Женщина, которая легла в кровать на год - Таунсенд Сьюзан Сью

— Мне снять жилет, блузку и бюстгальтер?

— Конечно, я же ничего не смогу определить сквозь несколько слоев ткани, верно? — отозвалась Ивонн. — Не стесняйся, я в своей жизни тысячи сисек повидала.

Минута тишины, а затем Руби промямлила:

— Думаешь, у Евы нервный срыв?

— Подними руку над головой и замри… — скомандовала Ивонн. — Да, разумеется, у нее нервный срыв. Я это с первого дня твержу.

Снова тишина. Потом голос Ивонн:

— Одевайся.

— И? Что думаешь? — спросила Руби.

— Думаю, тебе обязательно нужно на рентген. У тебя там опухоль размером с лесной орех. Как давно ты о ней знаешь?

— Я слишком занята, чтобы шляться по больницам. — Руби понизила голос: — Мне ведь необходимо приглядывать за ней.

Ева гадала, верно ли, что у нее нервный срыв.

Несколько лет назад Джил, работавшая вместе с Евой в библиотеке, внезапно начала разговаривать сама с собой, бормоча про то, как несчастлива в браке с Берни Экклстоуном. Потом она принялась швырять на пол все книги в красных обложках, выкрикивая, что они следят за ней и передают сведения в МИ-5. Если кто-то отваживался к ней приблизиться, она обзывала доброхота агентом Системы. Какой-то недоумок вызвал охранников и попытался выволочь Джил через запасной выход. Она дралась со сторожами как дикое животное — кусалась, царапалась и рычала, — а потом вырвалась и умчалась в университетский парк.

Ева и охранники помчались за ней. Грузные мужчины вскоре запыхались и отстали, и вышло так, что беглянку нашла именно Ева. Джил лежала на земле, вцепившись в траву и приговаривая: «Помоги мне! Если пальцы разожмутся, меня ветром унесет!»

Тогда Ева подумала, что лучше всего оседлать Джил и прижать ее к земле. При появлении тяжело дышащих охранников Джил снова начала кричать и вырываться. По парку на большой скорости неслась полицейская машина с включенной сиреной. Ева больше ничем не могла помочь коллеге. Полицейским и охранникам удалось скрутить Джил и затолкать в автомобиль, тут же умчавшийся прочь.

Когда Еве наконец разрешили навестить Джил в психиатрическом отделении, то в первый миг она даже не узнала ее. Джил сидела в безликой комнате на пластмассовом стуле и слегка раскачивалась. Другие пациенты пугали Еву. Телевизор вопил невыносимо громко.

«Это бедлам, — ужаснулась тогда Ева. — Самый настоящий бедлам».

Шагая к выходу с территории больницы, она говорила себе: «Лучше умереть, чем оказаться в подобном месте».

Несколько лет спустя она видела любительскую постановку «Марат/Сад»[21] в исполнении студентов и преподавателей. Брайан очень убедительно изображал лунатика. Несколько недель после спектакля Еву преследовала мысль, что безумие таится прямо за углом и выжидает, когда она крепко уснет, чтобы пробраться к ней в голову и поработить ее.

Ева немного подремала. Проснувшись, испугалась, увидев на заляпанном супом стуле свою многодетную соседку Джули.

— Я смотрела, как ты спишь. Храпишь довольно громко, — сказала Джули. — Пришла вот пожелать тебе счастливого Нового года, чтобы хоть ненадолго выбраться из того дурдома, который зову своим домом. Я на грани, Ева. Они меня совсем не слушают. Потеряли ко мне всякое уважение! Мы целое состояние истратили на рождественские подарки для мальчишек. Стив купил старшим по приставке, а для Скотта — отдельный телевизор, чтобы малыш мог смотреть мультики перед сном. Еще они получили от Санты большой мешок разных игрушек и половину уже успели поломать. Стиву не терпится вернуться на работу, как и мне.

Злая от голода Ева выпалила:

— Бога ради, Джули, если сыновья плохо себя ведут, забери ты у них эти чертовы приставки! Запрети гулять, пока не научатся уважать старших. И напомни Стиву, что он давно уже взрослый мужчина. Этот его заискивающий тон на ребятню не действует. Он вообще умеет повышать голос?

— Только когда смотрит по телику футбол.

