Янтарин - Катерина Шишканова

Кинжал лёг на ладони обломанным остриём к огню.

— Это подарок Мортемира в последнюю нашу встречу. Правда, пришлось выколупывать его из-под лопатки, но это отдельная история — длинная и печальная.

— Ты знаком с некромантом? — она вывернулась, чтоб посмотреть в лицо. Наёмник сглотнул ком в горле, предпочитая не задумываться о том, как непозволительно близко подпустил девушку.

— Угу.

— И давно?

Он мрачно улыбнулся.

— О, да. Но это тоже отдельная история. Так вот, пырнул он меня именно за то, что я слишком похож на фениксов.

— Но ты не феникс?

Гельхен сощурился, тщательно подбирая слова.

— Я — не воин-феникс, — согласился он.

— И тем не менее у тебя есть огненная птичка и нелюбимое прозвище.

Мужчина пожал плечами.

— Филю я обнаружил посреди тракта. Ему перебили крылья, я потом долго маялся с лубками. Пока возился, как-то незаметно приручил, хоть этот гадёныш здорово клевал мне руки на первых порах. Ну, а прозвище… наверняка ты тоже кого-нибудь осчастливила кличкой. Я вот когда-то нарвался.

Фелль хихикнула. Кличками она осчастливила практически весь палац, включая родного братца. Как-то незаметно прозвища распространились и теперь нет-нет да и мелькнёт в разговоре "Пиявка" Веллерен, принц "Филя" или "Сопелька" Н'елли. Единственные, кому она не приклеила прозвища — сестра, старший брат и мачеха. Правда, некоторые языкастые всё же наградили Милли хлёсткими "Королевка", "Приживалка" или "Нюня", но все они обычно щеголяли с подбитыми глазами после сказанного — Фелль строго следила за королевским авторитетом. Ну и просто не давала хрупкую и ранимую Милли в обиду.

— Нет, — лицо девчонки стало торжественно-одухотворённым. — Я над сирыми и убогими не издеваюсь. Мне вполне хватает измываться над Пиявкой.

…-Чёртов Пиявка! Ты бы знал, как он меня достаёт! — Юная королева нервно меряет шагами выжженную дотла поляну, ещё пять минут назад радовавшую глаз разлапистым рябиновым багрянцем. С дальнего осинника медленно падают пожухлые резные листья.

Он на глаз измеряет расстояние: огненная волна прошла футов пятьдесят, выедая всё на своём пути и только потом ослабла настолько, чтобы обжечь, а не испепелить. Неплохо. Для начинающего. У сформировавшихся фениксов огонь не такой разрушительный — контроль над ним впечатывается в подсознание и там же блокируется его разрушительная мощь.

— Нет, ты представляешь, он спросил меня, КАК Я СЕБЯ СЕГОДНЯ ЧУВСТВУЮ?!

Хохот рвётся наружу, но глаза цвета лавы злыми колючками впиваются в его лицо. Смех застревает в горле и вырывается наружу клохчущим бульканьем.

— И-извини, — из глаз текут слёзы, очередной приступ безудержного веселья валит его с обожжённого камня на землю. Или это плевок огненного заряда выбивает опору из-под трясущегося тела?

— Ах ты гад!

— Гы-гы-гы!!!

Королева бросается на заливающегося хохотом поганца, горя жаждой мщения. Цепкая пощёчина неожиданно обволакивается клубами голубоватого огня.

Он не успел среагировать. Окутанная огнём ладонь впечаталась в щёку, прожигая кожу насквозь. В нос ударил запах горелого мяса. Неожиданная и непривычная боль на миг парализовали тело. Он лежал на земле не в силах пошевелиться и смотрел на такую же застывшую молодую женщину, всё ещё прижимающую горящую ладонь к его щеке. Всего миг. Кожа треснула, обугливаясь и припекая расползающуюся рану. Перед глазами заплясали огненные пятна.

— Вот чёрт!

Огонь наконец-то втянулся в пальцы, пыхнув напоследок пахучим облачком. Королева смотрела на лицо своего друга, совершенно не изменившегося с первой их встречи, расширенными от ужаса глазами. За годы, что они были знакомы, Феникс ещё ни разу не позволил себя обжечь. Пламя скатывалось с его вёрткой фигуры, словно вода. Правда, она никогда и не желала навредить ему всерьёз. Сейчас — тоже. И всё же лицо мальчишки с левой стороны опухло и почернело. В глазах цвета расплавленного золота застыло странное выражение — смесь боли, укора и страха.

— Вот чёрт! — повторил вслед за своей подопечной Феникс, недоумённо трогая острую скулу, постепенно покрывающуюся волдырями.

Ранить его не так-то просто. Вообще-то, практически невозможно. Те жалкие попытки, что предпринимал Мортемир, конечно, неприятно жалили, но всё же не стоили особого внимания — пусть развлекается вражий дух, ему-то что. Пока по миру бродит хотя бы один истинный воин-феникс, ему совершенно начхать на Мортемира и его чахлые старания. Но вот феникс — его феникс! — поднял на него руку. И ранил. Не в том беда, что ранил — тот же Мортемир доставал его бесконечное число раз — а в том, что СУМЕЛ ранить.

— Шрам теперь останется, — пролепетала королева, виновато прикусывая губу и напряжённо зыркая из-под огненно-рыжей чёлки.

А он молчал. Внимательно рассматривал свою подопечную, подсчитывая в уме приложенную к его щеке силу. Один-единственный феникс такую энергию вместить не в состоянии… Глаза скользнули к венчальному кольцу, изящной полоской обвивший безымянный палец на правой руке. Тонкая рука непроизвольно легла на живот… пока ещё плоский. "Как она себя сегодня чувствует…" Поганый кровосос, конечно, он почуял изменения ещё раньше, чем королева сама обо всё догадалась! А вот он, идиот, вообще ни о чём подобном не должен задумываться — не дорос. И не дорастёт…

— Я сохраню его в память о вас, королева… Фиона…

— Ты задумался.

— Нет.

— А вот и да.

— А вот и нет.

— Слушай, ну чего ты ко мне цепляешься? Покидай кинжал, перебери сумку, сгоняй к ручью и постирай чего-нибудь… почему ты обязательно должна меня доставать?

— Прости, не думала, что так сильно… не нужна!

Развернулась и удрала в темноту.

Он вздохнул, поднялся и пошёл за девчонкой. Нашёл её сидящей на земле у ручья и обнявшей колени. Ноги притопывали в такт какому-то внутреннему мотиву. Ещё раз вздохнул. Сел рядом, скопировав позу.

— Брось дуться, — спустя минуту пихнул соседку локтем. Она не отреагировала. — Ладно, был не прав. Каюсь и пресмыкаюсь! Хватит изводиться самой и изводить меня.

— Я просто ушла посидеть в тишине. Иди к костру, я скоро приду и доставать тебя не буду.

— Да не достаёшь ты меня, я просто взвинченный, вот и сорвался. Ну, прости.

— Я не обиделась.

Гримаса.

— Правда! Поверь, я привыкла: уйди отсюда, не мешайся; я разозлён, но мне некогда; брысь под лавку, чтоб хотя бы видно не было, раз избавиться нет возможности.

— Глупая, — он сгрёб её в охапку, согревая вечно мёрзнущие плечи, взлохматил волосы. Опять забыла одеть плащ… — Не верю, что всё было настолько плохо. Первых несколько дней ты была слишком грустной, вряд ли от того, что позади остались только серость и пустота.