Прекрасная монашка - Барбара Картленд

Она так чувствительна; но ведь это правда, Себастьян, она очень любит вас.

— Согласен, все это довольно глупо, — проговорил герцог Мелинкортский. — Сегодня вечером, на балу, когда она встретила множество более молодых мужчин, я подумал, теперь она может понять, что я очень стар и уныл для такой привязанности.

— Она такая кроткая и неиспорченная, — проговорила леди Изабелла, — а я сейчас так грубо обошлась с ней.

Это ваша вина, Себастьян. Вам ни в коем случае нельзя быть таким ужасно привлекательным.

— Дорогая, если вас что и привлекает во мне, так это исключительно мой титул, и я хорошо знаю это. Аме была права, Изабелла. Вы непрестанно ищете человека, которого смогли бы полюбить, но пока его не нашли.

— А если предположить, что я никогда и никого не полюблю? — спросила она, внезапно посерьезнев.

— Я не думаю, что кто-либо из нас двоих удовлетворился бы чем-нибудь второсортным, — проговорил герцог.

В его голосе было нечто такое, что заставило Изабеллу взглянуть ему в глаза.

— Себастьян, вы… влюблены? — спросила она.

Герцог отвернулся от нее, а когда заговорил, отвечая на вопрос, голос у него был резким:

— Может быть, я уже и не молод. Изабелла, но пока еще не дряхлый старик.

Глава 7

Леди Изабелла медленно вошла в библиотеку, где Хьюго Уолтхем просматривал огромную пачку счетов. В руках у нее было несколько визитных карточек с приглашениями, которые она изучала на ходу.

Улыбнувшись Хьюго, когда тот встал из-за стола, и сделав знак рукой, позволила ему сесть. В это утро леди Изабелла выглядела особенно привлекательно. Она еще не завершила свой туалет и поэтому облачилась в муслиновый халат, отделанный венецианскими кружевами.

Волосы были не припудрены и не заколоты. Вместо замысловатой прически, золотистые локоны Изабеллы были схвачены голубой лентой, подобранной в тон ленте, что охватывала талию.

Она села у окна, и солнечный свет, упав на ее волосы, создал вокруг ее головы нечто вроде сверкающего золотистого нимба; а когда Изабелла обратила свой взор на Хьюго, глаза ее были такими светлыми и веселыми, словно лучи солнца, которые ослепительно отражались от серебряной чернильницы, стоявшей перед ним на письменном столе.

— Теперь уж нет никаких сомнений, что Аме сопутствует успех! — воскликнула леди Изабелла. — Только взгляните на эту пачку приглашений в ее адрес. По-моему, сейчас в Париже нет такого дома, двери которого не были бы широко распахнуты перед этой девушкой. Герцогиня де Дюра устраивает специальный прием для нас на следующей неделе, а принцесса де Ламбале — бал-маскарад.

Как только я вспомню, какими надменными и трудными в общении могут быть эти дамы, меня просто смех разбирает.

— Это больше всего беспокоит меня, — ответил Хьюго. — Если они узнают правду, то никогда не простят этого Себастьяну.

Изабелла пожала плечами.

— Даже если это и произойдет, герцог вряд ли сильно расстроится, — проговорила она.

— Год назад я, наверное, согласился бы с вами, может быть, даже месяц назад, — возразил ей Хьюго, — но теперь мне кажется, что он сильно переменился.

Изабелла бросила на него быстрый взгляд:

— Мне поначалу тоже так показалось, но потом я сочла, что это плод моего воображения.

— Думаю, это реальность, и воображение тут ни при чем, — ответил Хьюго. — Совершенно определенно можно сказать, что с Себастьяном что-то происходит. Он стал более серьезным и положительным.

Леди Изабелла положила на стол карточки с приглашениями, прижала ладони клипу и устремила свой взор в сад.

— А вы знаете, Хьюго, — проговорила она наконец, — я не удивляюсь, мы все меняемся понемногу.

— Мы все?

Изабелла кивнула.

— По крайней мере, в себе я чувствую изменения, — проговорила она. — Ах, трудно объяснить словами, что я имею в виду, и Себастьяну этого я сказать не смогла бы.

Он только посмеялся бы надо мной, а я почувствовала бы себя глупой. Но вам, Хьюго, я могу сказать. Полагаю, что все изменения, происходящие с нами, объясняются исключительно влиянием на нас этой девушки, Аме.

— Но каким образом? — спросил он.

— Это трудно выразить словами; больше того, по-моему, она таким образом влияет на всех, с кем ей приходится общаться, они становятся лучше, чем были прежде. Например, если бы вы несколько недель назад сказали мне, что я должна буду поехать на прием с какой-нибудь девицей, к которой Себастьян проявляет явный интерес, я подумала бы о вас как о сумасшедшем. И потом, сколько бы я ни старалась, никак не могу возбудить в себе ревность к Аме. Это может показаться смешным, но тем не менее — сущая правда.

— Да я и не вижу ни одной причины, почему бы вы, Изабелла, стали ревновать к ней, — поспешно проговорил Хьюго. — Она влюбилась в Себастьяна. Это совершенно очевидно для каждого, кто увидит ее с ним, но вот о том, какие чувства к девушке испытывает герцог, я лично не имею ни малейшего понятия.

— То же самое я могу сказать и о себе, — ответила леди Изабелла, — но мы оба все-таки допускаем мысль, что он внутренне изменился. Но дело не в этом. Я молода, красива, и тем не менее мне приходится во многих отношениях играть второстепенную роль рядом с девушкой, которая моложе меня и более красива.

— Это не правда, — начал было Хьюго, но Изабелла остановила его, приложив руку к его губам.

— Сейчас нет никакой необходимости в вашей галантности, Хьюго, — проговорила она. — Мы знаем друг друга уже достаточно давно. Я была первой дамой в Лондоне и слишком хорошо знаю, какие знаки внимания оказывает общество. Так вот, Аме — первая дама Парижа.

Она, если вам это больше нравится, первая красавица, за которую провозглашается первый тост.

— Мне не нравится это выражение, — чуть ли не с гневом возразил ей Хьюго.

У Изабеллы брови взметнулись вверх.

— Это обижает вас?

— И в высшей степени. Я никогда не считал знаком уважения, если имя какой-нибудь женщины упоминается полупьяными щеголями из Сент-Джеймского клуба либо ее красота становится предметом для разговоров в кафе или за игорными столами.

И столько неподдельного негодования было в его тоне, что леди Изабелла взглянула на Хьюго в полном недоумении. Она ничего не сказала, и через некоторое время Хьюго заговорил уже извиняющимся тоном:

— Вы должны простить мою дерзость. Изабелла. Мои чувства не представляют для вас никакого интереса, и я не должен беспокоить вас.

— Напротив, мне очень интересно, что вы обо всем этом думаете, — возразила ему Изабелла Беррингтон. — Даже не знаю, чем вызвано ваше неудовольствие.

— Вы должны простить меня, мне не следовало говорить вам этого, — упорствовал Хьюго.