Феномен - Владимир Геннадьевич Поселягин

– Я полковник, – с трудом проговорил я: из-за сломанной челюсти и отсутствия зубов разговоры давались мне нелегко.

– Ну что вы, вам генерал-лейтенанта дали и звезду Героя, все газеты об этом писали. Я сам зачитывался вашими рапортами об уничтожении немецких дивизий. Подумать только, в первый день войны одна советская танковая дивизия уничтожила целый немецкий корпус, сорок пять тысяч солдат и офицеров противника… Ну-с, давайте посмотрим вас. Конечно, вы сильно пострадали от бомбёжки; говорят, вы один уцелели, все вокруг вас погибли, машины в обломки, но вы чудом выжили. Хорошо, что удалось самолётом вывезти вас в столицу.

– Какая ещё к чёрту бомбёжка? Меня вызвали в Москву, а потом избивали в допросной.

Уф, у меня получилось сказать это внятно. А вот анимешные глаза врача и его свиты, которые это услышали, меня позабавили, их видом можно было долго любоваться.

Тем не менее врач быстро пришёл в себя и, чуть тряхнув головой, пробормотал:

– Были у меня подозрения, травмы уж больно характерные… Ладно, приступим к осмотру.

И они занялись мной, даже переворачивали, смазали в двух местах мазью, довольно вонючей, и, заявив, что мне нужен покой, наконец ушли. Хм, и даже вопроса о том, где я пропадал, не задали. Возможно, им запретили или они сами боялись, когда узнали, от чего я в действительности пострадал.

А ситуация, похоже, изменилась: вместо того чтобы забить, закопать и забыть, меня с чего-то вдруг решили чествовать. С чего бы это? Своё ко мне отношение они продемонстрировали вполне определённо, вон до сих пор всё тело болит, ну и у меня, в свою очередь, сложилось своё мнение о командовании РККА и политуправлении, и его теперь не изменишь. Никакими подачками в виде звания, да ещё генерал-лейтенанта, да наградами не сотрёшь произошедшее из моей памяти, не купишь моё молчание.

После осмотра та же белокурая нимфа с разрешения врача покормила меня манной кашей, на молоке и со сливочным маслом. Ишь, как балуют. Только рот широко не открывался: челюсть болела. Вообще, трубочкой должны кормить, а не ложкой. После завтрака (а было утро) я как-то быстро уснул. Ну, врач сказал, что сон – лучшее лекарство, так последуем его совету.

Когда я очнулся, то отметил, что уже наступил вечер. У окна сидел и читал какую-то книгу командир в знакомой мне форме – судя по шпалам, капитан НКВД. Он, видимо, краем глаза засёк мое движение, потому что тут же поднял голову от книги и поинтересовался:

– Проснулись? Это хорошо. Хотите пить?

Несмотря на доброжелательный тон, он ощупал меня цепким взглядом профессионала. Следователь, к гадалке не ходи.

– Пожалуй.

Особых претензий к ведомству Берии у меня не было, в этой жизни неплохо совместно работали. Он не из политуправления, и это главное. Но на документы взглянуть стоит, форму-то любой надеть может.

Капитан отложил книгу, сделав закладку (не люблю людей, загибающих страницы), встал и, взяв стеклянную поилку, аккуратно напоил меня. После этого он перенёс свой стул от окна к моей койке, сел на него и сказал:

– Разрешите представиться: капитан госбезопасности Марков. Я бы хотел поговорить с вами. Мы оба с вами понимаем, что случившееся – это досадное недоразумение. Вы очень сильно разозлили политуправление тем, что в своей дивизии приказали лишить политруков власти, запретили им лезть командовать и арестовали сотрудников политуправления своей дивизии, когда они с началом войны бросились спасать семьи. Вы разжаловали их и отправили на передовую простыми красноармейцами, и, разумеется, они затаили на вас обиду. Недавно на совещании в Генштабе высказали сильное недовольство вами. Когда ваше соединение оказалось в окружении с Могилёвом, вы разработали два плана: прорыв из окружения к нашим или поход на Минск с захватом города, освобождением пленных и организацией там обороны. В Генштабе вам приказывали выполнять второй план, однако вы выбрали первый.

– Секретность, – прошепелявил я. – Мои контрразведчики доложили, что у нас появился крот: немцы начали узнавать наши шаги. Скорее всего, это был кто-то из командиров недавно присоединённых частей, с высоким званием. Его искали. Поэтому официально мы выходили из окружения, а на самом деле я решил идти на Минск. Секретность была абсолютная, об этом знали всего пятеро, включая меня.

– Об этом нам было неизвестно, – задумался капитан.

– Что с моим соединением?

– Его принял маршал Кулик.

– Он же идиот, ему и роту нельзя доверить – погубит.

– Попрошу не оскорблять при мне прославленного маршала. Собственно, до Минска он и не дошёл, войска были рассеяны и разбиты, до сих пор из окружения выходят. Маршала эвакуировали самолётом. Недавно вышла из окружения ваша дивизия, командование которой принял полковник Соломин. Он и вывел из окружения почти тысячу человек и тридцать танков.

– Странно. Даже маршал Кулик, действуя согласно разработанному плану, смог бы выполнить задуманное. Возможно, агента не нашли, и он имел достаточно сведений, которые и передал немцам, что позволило им подготовиться.

– Маршал Кулик раскритиковал ваш план как недееспособный и разработал свой.

– А, ну да, о чём это я? Он же «гений» наступления.

– Ваша ирония мне понятна, но давайте не будем об этом. Вернёмся к сути дела. Никто ведь не знал, что вы собираетесь следовать приказу Генштаба, а потому на вас сильно осерчали. Даже товарищ Сталин в чувствах высказался на грузинском. Это и послужило сигналом к тому, что вас можно брать, никто не заступится. Политуправление через Генштаб вызвало вас в Москву, а когда вы пропали, было проведено следствие. Политработники тщательно скрывали свою причастность, пришлось штурмом брать здание, где вас содержали больше недели. Врачи говорят, вы чудом выжили, восемнадцать дней без сознания провели. Товарищ Сталин очень сильно осерчал и приказал разобраться. Виновные наказаны.

– Знаю я, как вы наказываете: пальчиком пригрозили, и всё на этом.

– Я понимаю, как вы злы на политуправление, но вам не кажется, что сжигать их – это уже слишком? Восемнадцать человек погибли, из них трое – артисты агитбригады, нанесён немалый материальный урон.

– Не понимаю, о чём вы. Последнее, что помню, как меня избивают в допросной. Это всё.

– Видимо, кто-то вынес вас из палаты, так как врачи сообщили, что самостоятельно передвигаться вы не можете. Вас обнаружили в пустой квартире. Соседка, живущая снизу, страдает бессонницей и, услышав постукивание и шарканье наверху, сообщила об этом управдому, тот проверил и нашёл вас. На тот момент вас уже искали, поэтому вернули в палату и выставили охрану от повторного похищения.

– Вы лжёте.

– Почему? – удивился капитан. – Всё так и было.

– Про моё освобождение лжёте. Знаком