Апельсин потерянного солнца - Ашот Бегларян

своими богатствами. Мальчик удивлялся, как бабушка легко взбиралась на дерево и через несколько минут спускалась с торбой, полной сочных груш или яблок. Ему же, как в своё время своим сыновьям, Кнар советовала быть осторожным во всём и пугала последствиями непослушания: не лазь на дерево — шмякнешься оземь, не лезь в воду — унесёт потоком, не взбирайся на горку — покатишься вниз, не бегай — споткнёшься о кочку… Это, конечно, ущемляло мальчишеское самолюбие, но Армен вёл себя как маленький рыцарь и не перечил бабушке. Да и внушаемые ею страхи не особо действовали на мальчика: в душе он мечтал поскорее подрасти, хотя бы годика на два, и ходить с деревенскими мальчишками охотиться с рогаткой на птичек или ловить в речке рыбок…

Спустя много лет, навестив в военном госпитале раненого внука, состарившаяся, но всё ещё не утратившая живого и наблюдательного взгляда бабушка скажет: «Изгони прочь из сердца страх, а боль сама потихоньку пройдёт». Но Армен с удивлением обнаружит, что, несмотря на огромную боль, страха в сердце вовсе нет. Словно и не было страха даже в тот момент, когда смерть коснулась его, посмотрев в упор, но всё-таки прошла мимо…

Глава 40

Человек, в самом деле, достаточно быстро привыкает ко всему новому, хотя память, порой некстати включаясь в дело, вольно или невольно пытается помешать этому, тормозит и тянет назад, словно стремясь парализовать волю своего хозяина, сбить его с толку, заставить свернуть с выбранного пути.

Несмотря на разные психологические и материальные трудности, семья Алека Багумяна встала на ноги, новая жизнь потихоньку вошла в свою колею.

Харизматичная Элеонора Борисовна быстро завоевала уважение коллег и любовь учеников. Бесконечно преданная своей профессии, она старалась передать детям все свои знания без остатка, и школьники, чувствуя это, искренне хотели учиться, стремились не отстать друг от друга. Вместе с тем Элеонора Борисовна была очень требовательной, проявляла равный подход ко всем без исключения. Ануш, учившаяся в той же школе, не любила, когда мать заменяла их постоянного учителя по географии — к дочке она относилась с особой строгостью, часто вызывала к доске и «мучила», задавая дополнительные вопросы по теме урока. Некоторые учителя даже не знали, что она её мама…

Алек и на новом месте зарекомендовал себя как профессионал с недюжинной энергией и работоспособностью. Ему всё чаще доверяли строительство ответственных объектов, а вскоре выдвинули в главные инженеры. Сам Алек не менялся вместе с новыми должностями, всегда чутко относился к людям, хотя жизнь приучила его к осторожности, заставляя невольно видеть в каждом потенциального предателя. Однако, умудрённый той же жизнью, он прекрасно понимал, что в иных случаях сами сомнения являются изменниками, а потому относился ко всем с изначальным кредитом доверия, что, впрочем, не мешало ему изучать каждого, а иногда и незаметно проверять по ходу совместной работы.

Сын Борис вырос в красивого, спортивного сложения юношу и собирался поступать в физкультурный институт. Атмосфера состоявшихся в Москве XXII Летних Олимпийских игр[71], на которых были установлены десятки мировых и олимпийских рекордов, вдохновила его на завоевание высот собственной мечты.

Ануш же, миниатюрная восьмиклассница-отличница, сильно увлекалась, к удивлению родителей, математикой. Хотя математиков в их роду не было, царица наук настолько покорила девушку, что она твёрдо решила связать свою судьбу с ней.

Вот так жила небольшая советская семья в маленькой горной республике, решая повседневные проблемы и в меру сил осуществляя шаг за шагом свои мечты. Планов на будущее было много, и их претворение в жизнь казалось делом времени. Однако в огромной социалистической империи, несмотря на внешнее благополучие, происходили невидимые большинству тлетворные процессы…

Глава 41

Незыблемое ощущение того, что «Советский Союз — это навсегда», было как у апологетов советской системы, так и у многих её ярых противников. Однако именно это чувство усыпляло бдительность и мешало видеть наметившиеся разрушительные политические, социальные и экономические тенденции в советской империи.

Долгое пребывание у руля огромной страны начисто лишило Леонида Брежнева самокритичности, сформировав в нём некую убеждённость в собственном величии. Дошло до того, что он уже сам награждал себя орденами, медалями и почётными званиями. И тут была своя ложная и порочная логика: человеку начинает казаться, что продолжительное нахождение на высоком посту само по себе является оправданием любых его решений и действий. Пребывать в этом приятном для генсека и крайне пагубном для страны и народа заблуждении помогали Леониду Ильичу «президиумские сидельцы», безудержно восхвалявшие его и целенаправленно формировавшие нечто вроде нового «культа личности». Как и всякое непомерное возвеличивание, всё это было уродливо, но вдобавок ещё и крайне комично: масштаб личности явно не соответствовал размерам культа. Об этом красноречиво свидетельствовали и четыре золотые звезды Героя Советского Союза на, казалось, безразмерной груди Ильича.

Рассказывали (то ли быль, то ли анекдот): однажды Брежнев сказал, что ему, небось, уже пора на пенсию.

«Что ты, Лёня! — стали в один голос заверять засидевшиеся на своих местах члены Политбюро. — Ты нам нужен как знамя. За тобой идёт народ. Ты должен остаться».

И вождь после дружных уговоров «великодушно» согласился остаться. Это был скорее пробный шар на проверку верности и личной преданности. Но в Политбюро люди были тёртые, никто не «лопухнулся».

В обмен на потворство и потакание постаревшему и больному вождю партийные должности стали превращаться в пожизненную награду — в «службу» и в «дружбу». При этом на всех уровнях процветали очковтирательство и обман, воровство и казнокрадство, росли бюрократия и чиновничий произвол…

Конечно, можно было смеяться над детской любовью вождя к разным орденам и медалям. Или снисходительно улыбаться, прислушиваясь к его маловразумительным речам. Или же закатиться в хохоте, наблюдая по телевизору за тем, как любвеобильный старик страстно и с полной самоотдачей осуществляет своё фирменное приветствие (по одному поцелую в обе щеки и финальный — в губы). Говорят, лишь единицам из руководителей зарубежных стран удавалось увернуться от «тройного Брежнева». А вот президенту Югославии повезло меньше всех — от поцелуя у него лопнула губа…

Историки утверждали, что здоровье Брежнева стало ухудшаться после подавления Пражской весны[72], когда он сутки напролёт почти не спал. А нарушение дикции связывали с бесконтрольным приёмом успокаивающих средств.

…Тем временем расслабленный вождь с его прогрессирующим слабоумием, спотыкавшийся на ровном месте не только языком, но и ногами, порой не понимавший, где находится и что должен делать (иногда переводчику приходилось говорить за него), становился объектом бесчисленных весёлых