Где-то во времени. Часть первая. - Anthony Saimski

что ли! Ты же видишь, что мать не успокоиться. Какой в этом смысл? Вы даже друг друга не слушаете! Просто орёте...» На что и получил ту самую фразу.

«Выбирай, с кем ты! Маленькая бездушная скотина! — вновь зазвучал мамин голос. — Ни хрена себе, маленькая. Сто восемьдесят сантиметров роста... Член вон, больше, чем мозги... А почему я вообще должен выбирать? Вы же оба мои родители? Что за идиотская перспектива выбора между тем, какая рука тебе дороже, левая или правая? Было бы хорошо обе сохранить!»

Настроение начало портиться со скоростью падающего самолёта. Старый кафель, запах сырости, обветшалая оконная краска и чёрная плесень по углам. Глухое эхо разбивающейся об пол воды и характерное позвякивание ковшика о тазик и вёдра — всё это угнетало ещё больше. В добавок ко всему очередной приступ озноба пробрал так сильно, что я издал сдавленный мат. Надо было как можно быстрее заканчивать с помывкой. Вытираться, одеваться и идти завтракать с Вовкой и Гариком. Или обедать, чёрт его знает, сколько сейчас времени. А там у нас будет чем заняться. Вернуться за автобусом, помочь старикам. Вот, всё предельно просто и понятно.

Но, неизвестно откуда набежавшие эмоции вовсе не собирались дать мне сосредоточиться. Создавалось такое чувство, будто-то где-то открыли кран с мыслями, которые я загонял куда подальше с того самого момента, как мы совершили первый переход и не смогли найти путь назад.

Чтобы там не происходило, я хотел вернуться домой. К маме и папе. Бабушке и дедушке. В сырую квартиру или в деревню в Казахстане. Чёрт с ним, пусть орут! Может получится их образумить? Обратить внимание на то, что они даже друг друга не слушают. А самое страшное, что даже не пытаются. Или не хотят. А ведь может всё не так плохо, как кажется. А если плохо, то надо что-то с этим делать. Зачем вот это всё устраивать каждый день...

Я сам не заметил, как тихо всхлипнул и только сейчас понял, что давно тру влажные глаза. Почему-то я был уверен, что в них попало мыло. Но это было далеко не так.

— Ну всё, хорош, — тихо приказал я сам себе. — Чего разнылся-то? Парни узнают, двести прозвищ тебе придумают. Тут с портками шуток ещё на месяц вперёд будет... Соберись, Тохан, соберись...

Я стал закругляться с помывкой, стремясь как можно быстрее покинуть холодную душевую. Может быть, одиночество так повлияло на расшатанные нервы и психику? Шутка ли, оказаться в такой передряге. Другие миры, монстры, трупы, автомат...

Впрочем, меня всё равно поразила острота всех переживаемых эмоций. Похоже это было первый раз с момента как мы оказались в другом Челябинске. Именно сейчас я почему-то вспомнил о родителях, с такой щемящей силой, что в пору было действительно забиться куда-нибудь в угол и поплакать. И почему это произошло я не имел ни малейшего представления.

Словно всегда находилась куча дел, которые меня отвлекали от этих важных, должно быть, чувств и мыслей. Неужели именно эта дурацкая подростковая обида, или бунтарский дух, застилали трезвый рассудок радостно увлекая в опасное приключение? Но ради чего? Я будто действительно забывал, что главной целью наших странствий должно было стать возвращение домой. Ведь мы все надеялись на то, что рано или поздно эти переходы между мирами вернут нас в исходную точку пространства и времени. Ведь именно за этим мы и двигались вперёд.

Озноб окончательно завладел телом. Перестало спасать даже частое обливание ковшиком тёплой воды. А Гарик по ходу был прав, рассказывая про то, что мокрое тело теряет тепло в десять раз быстрее. Впрочем, как бы не портилось настроение, нельзя было не признать приятного ощущения свежести. Я быстро ополоснул за собой тазики и согнал струйками воды хлопья грязной пены в сливную решётку, после чего прошлёпал босыми ногами по холодному кафелю и вцепился в большое махровое полотенце, от которого так же пахло затхлым шкафом и валерьянкой.

— Вот так... — протянул я, что было сил вытирая волосы и тело. — К чёрту нытьё! Всё наладится... Всё не так уж и плохо... Всё получится.

Я быстро накинул на шею медальон, невольно чертыхнувшись от прикосновения холодного металла, и стал поспешно облачаться в предоставленные обновки.

На душе было паршиво. Словно там поселился комок какого-то неведомого холода. Я даже сам не мог дать себе внятного ответа на вопрос, а на сколько сейчас действительно всё это было важно? Все эти обиды, поиски себя и своего места в жизни. Вернее, подсознательного ощущения того, что никакого места на самом деле и нет. Если честно, я не понимал, что теперь делать и о чём думать.

По мере того, как я одевался, тело согревалось и вместе с этим приходило странное чувство стыда за ту слабину, которую я только что себе позволил. Стало стыдно за обиду на родителей, за жалость и к себе. Но в то же время появилась полнейшая растерянность от того, что все эти чувства были искренними. Может быть, плохими и неуместными. Может, я действительно был маленькой неблагодарной скотиной?

— Всё, всё, забыли... — протянул я, как положено одевая свитер и накидывая на плечи обдергайку. — Теперь бы побриться ещё...

Я невольно провёл руками по жёстким топорщащимся волосам отрастающей бороды.

— Жаль не успели в магазине ничего такого прихватить до того, как всё началось.

Закончив одеваться, я засунул ноги в грязные кроссовки, невольно подумав о том, что при таком раскладе свежие носки очень быстро придут в негодность. Но с этим я пока ничего не мог поделать, так как сменной обуви попросту не было. Да и не хорошо было приставать с этим вопросом к Маргарите Павловне.

Я подхватил с лавки автомат и, набросив ремень на плечо, направился к высокой двухстворчатой двери, выкрашенной белой краской. Не успел я сделать и нескольких шагов, как раздался робкий стук.

— Можно зайти? — послышался голос Людмилы Ушаковой. — Вы... Ты... Закончили мыться? Мне надо всё забрать.

— Да, да, закончил, — отозвался я, дико обрадовавшись тому, что появился благородный предлог поговорить хоть с кем-то, кроме собственных унылых мыслей. — Заходи.

Скрипнули петли, и девушка проскочила в душевую, бросив на меня быстрый взгляд.

— Я не знал, что тебе скажут тут всё убрать, — живо начал я, поднимая с пола составленную стопку из тазиков, ведра и ковшика. — Скажи куда унести.

— Да я уберу. Можешь здесь оставить.

Людмила быстро