— Вы со Стивом боитесь приучать свой выводок к дисциплине, потому что думаете, что за строгость дети вас разлюбят, — поставила диагноз Ева и заорала: — Вы ошибаетесь!

Джули подскочила.

Ева пожалела, что сорвалась на крик, — теперь обе не знали, что сказать дальше.

Соседка критическим взглядом посмотрела на волосы Евы:

— Хочешь, я тебя подстригу и прокрашу корни?

— Когда дети снова пойдут в школу, ладно? Прости, что сорвалась, Джули, но я ужасно голодна. Принесешь мне немного еды, пожалуйста? Домашние постоянно забывают про меня.

— Или пытаются голодом выманить тебя отсюда! — хмыкнула Джули.

Когда Джули удалилась в свой домашний хаос, Еву захлестнула жалость к себе, она почти раскаялась, что не пасется сейчас внизу у фуршетного стола. Снизу донесся крик Брайана:

— «Brown Sugar»! Давай, Титания!

Заиграла музыка, и Ева представила, как муж с любовницей танцуют по кухне, подпевая «Роллинг Стоунз».

Глава 39

Первого января Брайан и Титания большую часть послеобеденного времени занимались любовью. Брайан принял виагру в пятнадцать минут третьего и до сих пор не истощился.

Время от времени Титания поощрительно стонала:

— Боже мой!

Но на самом деле с нее уже было достаточно. Брайан исследовал и заполнил почти все ее отверстия, и Титания порадовалась, что ему, очевидно, приятно этим заниматься с ней, но ее ждали дела и встречи. Она рассеянно забарабанила пальцами по спине любовника, чем только подзадорила его, и не успела опомниться, как Брайан перевернул ее лицом вниз так, что она едва не задохнулась, вдавленная в подушки из утиного пера. Ей пришлось буквально бороться за глоток воздуха.

— Боже мой! — простонала она. — Ты меня убиваешь!

Брайан остановился, чтобы перевести дух, и сказал:

— Слушай, Титания, можешь кричать что-нибудь другое? «Боже мой» мне ничуть не помогает.

Титания пробормотала:

— Мы словно два водяных буйвола в одной упряжке, которые без конца крутят чертово колесо. Сколько виагры ты принял?

— Две таблетки, — признался Брайан.

— Одной было бы достаточно, — буркнула Титания. — Я бы уже успела закончить с глажкой.

Брайан предпринял сверхчеловеческое усилие, представляя разные картинки, которые годами помогали ему возбудиться и завершить начатое: декольте мисс Фокс, учительницы физики в школе имени кардинала Вулси, француженок топлес на пляже близ Сен-Мало, женщину, лижущую рожок мороженого в булочной.

Но ничего не помогало. Битва продолжалась.

Титания поглядывала на часы. Голова ее уже свешивалась с кровати. Она увидела свои скомканные носки, которые считала похороненными под комодом.

— Боже мой всемогущий! — воскликнула она. — Да сколько можно?!

— Займемся жестким сексом? — прохрипел Брайан.

— Я уже им занимаюсь! — рявкнула Титания. — Если ты сейчас же с меня не слезешь, я…

Она не договорила. Брайан наконец изверг семя, да так яростно и шумно, что Руби, промывавшая под садовым шлангом вонючую щетину швабры, предположила, что зять поселил в сарае дикое животное.

Но ее больше ничто не могло удивить. Когда-то она думала, что отдавать фунт семьдесят за бутылку воды из Исландии — самая большая глупость в мире, если из крана льется вполне хорошая вода. Но она ошибалась.

В какой-то момент, когда она отвлеклась, мир окончательно сошел с ума.

Александр открыл дверь — ее обычно закрывали только на щеколду — и крикнул:

— Привет!

Отозвалась одна Ева.

Он зашагал по лестнице, репетируя про себя, что скажет. Он уже давно не признавался женщине в любви.

— С Новым годом! — приветствовала его Ева. — Выглядишь замерзшим.

— Ага… И тебя с Новым годом. Ездил на Бикон-хилл порисовать. Никогда прежде не писал заснеженный пейзаж. Не знал, что в снеге так много оттенков белого. Чудная мешанина получилась. На обратном пути увидел Руби и подбросил ее домой. Она говорит, Брайан и Титаник очень шумно изображали животных в его сарае.