Земля и небо. Записки авиаконструктора - Е. Адлер

Этот доклад поначалу особых возражений не встретил, но через несколько дней развернулась настоящая битва идей. Первым ринулся в бой отдел прочности под руководительством заместителя главного конструктора Н.С.Дубинина. Он представил Сухому сравнительную весовую сводку, из которой видно было, что никаких преимуществ у крыла предлагаемой новой конструкции нет. Но прочнистка Ольга Колчина мне конфиденциально сообщила, что по расчетам весовой бригады система силовой структуры крыла – так называемой «кочерги» – проигрывала в весе схеме с внутренним подкосом, которую я предлагал, 300-350 кг.

Я, понадеявшись на первоначальную реакцию Сухого, стал горячо отстаивать новую схему, но поддержки не получил. Единственным результатом этого спора оказалось решение главного конструктора запустить в детальное проектирование обе схемы, чтобы затем уже по сумме реальных весов конкретных деталей крыла определить вес крыла в обоих вариантах и избрать наилегчайший.

Пока шел спор о крыле, в атаку перешла бригада шасси, доказывая, что в отведенном месте в крыле шасси не укладывается. Особенно горячился начальник бригады В.И.Зименко. Пришлось сделать макетное крыло в масштабе 1:10 и воочию доказать, что шасси прекрасно укладывается между передним лонжероном и силовым внутренним подкосом.

Отдел управления во главе с его начальником Н.П.Поленовым сопротивлялся дольше всех. Раздельное горизонтальное оперение не только продолжали проектировать, его даже построили в металле, и только тогда параллельно стали проектировать цельноотклоняемое горизонтальное оперение.

Из сравнительного расчета весов двух вариантов конструкции Су-7 было установлено, что общая экономия веса в новом варианте составила 665 кг: крыло оказалось легче на 400 кг, фюзеляж – на 150 кг, шасси – на 80 кг и оперение – на 35 кг. Как-то раз даже суховатый Сухой все же бросил на одном из совещаний такую фразу: «По схемам Адлера конструкции получаются легче».

Между тем, картина неблагоприятного обтекания крыла в 60 градусов не выходила у меня из головы. А что если, размечтался я, взять, да и заменить стреловидное крыло на треугольное? Под условным наименованием Т-3 такой проект был проработан в нашей бригаде и представлен главному конструктору.

Сухой с ходу одобрил. Через ЦАГИ и другие ключевые организации проект прошел легко и задание вскоре было получено.

В бригадах ОКБ на этот раз все прошло без особых споров, и фабрика рабочих чертежей заработала на высокой скорости.

Этот самолет в дальнейшем был благополучно построен, испытан летчиком-испытателем В.Н.Махалиным, оправдал заложенные при его проектировании конструктивные и расчетные предпосылки, принят на вооружение ПВО и показал не только высокие для своего времени летные данные, но и, неожиданно, хорошие пилотажно-ма- невренные свойства. Вслед за Су-7, ему было присвоено наименование Су-9.

…В самый разгар работы над новым проектом, как гром с ясного неба, по адресу нашей бригады и моему лично обрушился ряд последовательных ударов.

Истребитель Т-3 (Су-9)

Первый из них нанес заместитель главного конструктора и по совместительству секретарь партбюро КБ В.А.Алыбин. Выступая на партсобрании с резкой критикой работы бригады эскизного проектирования, он заявил, что по вине Адлера по два раза разрабатывались рабочие чертежи крыла, шасси, оперения и фюзеляжа Су-7, из-за чего затянулась постройка этого самолета. Он предложил вынести мне выговор с занесением в личное дело за недобросовестность в работе.

Выступив сразу же вслед за Алыбиным, я, подтвердив факт двойного проектирования, отметил, что тогда работа в КБ находилась еще в начальной стадии и предложенные существенные изменения эскизного проекта были осуществлены безболезненно. Однако многие начальники отделов и бригад КБ предпочли упорное сопротивление нововведениям, яростно оспаривая их целесообразность. Только после двойного параллельного проектирования, убедившись на собственном опыте в преимуществах новых схем, все, наконец, успокоились. Так, кто же виноват в затягивании постройки Су-7?

Собрание не поддержало своего желчного, несимпатичного секретаря и никакого выговора мне не вынесло.

Дальше – больше. В стенгазете КБ появляется статья начальника отдела оперения и управления Поленова аналогичного содержания с критикой в тот же адрес.

