Закон Моисея - Эми Хармон

и все сбережения на ее банковском счету, которых было не так уж и много. Я не хотел жить в доме Пиби без нее. Она не ждала моего возвращения. Шериф ясно дал понять, что никто в этом городе не хотел меня видеть. Я спросил адвоката, можно ли его продать.

Тот сомневался, что на него найдется покупатель. Землю можно продать – у него уже были претенденты, – но не дом. Типичная ситуация с трагедиями в маленьких городах. Я попросил его заколотить окна и двери, что он и сделал. Когда все проблемы были решены – дом заколочен, похороны Пиби оплачены, вопрос оплаты лечения (той доли, которую не покрывало государство) улажен, земля, мой джип и старая машина Пиби проданы, – адвокат привез мне ключи от ее дома и чек на пять тысяч долларов. Сумма оказалась больше, чем я ожидал, – чем у меня когда-либо было, – но все равно недостаточно, чтобы я мог жить припеваючи.

Я полагал, что теперь мои родственники питали ко мне даже менее теплые чувства, чем раньше, и не будут мне рады в своих домах. Ну и ладно, я все равно не сильно-то к ним рвался, если говорить начистоту. С другой стороны, я не знал, куда еще мне податься. Поэтому, когда Таг поднял эту тему в вечер перед нашим освобождением, мне было нечего ему сказать.

– Когда ты выйдешь отсюда, то куда планируешь пойти? – спросил он за ужином, пожирая еду глазами. В него могло влезть почти столько же, сколько в меня, и я не сомневался, что повара Монтлейка считали дни до нашего ухода.

Я не хотел обсуждать это с Тагом или с кем-либо другим и сосредоточил взгляд на окне левее его головы, давая понять, что разговор окончен. Но он не отступал.

– Тебе уже восемнадцать. Ты вычеркнут из системы опеки. Так куда ты теперь пойдешь, Мо?

Не знаю, с чего он взял, что может называть меня Мо. Я определенно не давал своего согласия. Но с ним всегда так: он умел просачиваться сквозь мою броню. Прямо как Джорджия.

Я на секунду перевел взгляд на Тага, а затем пожал плечами, словно это мелочи.

Я провел здесь долгие месяцы. Рождество, Новый год, февраль. Три месяца в психбольнице. И мне хотелось остаться.

– Поехали со мной, – предложил Таг, бросая салфетку на стол и отодвигая поднос.

Я изумленно отпрянул. Я помнил, как он рыдал и его крики эхом разносились по коридору, когда его привезли в психиатрическое отделение. Он прибыл почти через месяц после меня. Я лежал в кровати и слушал, как санитары пытались его утихомирить. В то время я не осознавал, что это был Таг. Озарение пришло позже, когда он рассказал, что привело его в Монтлейк. Я вспомнил, как он накинулся на меня с кулаками на терапии с доктором Анделином – в его глазах пылала ярость, разум помутился от боли. Таг прервал мои мысли:

– У моей семьи много денег. В общем-то, кроме них у нас ничего и нет. Но мы буквально купаемся в деньгах. А у тебя за душой – ни гроша.

Я напряженно ждал продолжения. Это, конечно, правда. Таг единственный друг, который у меня когда-либо был, – единственный настоящий друг, помимо Джорджии. Но я ничего от него не хотел. Ни хорошего, ни плохого – а у него было навалом и того, и другого.

– Мне нужен кто-то, кто проследит, чтобы я не убил себя. Кто-то достаточно крупный, чтобы сдержать меня, если я решу нажраться. Я найму тебя, чтобы ты проводил со мной каждую минуту каждого дня, пока я не разберусь, как отказаться от депрессантов и не перерезать себе при этом вены.

Я недоуменно наклонил голову вбок.

– Ты хочешь, чтобы я сдерживал тебя?

Таг рассмеялся.

– Да. Бей меня по лицу, толкай на землю, выбивай из меня все дерьмо. Главное проследи, чтобы я оставался трезвым и живым.

Я на секунду задумался, по силам ли мне эта задача. Бить Тага, толкать его на землю. Сдерживать его, пока не пройдет жажда выпить или умереть. Я был крупным. Сильным. Но и Таг не был задохликом. Удивительно, но мысль о том, чтобы врезать ему, уже не казалась такой привлекательной. Должно быть, мои сомнения отразились на лице, поскольку Таг снова принялся меня убеждать:

– Тебе нужен кто-то, кто верит тебе. Вот он я. Тебе наверняка надоело, что люди постоянно считают тебя психом. Я не считаю. Тебе нужно куда-то пойти, а мне нужно, чтобы кто-то пошел со мной. Это неплохая сделка. Ты хотел путешествовать, а мне все равно больше нечем заняться. Единственное, в чем я хорош, это в драках, а драться я могу везде, – он улыбнулся и пожал плечами. – Честно говоря, я не настолько себе доверяю, чтобы оставаться один. А если я вернусь домой в Даллас, то уйду в запой. Или умру. Ты нужен мне.

Он так легко это произнес. «Ты нужен мне». Я диву давался, как возможно, что такой крепкий парень, как Таг, – парень, который дрался просто забавы ради, – мог признаться в подобном. Или верить в это. Я никогда ни в ком не нуждался и не произносил эти слова другому человеку. Подобные признания равносильны признанию в любви, и это меня пугало. Мне казалось, что я нарушаю один из своих законов. Но в тот момент, с приближающимся утром и свободой на расстоянии вытянутых пальцев, я был вынужден признать, что тоже нуждался в Таге.

Из нас выйдет странная парочка. Черный художник и белый ковбой. Звучало как начало анекдота о трех мужчинах, зашедших в бар. Только нас было двое. И Таг говорил правду. Мы оба застряли. Потерялись. Нас ничто не держало, но мы не знали, куда двигаться дальше. Я просто хотел свободы, а Таг не хотел быть один. Мне нужны были его деньги, а ему – моя компания, как бы печально это ни звучало.

– Мы просто кинемся в бега, Моисей. Как ты там говорил? Тут, там, на другом конце света? От себя не сбежишь. Поэтому я предлагаю держаться вместе, пока мы не найдем себя, лады? Пока мы не разберемся, как жить с самими собой.

Джорджия

Я не знала, как сообщить новость родителям и признать, что они были правы, а я ошиблась. Я была юной. Беспомощной маленькой девочкой, которой никогда не хотела стать. Я всегда смеялась таким в лицо и всю свою жизнь считала себя сильной, наравне с парнями. Это чувство приносило мне наслаждение. Но, как оказалось, не такая уж я и