Заговор патрициев, или Тени в бронзе - Линдсей Дэвис

— Тогда лучше бы нам поскорее чтонибудь найти!

Мне нравилась позиция моего племянника. Он смотрел на жизнь просто. Вот я снова задумался о том, как настойчивый подход старшего сына Галлы мог пригодиться в моей работе. Я сказал об этом, когда Нерон достиг широкой центральной улицы Геркуланума. Она называлась Декуманус максимум как называл свою главную улицу каждый второй город в Италии. В ответ на мое предложение насчет карьеры Ларий рассказал о художнике, с которым его познакомил Вентрикул. Тот предлагал ему поработать летом, рисуя наброски…

Я ничего об этом не знал и был крайне раздражен. Я сказал своему племяннику все, что думал о художниках. Он выставил вперед свой подбородок с раздражающим упорством, которым я раньше восхищался.

Именно эта Декуманус максимус была самой чистой и тихой из всех, что я когдалибо видел. Отчасти благодаря безукоризненному стражнику, который маршировал туда и обратно с таким достойным видом, что местные жители, которым нужно было узнать, готов ли их обед, могли спросить у него, сколько времени. Другой способ его служения обществу заключался в том, чтобы сообщать бездельникам типа нас, что на главном бульваре Геркуланума запрещено движение колесного транспорта.

Когда мы расхохотались над его словами, я как раз заметил столбики ограждения, похожие на мильные камни, которые преграждали нам путь. Мы ехали в сторону здания суда — я видел, как сверкало солнце на бронзовом возничем на улице рядом с этой изящной базиликой. Через дорогу находилась арка, которая, наверное, вела к форуму, ряд магазинов недалеко от нас, и фонтан, который обнюхал Нерон.

Ненавижу воспитателей. Этот приказал нам убираться с Декуманус с благовоспитанностью чиновника из сельской местности, которая у них отсутствовала. Если бы у меня был кинжал, я сказал бы ему, куда запихать свою модную дубинку, даже если бы это означало, что мы должны уехать из города… Ларий увидел мой взгляд.

— Просто скажите ему, что мы извиняемся, и поехали отсюда!

Я не мог полностью винить этого человека в том, что он нас оскорбил. Мы с племянником совершили ошибку, сделав на каникулы дешевые прически, что, как обычно, привело к нелепым последствиям. В Помпеях у бараков, где жили гладиаторы, мы пошли к уличному цирюльнику, которому потребовалось стричь три часа, чтобы обкорнать нас, как головорезов. Кроме того, сейчас мы ели сардин, завернутых в виноградные листья, о поедании которых на улице никто из Геркуланума даже не мечтал.

Мы свернули на спуск к порту. С каждой стороны шли боковые улочки; Геркуланум был построен по принципу педантичной греческой сетки. Чтобы не утруждать меня, Нерон сам выбрал направление. Это была живописная панорама навесов и аллей с пилястрами. Человек, плетущий корзинки, дремал на стуле, а пожилая женщина, которая отошла за латуком, стояла и поносила современное общество с другой старой бабкой, которая пошла за хлебом. В водовороте этого светского общества Геркуланума наш сумасшедший бык энергично запрыгал.

Беда случилась быстро, как это обычно и бывает.

Нерон свернул направо. Там у ночлежки стоял привязанный осел развозчика, сильный молодой самец с гладкими лоснящимися ушами и подвижным задом: Нерон сразу заметил его огромную жизненную энергию.

Повернувшись, бык с силой ударил повозку о галерею кондитера. Нас удержала масса свинца, так что он вырвался на свободу. От его радостного мычания свалилось четыре ряда кровельной черепицы. Под копыта полетела глиняная посуда, когда Нерон бросил нас и понесся через лавки с гончарными изделиями той особо изящной величавой поступью быка на свободе, высоко поднимая копыта, весь готовый остановиться на месте и выставить рога, если к нему ктонибудь приблизится. Те части его тела, которые не должны быть задействованы, массивно болтались, опасно нацеливаясь на осла.

На балконы первого этажа вывалили женщины. В колоннадах на улице маленькие дети в ужасе завизжали и замерли на месте, очарованные этой сценой. Я схватил веревку, которую мы держали для того, чтобы накинуть на рога быка, и прыгнул за ним, достигнув Нерона как раз в тот момент, когда он встал на дыбы и упал на своего нового друга. Молодой Нед захрипел и, изнасилованный, завизжал. Какойто сбитый с толку парень из столовой схватил Нерона за хвост. В следующую минуту из меня выбили последнее дыхание, когда сношающийся тысячефунтовый бык вертелся, пытаясь освободить свой хвост, и откинул меня к стене ночлежки.

