Заговор патрициев, или Тени в бронзе - Линдсей Дэвис

Человек, который вышел на берег, был в мягких туфлях из оленьей кожи со звенящими на ремешках медными полумесяцами. Я слышал, как матрос назвал его Басс. Очевидно, Басс был о себе очень высокого мнения. Он напоминал огромную бочку, которая, катясь по жизни, оставляла за собой широкую полосу примятой травы. А почему бы и нет? Слишком уж много нытиков со всеми последствиями их слабохарактерности затаились на краешке своего существования в надежде, что их не заметят.

Мы направились к песчаному берегу. Я оценивал своего спутника. Наверное, Басс держал денежные ящики во всех крупных портах от Александрии до Карфагена и от Массилии до Антиоха. Однако, будучи осторожным моряком, каждый раз, сходя на берег, он всегда имел с собой достаточное количество хорошего золота для взяток на тот случай, если его схватят пираты или произойдет конфликт с должностными лицами из провинций. У него были серьги в ушах и носу и столько амулетов, что хватило бы защититься от великой чумы в Афинах. Под весом его медальона бога солнца человек поменьше вообще склонился бы к земле.

Басс даже не был капитаном. Плеть, висевшая у него на поясе, говорила мне, что он всего лишь боцман — надсмотрщик, который спустит шкуру с любого гребца на «Исиде», нарушившего ее спокойное движение пойманным крабом. Он обладал внутренней уверенностью в себе, как человек, чье огромное тело в таверне сразу будет возвышаться над всеми посетителями, но который знал, что старшему помощнику на таком блестящем судне, как «Исида», вовсе не нужно создавать лишнего шума. Если таким был простой боцман, то владелец Ауфидий Крисп, вероятно, считал себя братом богов.

— Ты приехал с «Исиды»! — сказал я, восторженно посмотрев на корабль, но стараясь не раздражать своего спутника очевидными комментариями по поводу потрясающей оснастки судна. Басс соизволил мельком взглянуть на меня. — Мне нужно поговорить с Криспом. Это возможно?

— Его нет на борту. — Коротко и ясно.

— Я не так глуп, чтобы поверить в это!

— Верь, чему хочешь, — он безразлично отвернулся.

По берегу мы дошли до дороги. Я снова обратился к боцману.

— Я привез Криспу письмо…

Басс пожал плечами и протянул руку.

— Если хочешь, давай его мне.

— Это слишком просто, чтобы быть правдой! — Кроме того, я оставил письмо императора наверху в постоялом дворе, когда переодевался.

Боцман, который пока был довольно пассивным, наконец, составил мнение обо мне. Оно было неутешительным. Басс этого не сказал. Просто он предложил мне убираться с его дороги, что, будучи человеком неконфликтным, я и сделал.

Пока Басс исчезал за горизонтом, я подошел к Ларию и попросил его как можно быстрее найти Петрония. Не дожидаясь, по своим следам я вернулся к самому морю, где снова стал глазеть на корабль Ауфидия Криспа.

Должен признаться, это был единственный раз, когда я захотел уметь плавать.

XXXVI

Берег Оплонтиса покрывал обычный мусор из сырых морских водорослей, разбитых амфор, кусочков затвердевшей рыболовной сетки и шарфиков, забытых девушками, которые были настроены на другие дела. На обкусанную корку от дыни слетелись осы. Ржавые кинжалы и брошки для одежды представляли смертельную опасность для гуляющих по берегу людей. Там лежал и простой оставленный ботинок, который всегда оказывается как раз твоего размера и, кажется, идеально подходит, но когда посмотришь поближе, то у него обычно не бывает половины подошвы. Если человеку удалось отделаться от навязчивых мальчишек, уговаривающих за дикую цену поехать на рыбалку, то вместо этого его обожжет медуза, которая оказалась не так мертва, как притворялась.

Сейчас уже наступил вечер. Когда солнце начало светить не так ярко, сильная жара незаметно спала, а тени вдруг стали длинными и смешными, вокруг воцарилась какаято волшебная атмосфера; изза этого было почти терпимо находиться у моря. Люди, уставшие от работы, закончили свой день. Семьи, уставшие от ссор, ушли. Крошечные собачонки довольствовались тем, что насиловали всех сучек, на которых только могли забраться, после чего носились большими кругами, празднуя свою плодовитость.

