Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой - Александр Колмогоров

В утешение о несбывшихся мечтах Борис Адамович удостоился редкой среди военных и первой в своей жизни монаршей награды[266] — бриллиантового перстня в 4 карата с вензелем шефа полка. Таким оригинальным подарком император Франц Иосиф решил осчастливить всех офицеров-кексгольмцев в связи с 80-летием австрийского императорского шефства над ними.

Задумав написать к 200-летию полка более полную его историю, Б. В. Адамович в течение ряда лет на несколько месяцев в году будет командироваться для сбора материалов в архивы — Московский военный и Главного штаба в С.-Петербурге.

Повторный брак

Григорий Филимонович Колмогоров после ухода с поста директора Городского общественного банка оставался по 1902 год членом учётного комитета временных его отделений на Ирбитской и Ишимской ярмарках, обслуживая в полной мере и коммерческие интересы завода отца.

30 марта 1892 года, желая реализовать своё право на классный гражданский чин, он поступает на государственную службу в тюменский «Приказ о ссыльных», но 12 января следующего года выходит в отставку, сохранив за собой чин коллежского секретаря до конца жизни.

Принёс изменения этот год и в жизнь 34-летнего коллежского асессора А. Ф. Колмогорова — 5 марта по докладу министра внутренних дел он был Высочайше утверждён в звании добровольного директора тюменского отделения Попечительного о тюрьмах комитета.

Но главным событием для него стало второе бракосочетание. Минуло 6 лет с отъезда Надежды Александровны и фактического распада семьи. Их сыну Григорию исполнилось 14 лет. Дошли до Тюмени и известия о полном фиаско многолетнего судебного разбирательства по искам его жены и о плачевном итоге самого судебного процесса.

Но решив жениться и даже имея личный печальный опыт «неравного брака», Александр Филимонович впал из одной крайности в другую, аукнувшуюся ему на старости лет. «Не властны мы в самих себе не только в молодые наши леты…»

Предметом его страсти оказалась… 18-летняя выпускница Пермской Мариинской гимназии, дочь потомственного почётного гражданина и 1-й гильдии купца Александра Николаевна Базанова. Венчание проходило в градо-Пермской Рождества-Богородицкой церкви апреля 12 дня. Поручителями «по женихе» из Тюмени прибыли: потомственный почётный гражданин, коллежский секретарь и родной брат Г. Ф. Колмогоров; личный почётный гражданин, купеческий сын С. И. Колокольников[267]. Поручителями «по невесте» состояли: потомственный почётный гражданин Д. Ф. Базанов, почётный член пермского губернского Попечительства детских приютов; надворный советник В. М. Виноградов, ординатор пермской Александровской больницы[268].

В конце года и сам Александр Филимонович по выслуге лет удостоился от железнодорожного ведомства аналогичного классного чина.

Литературная подёнщина и первый успех

Приостановка с июля 1891 года выхода журнала «Петербургская жизнь» в связи со сменой его владельца подтолкнула Надежду Александровну к поиску журналистского счастья в широко известном издании Г. Гоппе «Всемирная Иллюстрация»[269]. Из-за отсутствия «имени» начинать пришлось в отделе домоводства. Но так как язык оборок, швов, обшивок, строчек не давался, пришлось согласиться на переводы с немецкого, французского, английского произведений модных европейских авторов (с оплатой по 30 рублей за печатный лист).

Как позже признается в своём дневнике писательница: «Работала с фантазией, вольными отступлениями, концовками, и даже вводя новых персонажей. Названия переводам давала произвольно, указывая лишь язык страны — с испанского, португальского, шведского — и подписывая именем первого попавшегося автора. И „эта проза“ никогда не вызывала сомнений в редакции.

„Иллюстрация“ исправно платила мне за „литературную клоунаду“, отказавшись от моего творчества…»[270], а мечталось о большем…

В январе 1892 года сделала свой выбор и 20-летняя Мария Адамович. Созревшая ли воля или тревога за своё будущее, но именно они побудили молодую и хрупкую девушку прервать материнскую опеку и шагнуть в самостоятельную жизнь. Однажды, ещё в феврале 1888 года, в одном из писем к брату Борису, тогда ещё кадету, она обмолвилась, что в случае войны станет сестрой милосердия.

Теперь же, неудовлетворённая газетной подёнщиной, которую только и могла предложить ей мать, она задумалась о своей судьбе. Случайная встреча со старшим доктором Крестовоздвиженской общины сестёр попечения о раненых и больных в военных госпиталях[271] и беседа с начальницей решили дело.

Из письма матери к сыну Борису в Варшаву от 26 февраля 1892 года:

…Я теперь совершенно одна. Маруся вторую неделю в сёстрах милосердия и, к моему изумлению, весела и здорова! Но когда я увидела её там в монашеской форме, то плакала, точно хоронила.

Я могла бы не дозволить ей этого, но не сочла себя вправе так поступить. Отпустить её в магазин гостиного двора или пассажа я не решалась…

К нему же, из письма от 18 апреля 1892 года:

…Мысленно говорю с тобой и часто целую твой портрет. Маня нашла своё призвание. Теперь она авторитетна донельзя, суха и совершенно индифферентна и ко мне, и ко всему, что не в её общине. Я просила её вернуться…[272]

Из письма к А. С. Суворину:

Милостивый Государь!

Постоянно читаю в «Новом Времени» Ваши «Маленькие письма», прочтите и Вы от меня. Года два назад я уже обращалась к Вам с просьбой дать мне постоянное место в редакции, поручений или книжной торговли. Я пришла с рекомендацией от Григоровича[273], где он писал обо мне как о талантливой переводчице, и откровенно рассказала Вам о своём невыносимо тяжёлом материальном положении, моей работе, которой пользовались Подлигайлов[274] и другие.

Я принесла Вам целую трёхактную комедию. Вы её разругали, но заметили: «Мой приговор не должен Вас смущать особенно, то же самое я сказал бы о многих идущих на императорской сцене пьесах. Мысли у Вас есть, работать Вы любите, и я дам Вам занятие. Зайдите как-нибудь через неделю-другую».

Я писала — ответа нет. Заходила — принимать не велено. Может быть, Вы вспомните и выполните своё обещание? Мои адрес: Б. Конюшенный, 13, кв. 41. Н. Лухманова.