Через несколько дней после этого на техническом совещании в кабинете главного конструктора выступил весьма авторитетный специалист руководитель бригады фюзеляжа С.Н.Строгачев с нападками на работу бригады эскизного проектирования. Его выступление было хорошо аргументировано, речь была убедительной, а факты – вескими. Мои контратаки мне самому показались слабоватыми.

Та же сцена, но с другими действующими лицами, повторилась еще раз на профсоюзном собрании, иначе говоря, на общем собрании всего КБ.

Несмотря на непривычную для меня обстановку большого собрания, множества людей, я не постеснялся выступить и здесь, разъясняя собравшимся свою позицию. Осуждения организаторам этого «суда›› и тут добиться не удалось.

Что бы это все означало?

Ведущий конструктор Николай Фураев, работавший еще в ОКБ В.Г.Ермолаева, на этот вопрос ответил так:

– А ты разве не знаешь о существовании «подпольного штаба»?

– Нет.

– Когда умер наш главный конструктор Ермолаев, в МАПе решили не назначать нового, а под предлогом укрупнения слить осиротевшее ОКБ Ермолаева с ОКБ Сухого. Тогда к нам пожаловал Александр Яковлев, бывший в то время заместителем наркома по опытному самолетостроению, и заявил:

– Мы пока не будем назначать или смещать начальников отделов и бригад. Пусть в каждой бригаде и отделе будет по два начальника: один из ОКБ Сухого, другой – Ермолаева. Немного так поработаете, а там сама жизнь подскажет: кто посильнее – останется начальником, послабее – заместителем.

Суховцы, прекрасно зная своего интеллигентного и, как ему самому, вероятно, казалось, справедливого шефа, создали «подпольный штаб» для оказания «объективного» давления на главного конструктора и для создания видимости общественного мнения.

Этот «штаб» регулярно собирался на квартире Поленова, жена. которого тоже работала в ОКБ. В непринужденной домашней обстановке намечалась очередная жертва – один из начальников ОКБ Ермолаева. Даже провозглашали тост: «Выпьем за упокой души такого-то».

Затем распределяли роли: один должен выступить на партсобрании, другой – на профсоюзном, кому-то поручалась статья в стенгазете, кто-то будоражил людей внутри бригады или отдела. Наконец, спустя некоторое время, судьбу ермолаевца решал Сухой. Один из членов «штаба» мимоходом подбрасывал ему сомнение в благополучии обстановки в соответствующем подразделении, а другой, наиболее авторитетный, прямо и открыто ставил вопрос на очередном техсовете, регулярно проводимом Сухим, о некомпетентности данного начальника.

Если же с одного захода сместить ермолаевца не удавалось, компания против него продолжалась до реального результата. Так, один за другим были смещены со своих должностей все начальники бригад и отделов «ермолаевского происхождения» и установилось единовластие коренных суховцев.

– Видимо, – закончил Фураев, – «подпольный штаб» воскрес, наметил тебя первой жертвой, и ты на себе испытал силу его пробного удара.

К этому времени, а шел уже 1955 год, ОКБ Сухого собралось почти полностью в своем прежнем составе. Немалая заслуга в этом была начальника отдела кадров ОКБ. Энергичный главный инженер Евгений Иванов сумел укомплектовать станочный парк в должном объеме и ассортименте, набрать достаточное количество квалифицированных рабочих и толковых руководителей производства различных рангов.

Однако постройка Су-7 двигалась довольно медленно из-за недружной работы конструкторов по устранению неизбежных неувязок и вялого руководства ведущего конструктора В.П.Балуева при олимпийском спокойствии самого Павла Сухого. Тут еще припуталась одна бытовая сценка, которая приоткрыла мне глаза на ситуацию в ОКБ и на мое собственное положение здесь.

Тогда МАП выделил несколько квартир в новом высотном доме на Садовом кольце и мне была предложена двухкомнатная квартира на девятнадцатом этаже, окнами на северо-запад, к Зоопарку.

Побывав в ней с женой, мы решили отказаться от нее, найдя ее равноценной нашей, у «Сокола». На вопрос Сухого: «Почему?», я ответил.

– Так выберите себе любую из восьми выделенных квартир, – сказал Сухой.

Я раздулся от гордости, вообразив, будто я уж такой бесценный работник.

Когда же мы с женой облюбовали прекрасную солнечную трехкомнатную квартиру на двадцать втором этаже вместо нашей двухкомнатной, Сухой вдруг неожиданно отказал вообще.

Оказалось, целью этой операции была моя квартира у «Сокола», предназначавшаяся начальнику отдела кадров ОКБ Сухого. Когда же выяснилось, что на нее претендует администрация Яковлева, эта сделка не состоялась.