Я обернулся и посмотрел в сторону нашего постоялого двора. Ларий убежал искать Петрония, и Оллия вместе со своим соленым поклонником тоже ушла. Берег был непривычно пуст. Кроме собак и меня на берегу сидела громко спорившая компания помощников продавцов, которые закончили рабочий день, а их подружки собирали дрова, чтобы разжечь костер. Рыбаки, которых на берегу обычно было больше всего, либо уплыли с фонарями ловить мелководного тунца, либо еще не вернулись со своего более прибыльного дела — вывозить отдыхающих посмотреть на скалу на Капри, с которой император Тиберий сбрасывал оскорбивших его людей. Все, что они мне оставили, — это брошенная плоскодонная лодочка, перевернутая вверх дном у кромки воды, серебрившаяся на солнце.

Я не был полным идиотом. Похоже, эта круглая скорлупка лежала здесь уже долгое время. Я тщательно осмотрел колышки, торчавшие из ее дощатой обшивки, а также ничем не заткнутые отверстия. В этой оказавшейся у меня под рукой лодочке не было ничего опасного, или, по крайней мере, ничего, что мог бы заметить крайне осторожный сухопутный житель.

Я нашел запасное весло, приставленное к изъеденному червями столбу для швартовки, а другое весло обнаружил под лодкой, когда мне удалось ее перевернуть. Взвалив на плечи, я отнес ее к воде; мне помогли девушки тех продавцов. Они были счастливы с пользой провести время, пока еще не стемнело и их приятели не начали строить планы на ночь. Я последний раз оглянулся назад, высматривая Лария или Петро, но никого не увидел, так что забрался в лодку, с напускной храбростью перешел на нос и дал девушкам оттолкнуть меня от берега.

Это была неповоротливая деревянная посудина. Болван, который ее смастерил, должно быть, в тот день пребывал в дурном настроении. Лодка болталась на волнах, словно отравившаяся муха, выплясывающая на гнилом персике. Потребовалось некоторое время, чтобы научиться направлять это безумное судно вперед, но в конце концов я стал немного отплывать от берега. Мне в лицо дул легкий бриз, хотя он не сильно помогал. У моего украденного весла была сломана лопасть, а второе оказалось слишком коротким. Солнце, отражавшееся от моря, добавляло моему загару новый оттенок, хотя также заставляло щуриться. Мне было все равно. Нежелание безобидно побеседовать, которое демонстрировал Ауфидий Крисп, разожгло мою решительность попасть на борт «Исиды» и выяснить, что за большая тайна тут была.

Я ровными движениями глубоко опускал и поднимал весла, пока не проплыл половину расстояния от Оплонтиса до корабля. Я поздравил себя с силой воли и инициативой. Веспасиан гордился бы мной. Я подплыл довольно близко, чтобы можно было прочитать название, написанное высоко на носу судна заостренным греческим письмом… Почти в тот самый момент, когда я торжествующе улыбнулся, меня поразило совершенно иное чувство.

У меня были мокрые ноги.

Я по щиколотку стоял в морской воде, а моя несчастная лодочка шла ко дну. Как только Тирренское море узнало, что может проникнуть через сухие доски, оно со всех сторон устремилось внутрь, и мое судно быстро тонуло подо мной.

Я больше ничего не мог поделать, кроме как закрыть глаза и надеяться, что какаянибудь морская нимфа с добрым сердцем вытащит меня.

XXXVII

Меня вытащил Ларий. Купаться с нереидой было бы веселее.

Мой племянник, наверное, увидел, как я отчаливал, и плыл за мной до тех пор, как я начал тонуть. Я вспомнил, что его отец был лодочником; Лария опускали в Тибр даже раньше, чем отняли от груди. В два года он научился плавать. Парень никогда не плавал тем дурацким спокойным батавским кролем, которому учат в армии. У моего племянника был ужасный стиль, но потрясающая скорость.

Я пришел в себя с таким чувством, что меня жестоко закрутило в водовороте, а потом молотило о бетонную стену. То, как Ларию удалось спасти меня, я понял по страшным мукам, которые получил в результате. Шея, за которую парень героически схватил, осталась в синяках, а на ухе была глубокая рана, потому что он ударил меня головой о причал. Ноги сзади были ободраны, потому что племянник вытаскивал меня на берег по пемзе, а откачал Петроний Лонг, приложившись всем весом своего тела. После этого я чувствовал себя абсолютно счастливым, когда долго и спокойно лежал, ощущая больное горло и побитую плоть.

— Думаете, он будет жить? — услышал я вопрос Лария; в его голосе было скорее любопытство, чем беспокойство.

— Думаю, да.

Я заворчал, чтобы сообщить Петронию, что теперь он может спокойно развлекаться своими шуточками на мой счет. Его кулак, который ни с чем не спутать, ударил меня по плечу.