прочее, доставленное из Америки в Японию, стоят втрое-впятеро дешевле тех же предметов, доставленных из центральной России во Владивосток. Тут и дешевизна морского пути, и скидки за крупный опт, и контроль Рокфеллера, не дающего поживиться сверх меры всяким посредникам.

Я пошёл переодеваться. По протоколу мне полагается быть в форме. Я её и надел, парадную форму. Свеженькую, созданную вчера «Мидасом» по моей фигуре. Нон-айрон, шерсть и ультралавсан. То есть шерсть африканской винторогой козы — если спросят. Только не спросят.

Оделся, огляделся в зеркале. Ордена в положенных местах, Владимир, Анна, Святослав. С мечами, разумеется, я же военный. Шинель… Акакию Акакиевичу бы такую. Легкая и тёплая. Уложенная известным каждому юнкеру способу, она почти не смялась. А что смялось — отвиснет.

И я повесил шинель на плечики. Прислуги-то нет, всё сам, всё сам. Мустафа остался в Ялте, с Булькой.