Промежуточная станция - Марианна Грубер

В зоне санации она попала в облаву. Сначала она пошла вслед за человеком, который показался ей настолько похожим на Роланда, что иного она и допустить не могла. Какое-то время следила за ним, всматривалась в походку и жесты, и как раз в тот момент, когда решилась заговорить, чтобы услышать его голос, взревела полицейская сирена. Из-за угла вывернула машина. Это было спецподразделение, находившееся в подчинении у Службы госбезопасности. Полицейские вели на поводках собак и окружали дом. Одно из окон третьего этажа было открыто.

— Меня вам не взять! Живым на дамся! — кричал мужчина наверху.

Через мегафон прозвучала команда, жильцам дома было приказано выдать мужчину. Вместо ответа с крыши открыли огонь. Полицейские подались назад. И тут вдруг улицу залил яркий свет. Дом был подожжен, невзирая на то что там находились люди. В окнах показались размытые дымом лица. Выйти на улицу через парадное было явно невозможно. Издалека послышалась сирена пожарной машины. Кто-то прыгнул вниз, тело ударилось о мостовую. Ни один из прохожих не осмелился к нему подойти. Зато подбежал полицейский и удостоверился, что упавший мертв. И тут началось всеобщее бегство. Жители соседних домов, словно сговорившись, высыпали на улицу. Одни тащили узлы, чемоданы, другие выскочили с пустыми руками. Людская лавина увлекла за собой Марию, но выход с улицы был уже перекрыт. Пожарные оцепили горящий дом. Тушить не тушили и жильцов не спасали, просто стояли с равнодушно-самоуверенным видом людей, которые имеют дело со смертью, но при этом знают, что им самим она не грозит.

— Гасить надо, а не заслоны устраивать! — кричал кто-то из толпы.

Дым ел глаза. Видеть ничего было нельзя, можно было лишь слышать: треск горящего дерева и крики людей.

— Гасите пожар, гады! — надрывался все тот же голос.

Полицейский, что стоял ближе других, схватил его.

— Имя, место работы?

— Зачем тебе? — задиристо ответил мужчина, а потом как-то обмяк, съежился и сказал все, что требовалось. Тем не менее его увели. Вдруг пробежал слух, что пожарные возьмутся за дело только после того, как поймают беглеца. Огонь грозил перекинуться на ближайшие дома. Голос из мегафона приказывал беглецу сдаться.

— Что они, смеются, что ли? — сказала женщина, стоявшая рядом с Марией. — Он уж сгорел давно. Четверть часа как полыхает.

— Тушить! Тушить! — заревела толпа. Людям удалось прорвать полицейский кордон. Дым был страшный. Огонь тоже. Нельзя было ни смотреть, ни дышать, ни выбираться из этого ада. В какой-то миг показалось, что полицейские собираются стрелять в толпу, и тут вдруг пожарные принялись заливать пламя. Они воздвигли целую стену воды между горящим домом и соседними зданиями, посыпался дождь пепла и темной от гари воды. Один труп уже оттаскивали в сторону.

— Ему уже не больно, — раздался чей-то голос, — отболел свое.

— Ему-то хорошо, — ответил другой, которого не было видно из-за дыма.

— Господи, Боже мой! — воскликнула Мария. — В этом городе уже завидуют мертвецам.

Кто-то тронул Марию за руку.

— Не надо, успокойтесь.

Мария обернулась и увидела черное от сажи лицо пожилой женщины. Тут наконец послышалась сирена скорой помощи.

— Успокойтесь, — повторила она. — Они только и ждут повода, чтобы открыть стрельбу. Не надо больше ничего говорить, это не поможет.

Мария взяла женщину под руку. Улица пришла в движение. Но было неясно из-за чего; дым стал еще чернее и гуще, но огонь, казалось, было уже не погасить. Тут все колыхнулись к началу улицы. Машина скорой помощи прорвала кордон, и в образовавшуюся брешь ринулись люди.

— Можно и назад попробовать, — сказала женщина, — но одной мне не осилить. Я покажу вам дорогу, если пойдете. Хотя бы чуть-чуть, пожалуйста.

— Хорошо, идемте.

Мария двинулась вслед за женщиной, они прошли через задымленное парадное, затем — через двор. Там были незапертые железные двери, ведущие в следующий двор. Здесь тоже все заволокло дымом, но не таким густым, как на улице. Они миновали двор и через подъезд соседнего дома вышли на улицу.

— Теперь куда? — спросила Мария.

Они посмотрели друг на друга, и женщина сказала, что с такими чумазыми лицами нигде нельзя показываться.

— Пойдемте ко мне. Там умоемся и поговорим. Да и мне одной оставаться страшновато.