Стена, сделанная из дешевой каменной кладки в каркасе из лозы, прогнулась подо мной настолько, чтобы я смог избежать переломов.

Я отлетел от стены дома в дожде из штукатурки и пыли. К тому времени Ларий бросался из стороны в сторону, выкрикивая бесполезные советы. Что мне действительно было нужно, так это портовый кран. Я мог бы убежать и спрятаться, но пятая часть этого безумного бычины принадлежала Петронию Лонгу, моему лучшему другу.

Люди пытались спасти Неда всем, что попадалось под руку. В основном они по ошибке попадали по нам с Ларием. Мне в лицо резко выплеснули ведро воды (или чегото другого), а тем временем мой племянник получил опасный удар по самой чувствительной части шеи. Осел пытался лягаться задними ногами, както демонстрируя характер, но когда бык подмял его под себя, он мог настраиваться лишь на неприятную неожиданность.

В момент славы Нерона нас спасла удача. Ноги его жертвы сдались. Осел и бык упали на землю. Дрожа, Нед поднялся с бешеными глазами. Я быстро накинул веревку на заднюю ногу Нерона, Ларий уселся ему на голову, и наш большой мальчик неистово боролся под нами — потом совершенно неожиданно сдался.

Мы должны были стать героями часа. Я ожидал требования компенсации за поврежденные фасады торговых лавок и, возможно, иска по какойто менее известной отрасли брачного права Августа, за то, что мы разрешили тягловому животному внебрачно овладеть ослом. То, что произошло, было гораздо интереснее. Стражник с Декуманус максимус заметил, что мы кричали на нашего быка императорским именем. Мы уверяли его, что он ослышался. Мы звали Нерона «Пятнышком»; этот дурак проигнорировал нас. Мы назвали Нерона «Нероном», и он проигнорировал и это тоже, но, по видимому, это не имело значения.

Нас с Ларием обоих арестовали. За богохульство.

XLIII

Карцер для бродяг был переделанным магазином сбоку от храма.

— Ну, он новый! — сдавленно засмеялся я.

К моему племяннику снова вернулся тот прежний угрюмый вид.

— Дядя, как вы собираетесь рассказать моей маме, что я был в тюрьме?

— Думаю, это будет очень трудно.

Тюремный надзиратель был дружелюбным нескладным человеком, который делился своим обедом. Его звали Росций. У него была седая борода в форме лопаты и бакенбарды по бокам; благодаря его общительному поведению, мы узнали, что Геркуланум был захудалым городком, где часто арестовывали невинных приезжих. У Росция был подвал, куда он бросал любого, кто хоть чутьчуть казался неместным, но мы удостоились чести быть прикованными к скамейке, где он мог с нами поболтать.

— Знаешь сенатора по имени Крисп? — спросил я, главным образом пытаясь впечатлить Лария моим невозмутимым профессиональным мастерством.

— Нет, Фалько. — Тюремщик был из тех людей, которые сначала говорят, а потом медленно думают. — Не Ауфидия Криспа? У него был дом в Геркулануме; он продал его, чтобы купить тот корабль…

— Ты в последнее время его не видел?

— Нет, Фалько. — Он подумал; потом на этот раз предпочел осторожность.

Ларий видел, что дела шли безрезультатно.

— Покажите Росцию ваш паспорт! — Я показал; Росций прочитал и вернул мне.

Ларий в отчаянии закрыл глаза. Я снова передал паспорт Росцию.

— Ага! — сказал он, не поняв, в чем дело, но заметив, что здесь мог быть какойто смысл.

— Росций, друг мой, ты мог бы направить его магистрату? Если там будет человек по имени Эмилий Руф, то лучше отдай ему. — Это все еще вызывало у меня внутренний протест, но где бы ни взял свой обед тюремный надзиратель, там было холодное мясо, которое ужасно почернело по краям. Наши родственники были слишком далеко, чтобы посылать провизию. Я посчитал, что у меня было примерно три часа, прежде чем голодный желудок моего племянника окажет побочный эффект на его очень плохое поведение.

Росций отправил паспорт другу Елены. Мы по очереди пили из его бутылки и все слегка опьянели.

Ближе к концу спокойного дня появилось двое рабов, чтобы сказать, что одному из нас, заключенных, придется остаться в тюрьме, а другой может пойти с ними. Я объяснил Ларию, что заложником придется побыть ему, поскольку Руф был другом моего друга.

— Только поторопитесь, хорошо? — проворчало сокровище Галлы. — Я мог бы слопать целую тарелку бобов из Байев!