Мария кивнула, и они миновали еще пару улиц, но шум пожара доносился и до этих закоулков. Наконец они вошли в низенький дом, и женщина отперла дверь полуподвальной квартиры.

— Сюда, — сказала она.

Мария осмотрелась. Все здесь было как у Милли, и, ожидая, когда нагреется вода, Мария все надеялась, что женщина скажет такие слова, которые обычно говорила Милли. Но эта женщина была не Милли. Прошлого не вернуть. Мария сидела и ждала, мысли перескакивали с предмета на предмет, потом вдруг сосредоточились на Роланде. Тут вошла женщина.

— Вода готова, — сказала она. — Хотите, помойтесь первой. Может, вы вообще останетесь ненадолго?

Шестое августа было кануном государственного праздника. Они совсем об этом забыли. На подходе к гавани они увидели, что вся береговая линия ярко освещена. Разноцветные лампионы на гибких проволочных подвесах раскачивались почти у маслянистой поверхности воды. Из центра города доносились звуки духового оркестра. Все работы приостановлены. Даже обычной охраны не было. Только по мосту и ниже, в Нефтяной гавани, ходили взад-вперед патрульные с собаками.

Очевидно, строгости чрезвычайного положения были отменены. Накануне праздника проводились шествия, а в полночь над рекой устроили фейерверк, тут уж людям разрешалось выйти посмотреть. Роуви хотел сразу же повернуть назад. Им надо было только забрать медикаменты, перевязочный материал и прочие мелочи, которые могли пригодиться при побеге через туннель… И Марию. Но когда вспыхнул фейерверк, то даже противоположный берег озарился светом. Переправа сегодня была положительно небезопасна.

Джон сказал лишь:

— Двигай дальше.

— Послушайте, — возразил Роуви, — если мы это сделаем, то больше не вернемся.

— Мы должны взять Марию! Ясно? — настаивал Джон.

Роуви кивнул.

— Да я все понимаю, но мы даже не знаем, сумеет ли госпожа Савари попасть сюда. Надо бы попытаться в другой раз.

— Нет, сейчас, — не уступал Джон.

— Ее не видно больше недели. Таких долгих отлучек еще не было.

— Вот именно, — сказал Джон.

— Он прав, — поддержал его Индеец. — Может, до сих пор не удавалось. До сих пор был жесткий контроль. А сегодня на улицах полно народу, так что есть определенный шанс.

Роуви ничего не ответил и развернул лодку в сторону противоположного берега.

— Хорошо, поехали, — сказал он, — но сначала скажите куда. Она же не знает, где мы сегодня приткнемся.

— У сарая с инструментом.

Они налегли на весла, чтобы не тарахтел мотор. Было очень душно, все обливались потом, Роуви тихонько ругался. И как только лодка коснулась берега, Индеец сказал:

— Она здесь.

— Слава Богу, — вздохнул Джон.

Мария вышла из сарая. В руке у нее было несколько цветочных гирлянд, она протянула их мужчинам.

— Город празднует, — сказала она. — А несколько дней назад горел.

Стоять во весь рост на фоне вспышек было опасно. Джон молча обнял Марию, и она коротко рассказала ему о пожаре и о том, как нашла приют у одной женщины.

Роуви смущенно постукивал ногой по доскам лодки. Надо было спешить назад. Они могли бы запросто успеть доплыть, прежде чем вспыхнет очередной фейерверк. В этот момент они увидели целую флотилию полицейских катеров, показавшихся на фарватере. Катера были украшены цветами и чинной вереницей двигались вверх по течению, к мосту. Ничего не оставалось, как только ждать глубокой ночи, но служебные собаки могли испортить все дело, прятаться в гавани было опасно.

— Что теперь? — спросил Роуви. — В город?

Мария кивнула. В этой ситуации лучше всего было скрываться не в укромном месте, а на многолюдной улице.

Они осторожно пересекли пирс и направились к центру. По всей улице Нации на домах красовались флаги и гирлянды цветов. На каждом углу, на каждом свободном пятачке играли оркестры. Звучали марши и старые солдатские песни. И сразу было видно, кто служил, а кто нет: бывшие солдаты подпевали. Мимо прошел строевым шагом отряд гражданского ополчения, чуть позже — отряд ветеранов. В руках у них было оружие, готовое к бою. То тут, то там слышались иногда слова лозунгов, тех самых, которые можно было прочитать на плакатах.

Роуви извинился и исчез. Через некоторое время он появился с париком, накладной бородой и двумя головными уборами из бумаги.

— Наряжайтесь, — сказал он.

Мария взяла парик, Джон — матросскую бескозырку, вполне пригодную, чтобы спрятать под ней его рыжую шевелюру, Индейцу досталась солдатская пилотка.